Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Почему ты так распух? Ты посмотри на себя… Ты же на евнуха стал похож! Что ты сидишь, как воды в рот набрав?

— От еды… Так кормят… И двигаюсь мало, — ответил Мольтаверн.

— На работу попросись.

— В предварительном заключении это невозможно.

Петр опять замолчал. Он и сам это прекрасно знал, просто вдруг упустил из виду.

— Потом попрошусь… уже после… — добавил Мольтаверн.

— После чего?

— После суда.

— Если я тебя правильно понимаю, ты собрался сидеть за решеткой, так?.. Тогда позволь задать тебе другой вопрос: надолго ты планируешь загреметь?.. Я хоть буду знать, на что мне рассчитывать.

Мольтаверн не повел и глазом.

— Какого черта я тут нянчусь с тобой? Ты встань на мое место! — Поднявшись из-за стола, Петр вымеривал шагами бокс. — Леон, послушай меня… Мы должны с тобой договориться кое о чем… Мы должны хоть в одном до конца понимать друг друга… Нам нужно поставить перед собой одну общую цель и добиваться ее, верить, что она достижима… Ты понимаешь меня? Да или нет?

— Да, понимаю.

— Если понимаешь, то будь мужчиной, держи себя с достоинством! Я тебе говорил, что ничего не могу тебе обещать. Но у меня есть серьезные основания надеяться на то, что мы своего добьемся. Или ты меня за болтуна принимаешь?

— Да ладно вам…

— Что — ладно?

— Не надо меня успокаивать! Я ко всему готов…

— Вот эту готовность я прошу тебя вырвать из своих мозгов! С корнем! Посмотри на себя! На кого ты стал похож?! Ну на кого, по-твоему? На рецидивиста!.. Поверь мне, не ты первый, не ты последний. Присяжные, перед которыми тебе придется бледнеть и краснеть, не таких повидали на своем веку…

— Я и есть рецидивист, — заметил Мольтаверн, ухмыляясь.

— Ну вот что… Хамить ты — мастер, это я давно понял… — Петр что-то быстро про себя взвесил. — Но теперь ты должен быть готов выполнить то, о чем я тебя попрошу… Ты должен втемяшить себе, вбить себе в темя, что ты невиновен… Да! Невиновен! Даже если ты в этом сам сомневаешься. Без этого ничего не получится, ты понимаешь? У тебя на лбу должно быть написано: невиновен!

Стараясь перебороть наворачивающуюся на губах улыбку, Мольтаверн замер, не отрывал глаз от стола, понимая, по-видимому, что любой реакцией навлечет на себя новую бурю негодования.

— Я тебя попрошу сделать одну вещь. Когда будешь в камере, возьми фломастер и напиши на бумаге: «Я невиновен!» С восклицательным знаком! И повесь у себя над кроватью. У тебя есть фломастер?

— Скажете тоже… Подумают — крыша поехала… Я же не один в камере. Ведь не в гостинице живу…

— Хорошо, не обязательно вывешивать листочек на стену. Но ты можешь держать его где-нибудь под рукой, а перед сном смотреть на него и думать, почему ты невиновен. А еще лучше, напиши на бумаге то, о чем ты думаешь. Это тебе очень поможет. Да и мне заодно…

Подойдя к столу, Петр вынул из портфеля фломастер, бумагу, швырнул всё Мольтаверну в руки, спросил, сможет ли он пронести через контроль купюру в сто франков.

Заручившись положительным ответом, он всунул Мольтаверну деньги в кулак, пообещал приехать во вторник и вызвал конвоира…

В тот же день, около пяти часов, архитектор Форестье, находившийся на улице перед воротами своего дома, — он только что привез от брата дрова, уже успел перегрузить их к себе во двор и выметал оставшийся перед оградой мусор, — стал свидетелем озадачившего его происшествия.

Со стороны шоссе на аллею въехал грузовой фургон. Фургон остановился посреди дороги, и из кабины вылез молодой рослый негр.

— Я извиняюсь! Здесь где-то адвокат живет, вы не подскажете? — Разразившись внезапным хохотом, водитель пытался прочитать на клочке бумаги фамилию, но лишь коверкал ее до неузнаваемости.

Форестье указал на ограду за стоянкой для машин и поинтересовался:

— Зачем он вам нужен?

— Секрет фирмы! — гаркнул негр и, вновь разразившись хохотом, направился к кабине. — Спасибо большое!

Развернув фургон, весельчак негр подогнал его задним буфером к указанным воротам и позвонил в калитку.

Вертягин был дома. Выйдя к воротам, он принялся помогать что-то выгружать. Форестье наблюдал, как вдвоем с доставщиком они начали вносить в дом какие-то белые щиты и высокие деревянные каркасы, упакованные в пузырчатый целлофан.

Архитектор приблизился к фургону, намереваясь чем-нибудь помочь, но застал Вертягина уже в гостиной.

Комната была освобождена от мебели. У окон остался один диван. И окна, и дверь в сад — всё было распахнуто настежь. Пылающий ярким пламенем камин гудел из-за сильной тяги.

— Это что у вас тут за переворот? — спросил Форестье, глядя с удивлением на составленные вдоль стены панно, и вдруг понял, что перед ним обыкновенные холсты для живописи.

Петр ответил молчанием. Форестье, еще более озадаченный, подошел к холстам, с видом знатока провел рукой по ребру высокого подрамника, из которого выступали черные шляпки обивочных гвоздей, хлопнул по натянутой полости ладонью, на что холст ответил низким барабанным гулом.

— Вот это я называю качеством, ничего не скажешь. Это для кого?.. Пэ, ты никак картины писать собрался?! — вдруг догадался Форестье; пораженный собственным выводом, архитектор добавил: — А такие большие почему? Да-а, вот это новость… Поздравляю… Такое дело надо обмыть! Да, Пэ, удивишь так удивишь… Я у тебя газонокосилку вчера позаимствовал, ты видел?

Следом за негром-водителем, который вернулся в гостиную с двумя голыми подрамникам, на пороге появилась Элен Форестье. Обняв себя за локти, она неуверенно поздоровалась и вопросительно уставилась на мужа.

— Вот это сюда лучше поставить… — Петр показал доставщику на еще не занятое место у другой стены, ближе к камину. — А рулон можете оставить на входе. Я сам занесу.

— Пэ решил заняться живописью… — прокомментировал Форестье, как только доставщик удалился из комнаты. — Ну что я могу тебе сказать, Пэ… Ты прав! Я считаю, что если уж браться за такое дело… Или сегодня, или уж никогда. Десять лет назад я очень увлекался. Всё думал, найду время, займусь по-настоящему. Но радости семейной жизни поглотили с потрохами… А, Элен?.. Ты прав! — повторил Форестье и энергично кивнул головой.

— Ты, Жак, как пьяный, — сказал Петр. — Он не заболел, случайно?

— Опять с братом поругался, — вздохнула Элен Форестье.

Форестье сел на диван, свесил кисти рук между колен и, безвольно сутулясь, произнес:

— Дай-ка выпить чего-нибудь…

Петр постоял в раздумье посреди комнаты, прошел в свой кабинет и вернулся с бутылкой виски и стаканами, которые поставил перед Форестье на стул.

— А с кабинетом что, ты завязал? — спросил Форестье.

— С чего ты взял?

— Да как-то… — Стараясь не смотреть на жену, Форестье отмерил себе щедрую порцию виски, отхлебнул, поморщился и добавил: — Как-то всё же грустно… Как хорошо мы жили раньше, Пэ! Что с нами происходит?