Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

Другой половиной ума он тут же, однако, восставал против какой-либо закономерности. Эта половина разрывала все концы. И появлялось неприятно одурманивающее головокружительное ощущение мимолетности, временности и случайности происходящего, что, как всегда, усугубляло чувство оторванности от реального мира.

И всё опять казалось не логичным, непреложным, а как бы просто возможным, вероятным. И простиравшийся у ног ночной вид. И то, что еще утром он находился в Гарне, а теперь вот где-то в горах. И то, что он смотрит отсюда на всё каким-то другим, отслоившимся от реальности взглядом.

Казалось вдруг невероятным, что всё вернулось на круги своя, что он обрел прежнюю свободу. Если, конечно, то состояние бродящего душевного хаоса, который он пытался вогнать хоть в какой-то видимый порядок, можно было называть свободой. Эта свобода казалась ненужной. Она чем-то напоминала пьянство без собутыльника…

Хозяин оказалсяна удивление пунктуален. Ровно в восемь тридцать его зеленый джип со скрипом притормозил на обочине дороги.

Через окно Петр наблюдал, как, насадив на голову кепку, тот спустился к дому. На ходу что-то недовольно рассматривая, хозяин повернул к его половине, намереваясь стучаться, видимо, со стороны террасы.

— Привет отдыхающим! — выкрикнул горец. — Выспались? А то я думал, может, попозже заехать…

— Да это я вам спать не дал вчера, — сказал Петр. — Спасибо за ужин.

— Не за что! — гаркнул тот, уставил на гостя благодарный взгляд белых бесцветных глаз; отчего-то оробев, хозяин поинтересовался: — Значит, у нас вы не в первый раз уже?

— У вас в третий или в четвертый… А в Пасси, наверное, в сотый. И поражаюсь, что всё по-старому. Ничего не изменилось, — объяснил Петр с каким-то тайным наслаждением.

— А что здесь может измениться… — Горец ткнул рукой в пустоту, странным движением передернул спину, словно хотел что-то сбросить с себя, и еще больше сконфузился.

Как и накануне ночью, он был одет во что-то затрапезное: штаны, куртка неопределенного цвета, старые резиновые сапоги и кожаная кепка, которую он считал, по-видимому, немаловажной составной частью своего облачения, что угадывалось по вопросительному выражению его морщинистой, морковного цвета физиономии, хотя выражение голубых, добела выцветших глаз оставалось совершенно неуловимым.

Петр пригласил хозяина подняться.

Взойдя на террасу, тот вдруг расхрабрился и повел гостя по всей квартире, показал электрощит, объяснил, как менять пробки и как регулировать отопление, хотя Петр и пытался заверить его, что летом топить нет нужды.

— А берем мы, значит, тысячу двести в неделю, — сказал горец, когда они вернулись на кухню. — Без электроэнергии.

— Я выпишу чек, — сказал Петр. — Сразу же, если хотите.

— Потом выпишете. Со счетчиком всё вместе подсчитаем. Если в овощах будет нужда, могу завозить. Салат есть, морковка, яйца… А хотите, курочку могу это… зарезать. Да и кролика… — Он уставил на гостя испытующий взгляд. — А послезавтра я собираюсь наверх съездить, за озеро, знаете?.. Если есть желание, могу прокатить… с ветерком. Небось не были ни разу?

— Был как-то раз, — ответил Петр.

Хозяин не смог скрыть своего разочарования.

— Спасибо за приглашение, — поблагодарил Петр. — У меня пока нет планов, но если могу вам позвонить насчет поездки… завтра, например…

— Можете позвонить, — буркнул горец и, тут же распрощавшись, гремя через пороги сапогами, отправился на улицу…

День хотелось начать с чего-нибудь привычного. Съездить в Пасси за покупками для дома? Или, еще лучше, сразу подняться на плато или даже поехать вниз, в Салланш? Там же, в Салланше, можно было и пообедать. Но в то же время совсем не хотелось попасть в толпу, в уличное движение, а в августе этого было не миновать. И он решил начинать с малого, с конкретного.

Во-первых, забыть о кабинетных делах и никуда не звонить, никого ни о чем не предупреждать. А просто-напросто ехать завтракать, да не куда-то, а в ближайшее кафе на плато д’Асси. После завтрака купить, если удастся, ботинки для ходьбы; без подходящей обуви соваться в горы всё равно бессмысленно. Купив ботинки, можно было сразу же подняться в горы и предпринять пешую прогулку как раз в ту сторону, куда хозяин приглашал через день прокатиться на джипе. Горная дорога, поднимавшаяся вдоль Антернского ущелья, доходила до высокогорной базы, где готовили простенькие обеды. На ходьбу в одну сторону могло уйти часа два или три, а с передышкой в час вся прогулка могла занять шесть или семь часов…

На плато за два года тоже ничего не изменилось. Почтовое отделение, безлюдная главная улица, уродливый бетонный монумент, инсценирующий не то вакханалию, не то коллективное совокупление акробатов, глядя на который совершенно невозможно было понять, как он мог стать предметом гордости местных жителей и значиться во всех туристических путеводителях как главная достопримечательность коммуны или что-то в этом роде; знакомые витрины магазинов, по которым невозможно определить, открыты они или закрыты, круто обрывающиеся в стороны боковые улочки, чистый прозрачный воздух, давящая на уши тишина, распахивающиеся во все стороны виды на исполинские горные массивы… — всё здесь казалось воздвигнутым на веки вечные, и всё поражало безмятежной отрешенностью от реальности суетного мира, который поджидал, казалось, где-то рядом как какой-то злоумышленник, выгадывая подходящий момент, чтобы навалиться на зазевавшегося, чтобы разом всё это поглотить и превратить в свой придаток.

Петр позавтракал в знакомом безлюдном кафе, разглядывая безлюдную улицу. После завтрака в одном из магазинов он приобрел дешевые горные ботинки (других просто не было), шерстяные носки и холщовые брюки с карманами вдоль штанин, по дороге к машине заглянул в небольшой супермаркет, но, не зная, что купить, ограничился бутылкой виски. В машине переодевшись, он выехал из поселка по направлению в горы и, минуя знакомые окрестности санаторной зоны, стал подниматься в направлении Зеленого озера.

На высоте, когда потянулась последняя полоса смешанного леса, сразу же посвежело. Узкое шоссе, обнесенное высокими насыпями, проделывало всё более частые витки, и следующие один за другим виражи становились настолько крутыми, что немело в затылке и нога поневоле отпускала педаль акселератора, хотя машина едва ползла по дороге на второй скорости.

Он миновал голую пустошь плато, где в зимние месяцы работала лыжная база, спустился по извивающейся лесной дороге к ее последнему отрезку, который тянулся изгибами уже по краю ущелья, и, обогнув постоялый двор, — оборотистый пастух переоборудовал пастушью хибару в питейное заведение, — где из-за деревянных столов на него, как и на всякого новоприбывшего, дружно глазело множество по-походному разодетого люда, вырулил на стоянку для легкового автотранспорта. Дальше проезда не было…