Аньес Мартен-Люган - Ты слышишь нашу музыку?

— Давай, Янис, — прервал нас Люк. — Не будем терять время.

Я обхватила лицо Яниса ладонями и поцеловала. — Ты, главное, не нервничай, — шепнула я, не отрывая губ от его рта. — Все уже позади.

— Нервничать не в моих привычках.

Он отпустил меня, весело подмигнул и перешел улицу. Тристан, не дожидаясь, скрылся в дверях банка. Минуту спустя Янис с Люком последовали за ним. Мне было страшно: вдруг что-то пойдет не так, Тристан придумает очередную уловку и надавит на Яниса. А еще я боялась, как бы он не рассказал моему мужу, что произошло между нами накануне вечером, не упомянув, естественно, о том, что это было насилие с его стороны. Он ведь не постесняется исказить ситуацию и заставит Яниса принять свою версию. Но даже если Янис ему не поверит, его это глубоко ранит. Стоя здесь, на улице, я ни на что не могла повлиять: партию разыграют эти двое. К счастью, Люк тоже там. Не начиналось ли все ровно так же? Со встречи между Янисом и Тристаном, при участии Люка, готового развести их по разным углам. В моем вздохе смешались страх и облегчение, и я отправилась в кафе к детям и Шарлотте.

Час спустя, когда я отвечала на вопрос сидевшей рядом со мной Виолетты, Шарлотта привлекла мое внимание, похлопав по руке.

— Что?

— Глянь. — Она кивнула на окно.

Я оглянулась. Тристан стоял на пороге банка.

Судя по выражению его лица, он был абсолютно сражен, подавлен, сбит с толку и застыл, как потерянный, посреди тротуара. Его черты были страдальчески искажены, он стиснул кулаки и зажмурился. Потом выпрямился, открыл свои черные глаза и стал смотреть, как мне показалось, прямо на нас. Мне стало страшно, хоть я и понимала, что он не может видеть нас за стеклом кафе. Он глянул на небо, затем вперился в тротуар, и его губы сложились в знакомую кривую ухмылку. Впервые эта его гримаса показалась мне грустной, болезненной, лишенной иронии. Наконец он тряхнул головой, словно прощаясь, и двинулся в противоположную сторону. Я провожала взглядом его темную унылую фигуру, пока она не исчезла за углом. Я подождала еще, и на пороге банка появился Янис в сопровождении Люка. Его лицо победно сияло. Я выскочила из кафе и побежала навстречу. Я следила за тем, как он приближается, и постепенно осознавала, что он не только испытывает радость и огромное облегчение, но и ужасно устал.

— Вот и все.

И все-таки я не могла отделаться от вопроса: наступит ли день, когда страх, что Тристан вдруг объявится вновь, полностью пройдет? Разве он не сказал, что никогда нас не забудет? Янис распахнул руки, я прильнула к нему.

— Как он себя вел? — тихо спросила я.

— Никак. Покорно подчинился, как будто заранее знал, что проиграл. Это было довольно странно. Но теперь все позади.

Пытаясь стереть их из памяти, он перепробовал все, но напрасно. Ему это так и не удалось. Он не забыл его . Не смог забыть и не захотел. Он признал свое поражение, принял его. У него не было выбора. Они оказались сильнее. Он думал, что сумеет отобрать его душу и займет его место, но противник, как выяснилось, был слишком мощным. Эта пара, на которую он нацелился, была неуязвима, он недооценил обоих. А ведь он уже поверил в успех. И подобрался совсем близко к цели, был рядом с ней. Эти двое стали его наркотиком, и он мучительно нуждался в очередной дозе. Дозе их счастья, их улыбок, их любви. Ведь всего этого у него никогда не будет и таким, как они , он никогда не станет. Сегодня приходилось довольствоваться оставленными ему крохами воспоминаний. Поэтому, когда становилось совсем невмоготу, он выслеживал их , гонялся за ними , ему необходимо было увидеть его или ее , хотя бы издали. Они так быстро вернулись к своей привычной жизни, той, что была до него. На это было больно смотреть. А он опять стал таким же прозрачным, невидимым, как раньше. Сейчас он использовал свою прозрачность, чтобы не расстаться с ними окончательно. Он не прекращал слежку, скрывался в тени, подглядывал за ним , за ней , за их детьми. Старший возобновил уроки тромбона, каждую неделю к учителю его водил отец, и он всегда сопровождал их на всем пути до места занятий. Однажды вечером он даже примостился в последних рядах концертного зала, где мальчик выступал. Несколько раз он ловил ее испуганные взгляды, когда она шла одна из своего агентства к метро — в таких случаях она быстро озиралась и ускоряла шаг. У него он тоже обнаружил признаки постоянной настороженности, она становилась особенно заметной в те моменты, когда он покидал стройплощадку. Он частично утратил свою легкость, но это сделало его только мощнее.

Как же он жалел о том, что однажды открыл дверь этого архитектурно-дизайнерского бюро, о котором, кстати, все чаще слышал. По иронии судьбы, сегодня вечером была как раз годовщина той встречи, о чем помнил лишь он один. Стояла такая же прекрасная погода, как год назад в мае, день в день, и сегодня он снова наблюдал за ними через стекло. На этот раз через окно ресторана, где они ужинали с детьми, братом и той, другой женщиной, чье имя он забыл. Они отмечали продажу пресловутой берлоги, он наконец-то стал сам себе хозяином, ни в ком больше не нуждался, добился успеха, к которому стремился, обзавелся надежной репутацией и признанием коллег. За ужином они веселились, им почти удалось вернуть прежнюю беззаботность. Нет, он ошибается, после всего, что произошло, эти двое еще крепче любили друг друга, он и она стали единым целым. Это было отвратительно. То, что он на них обрушил, не уничтожило семью, а, напротив, сделало ее еще сильнее. И что совсем обидно — он помог им стать более зрелыми. Затаившись в своем темном углу, он досадливо усмехнулся и вздрогнул, когда объект его помрачения встал, поцеловал жену и пошел оплачивать счет. Она помогала детям одеться. Мужчина вышел на улицу и закурил, ожидая их. Он хотел было покинуть свое укрытие и поговорить с ним в последний раз, поздравить с победой. Но сумел удержаться и остаться незамеченным. Женщина вышла из ресторана, нежно приобняв детей, ее походка вновь обрела былую легкость, воздушность, она шла, пританцовывая, к мужчине, которого любила, а тот щелчком отшвырнул окурок и повернулся к ней навстречу. Она отпустила детей, чтобы он мог сомкнуть ладони на ее талии. Он поднял жену и повертел в воздухе. Она смеялась, она была на вершине блаженства. Он в последний раз испытал магическое очарование музыки их голосов и смеха, гармоничного полета ее цветастого платья вокруг его ног. Да, в последний раз, ведь он здесь, чтобы сказать им «прощайте». Теперь он исчезнет, начнет все сначала далеко отсюда, это единственный способ излечиться от этих двоих, заставить замолчать их музыку, которая продолжает звучать у него в голове.