Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Невозможно всё сводить к терапии. Что мне, по-вашему, яблок не хватает?

— Важен результат. А кто и что вложил от себя для того, чтобы его добиться… всю свою душу или полдуши… какое нам дело до этого?.. Апельсин не хотите? ― предложил Обри.

Петр задумчиво молчал.

— Зря отказываетесь. А я возьму. Освежает…

Доктор вышел из комнаты, вернулся с блюдом, на котором высилась гора крупных апельсинов. Поставив блюдо на стол, он выбрал апельсин покрупнее, грузно завалился в кресло и с кислым видом стал счищать кожуру.

— Небось с компаньонами переругались?.. Вам чего-нибудь эдакого захотелось… Прав я или нет? — Старик покачал головой. — Вы максималист — каких свет не видывал! Да разве так можно?

— Старая история… Когда мы начинали, когда открывали кабинет, ладили. А теперь — кто в лес, кто по дрова.

— Когда компаньоны грызутся, это всегда объясняется только одним: доходы поделить не могут.

— Не всё так просто.

— Ваши хотят деньжат побольше зарабатывать, а вам дороже честь мундира — так?

— Что я, по-вашему, ненормальный, что ли?

— Нормальный или нет — вопрос не в этом… В какое время мы живем? Посмотрите вокруг!

— Вы правы. Иногда я не могу отделаться от чувства, что за последние годы вокруг что-то изменилось, — согласился Петр. — Люди вроде не те. Всё не так, как раньше. Странно, что этого никто не замечает. Наверное, мы живем в новую эпоху, но сами этого не понимаем.

— Эпоха — это не прихожая… Из одной двери вышел или вытолкали — ввалился в другую. В ваши годы мне тоже мерещилось, что мир не тот, что всё не то, что на пороге — новая эра.

— Вы жили в другое время… Вы сами говорите.

— Да нет, я не о том говорю…

— Иногда у меня бывает чувство, что все мы… как бы это сказать? Что мы находимся в каком-то в простенке, в прихожей ― с двумя дверями, как вы говорите, ― попытался Петр объяснить свою мысль. ― Представьте себе, что в этой прихожей должны обвалиться обе стены. И вот стоишь между ними и не знаешь, какая обвалится раньше, куда первым делом ставить подпорки.

— Если вы уверены, что обвалится, переждите в стороне. Зачем башку-то подставлять? ― по-своему рассудил Обри. ― Кому вы собрались этим удружить?

— Пережидать в стороне можно всю жизнь.

— Да сколько вам лет, голубчик?.. Зарвались вы просто, мой друг! И кто с вами не заодно, кто чего-то там не понимает, на ваш манер, вы того раз — и в черный список.

— Нужно быть ненормальным или полным идиотом, чтобы судить человека за то, что он в чем-то не похож на тебя самого, ― сказал Петр, имея в виду явно что-то другое или пытаясь уточнить неверно высказанную мысль. ― Нет, я никого не осуждаю.

— Идиотом тоже иногда полезно быть. А то потом удивляетесь, что всё у вас кувырком, что вот ― забрались к черту на кулички… к Фаяру!.. и яблоки малюете… Правда не хотите апельсин? ― Обри отобрал на блюде еще один крупный апельсин, вытер его ладонями, поднес к носу и блаженно зашевелил изуродованными ноздрями. ― Надо всегда дорогие покупать ― не ошибетесь…

— По-житейски вы, может быть, и правы. Но мы действительно о разных вещах говорим… — На лице Петра выступила слабая улыбка. — Вот недавно… Мне пришлось защищать в суде одно дело. Бывший легионер надругался над девушкой — таково было обвинение. Мне предстояло обвинение опровергнуть. Малый, конечно, загремел по всем статьям, хотя дело запутанное, сам черт голову сломит. А через месяц… взял и наложил на себя руки… — с живостью стал он рассказывать. — Я даже думаю, что за решеткой таким, как он, внутренне проще, спокойнее, чем на свободе. Кормежка, крыша над головой, работу искать не нужно… Вполне понятно. Есть такой тип людей… Почему он это сделал? Лично я уверен, что просто не выдержал внутреннего разрыва. Перед всеми он негодяй, даже передо мной, ведь я взялся его защищать и таким образом лишил его последней отдушины… Человек не может жить с чувством, что он законченный негодяй. Даже самому падшему нужна зацепка в себе, какой-то край, за который можно ухватиться. В противном случае — пропасть.

— Ну и что дальше? — подстегнул Обри.

— Дальше?.. Получается, что, даже не занося никого в черный список, даже прекрасно понимая, что ход вещей изменить невозможно, вы не можете оставаться в стороне. А пытаясь сделать хотя бы минимум того, что от вас зависит, чтобы не стало хуже, чем уже есть, вы обрекаете человека на мучения… Я сложно объясняю?.. Ну, представьте себе, что вы вынуждены лечить человека, который некогда, в прошлом сделал вам большую подлость, и вы, как врач, не можете отказаться лечить его. Ваш бескорыстный поступок ― это наисильнейший способ воздействия на человека. Если вам удастся такого пациента выходить, то вы ему возвращаете сразу все: здоровье, жизнь, возможность очистить свою душу от чувства вины, от угрызений совести, которые всё равно не дадут ему жить полноценно. Но если не удастся, то он не сможет вернуть вам долга, не сможет ответить вам тем же. Он уйдет на тот свет в адских душевных муках. Мой вопрос заключается вот в чем: если нет надежды на излечение, должны ли мы пытаться лечить?

— Ну и ребусы у вас получаются… Что вам сделал тот человек?

— Потерпевшая — моя племянница.

— И вы стали его защищать?! Против племянницы?.. Ну вы даете… Зачем?!

— Дело не в родственных отношениях… Если уж вы беретесь помогать, то помощь нужна тому, кто слабее, а не тому, кто прав.

— Вот не знаю… Не знаю… — Отложив на стол очищенный апельсин, старик вытер руки о брюки и проговорил: — Вы же прекрасно знаете ответ на ваш вопрос. Конечно — должны! На этом всё и держится.

— Это для нас с вами! А для того человека мир уже ни на чем не держится… Для него он развалился.

— Недавно я влип в одну историю. Очень занятная история, не поверите! ― заговорил Обри после некоторого молчания. ― У одного моего знакомого обнаружили злокачественную аденому простаты. Обходил, бедняга, всех врачей. Ездил, куда мог, лечился, и всё безнадежно. Тогда он приходит ко мне: «Я, мол, им всем не верю. Лечи, если ты мне друг! Но с одним условием: я тебе заплачу за лечение, сто тысяч сразу же, а остальное потом…» Сами понимаете — сделка с дьяволом. Какой врач пойдет на это? Я был против, но в конце концов был вынужден пойти навстречу, и даже деньги решил взять, чтобы ему было легче. Психологический момент в таких ситуациях тоже немаловажен, а интересы больного превыше всего. Деньги я собирался, конечно, отдать потом родственникам, когда он умрет… И лечил его. А через полгода он вдруг встает на ноги. Выкарабкался! Каким образом ― я и сам не знаю. Я предложил ему забрать деньги, которые он мне дал. Он отказывается и ставит меня, естественно, в идиотское положение. На этом всё закончилось. Но потом, что вы думаете, мой больной стал распространять слухи о том, что, дескать, если бы не деньги, он отдал бы концы, что, дескать, такова цена современной медицины… Людская природа непредсказуема. И с той минуты, как уважение к человеку, к человеческой личности, становится точкой отсчета, рациональные домыслы уже ни к чему не приводят… Смотрите! Гармония вокруг нас вроде бы есть. Смысл есть! Всё есть! А в то же время — какая потрясающая бессмыслица во всем! Какая дисгармония! Ведь так? Так… Смотрите, какой апельсин, сочный… А когда заплесневеет?.. Что это доказывает?