Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

Ночью, в темноте, поседевшие волосы Клары снова становились черными. Она рассказывала ему все без утайки: про Гришу, Калмана, Смирнова, Миркина. А исповедавшись, предавалась греху с новой силой. До чего же непонятна человеческая природа! Что не нравится при свете, нравится в темноте. Ревность становится источником наслаждения. Распущенность разжигает страсть. Он расспрашивал ее, выпытывал каждую мелочь, а она даже преувеличивала. И он платил ей той же монетой — ведь и она хотела все знать о его похождениях, о Сабине, второй жене Лизе и других женщинах, которые у него когда-то были, даже о деревенских девках в имении Радзивиллов и проститутках, к которым он захаживал с приятелями-студентами, когда учился в Киевском университете. Они целовались, клялись друг другу в любви и говорили, пока разговор не пришел к тому, к чему неизбежно должен был прийти. Смогут ли они дальше жить друг без друга? Неужели им опять придется расстаться, чтобы умирать от одиночества? Клара высказалась ясно: если Александр смог уйти от Сабины, то почему не сможет уйти от своей венгерской простушки? Если Сабина нашла себе другого мужа, то почему Лиза не найдет? Пусть Александр оставит ей дом с кабинетом и уйдет к ней, Кларе. У нее есть кое-какие деньжата, украшения, и сын поможет в крайнем случае. Александр может стать врачом где-нибудь в Калифорнии, Аргентине, Южной Африке, даже во Франции или Италии. Для них открыт весь мир. В конце концов, у них же дочь! Чем прятаться в этой дыре, среди болот и диких зверей, лучше счастливо жить, ни от кого не скрываясь. «Любимый, сколько нам еще осталось? Давай проведем остаток жизни вместе. Разве это хуже, чем бессонными зимними ночами умирать от желания и тоски? В рай за свои мучения мы все равно не попадем…» Клара говорила сквозь слезы, прижимаясь мокрым лицом к груди Александра. Она сказала вслух то, о чем он и сам думал. Он опять сделал ошибку. Лиза холодна как лед, лежать с ней в постели — наказание. Но она заботится о ребенке, постоянно думает о хозяйстве, горшках, белье, деньгах. Первое время Ципкин и Лиза с трудом понимали друг друга, он говорил с ней на ломаном немецком. Потом они перешли на выученный английский — язык без аромата, без вкуса, без ассоциаций.

Ципкин пытался разобраться в себе, понять, почему его так тянет к Кларе. Сабина и Лиза — его законные жены, Клара — любовница. Она уже не молода, но не утратила привлекательности. В ней сочетаются дерзость и какая-то мистическая святость, она способна пробуждать чувства. Она умеет быть серьезной и ироничной. Может прикинуться глупенькой и наивной, как пятнадцатилетняя девочка. Она все время болтает, мешая русский, польский и еврейский, рассказывает небылицы о себе, о других женщинах, о мужчинах, которые ее домогались, и своих давних девичьих мечтах. Даже к разговорам о смерти она способна добавлять чувственность. Когда она умрет, то оставит Александру в наследство жемчужное ожерелье, и он наденет его на шею той, которая ее заменит. Клара взяла с него слово, что он не будет долго о ней грустить, но как можно скорее найдет себе другую… Ципкин не мог понять, почему его так возбуждает эта болтовня. Однако что известно медицине о нервной системе и силах, пробуждающих симпатию или антипатию между полами? Она разжигала в нем желание, которое он не мог преодолеть. Предательница, седая ведьма с камнями в желчном пузыре ненадолго вернула ему молодость. Но может ли он ради Клары второй раз оставить семью, может ли ей доверять? Обещания, которые они друг другу дают, это всего лишь часть их игры. Они оба знают, что их клятвы невыполнимы. Они опьянены ласками и поцелуями, но за этим опьянением прячутся трезвое недоверие, легкомыслие и досада, которым нет оправдания.

Ночью прошла гроза. От раскатов грома дребезжали оконные стекла, ветер завывал в каминной трубе. Ципкин сравнивал себя с Робинзоном Крузо, который после кораблекрушения оказался на необитаемом острове и вдруг встретил там Шахерезаду. Но буря не будет длиться вечно, Шахерезада скоро расскажет все свои сказки. Нет, Ципкин не собирался бросать дом, за который уже выплатил кредит, верную жену и сына, названного Биллом в честь деда Бериша, чтобы со своим медицинским дипломом и этой старой авантюристкой пуститься в странствия по Америке. Он еще не забыл те месяцы в Париже, когда Клара вернулась в Варшаву, а он, Ципкин, без гроша в кармане болтался по бульварам и хлебал жиденький супчик в бесплатной столовой Израильского альянса.

— Если не хочешь на мне жениться, пусть я буду твоей наложницей, — твердила Клара. — Неужели я даже этого недостойна? Я ведь мать твоего ребенка.

— Клара, дорогая, это Нью-Йорк, а не Стамбул. Здесь нет гаремов.

— Да при чем тут гарем? Сниму жилье, а ты будешь приходить, когда сможешь. И пусть мне кажется, что я в Варшаве. Такова уж, видно, судьба моя несчастная.

— Значит, остаться тут хочешь?

— Я сама не знаю, чего хочу. Что мне в Варшаве делать? Я там поедом себя ела, места себе не находила. Здесь, по крайней мере, буду знать, что ты где-то рядом. Не сможешь каждый день приходить, так хотя бы пару раз в неделю или когда захочешь.

— К сожалению, у меня мало времени.

— Насколько мало? Ты же к своей жене веревкой не привязан. От Сабины ты ко мне бегал. Почему мне так не везет? Если не Сабина, то Лиза, если бы не Лиза, то еще что-нибудь. Что за жизнь проклятая!

Клара плакала, а Ципкин целовал ее мокрые глаза. К утру ливень прекратился, но небо не прояснилось. Густой, белый как молоко туман окутывал деревья, клубился над кустами, разливался у горизонта, как море. Отойди от дома на десяток шагов — и потеряешься. Ципкин два дня не брал в руки книгу, а теперь ему захотелось почитать. Он устал после бессонной ночи, голова раскалывалась, болели суставы. Ципкин чувствовал себя слабым, как после тяжелой болезни. В Нью-Йорке он никогда не ложился днем, но сейчас ему хотелось прилечь. Он зевал и потягивался, мысли путались. Да, с Кларой хорошо, он много лет по ней скучал. Но она тоже не помолодела, выглядит неважно, под глазами фиолетовые круги, на лице морщины. Это заметно особенно с утра. Она попыталась что-нибудь приготовить, но оказалось, печь на кухне сильно дымит. В шлафроке и домашних туфлях, накинув на плечи пальто Ципкина, Клара бродила по дому. Все романы в книжном шкафу оказались дешевой бульварщиной, и Ципкин взял книгу об оккультизме. Сначала было скучно, но понемногу он вчитался. Неужели в этих рассказах о спиритизме есть хоть малая толика правды? Если да, то это переворачивает все научные концепции. Все истории в книжке были рассказаны «свидетелями» и начинались одинаково: некто до поры до времени был противником спиритизма, но потом увидел истину своими глазами и больше не может ее отрицать. Ципкин прочитал о медиуме миссис Б. Когда она входила в транс, из нее начинал говорить индеец племени сосквеганна. Он говорил мужским голосом, с акцентом и типичными для индейца ошибками в английском языке. Давно умерший вождь читал мысли и предсказывал будущее. Но столь всеведущим был не только этот мертвый индеец. Ему не уступал круглый деревянный столик: он выстукивал ножками ответы на любые вопросы, которые ему задавали. На сеансах из темноты всплывали призрачные лица, вспыхивали огоньки, в комнате дул холодный ветер, слышался трубный звук. Невидимая рука передвигала предметы, а иногда в шутку хлопала кого-нибудь по спине или дергала за ухо. Ципкин поморщился. Неужели эти суеверия до сих пор живы? Он вспомнил, что слышал похожие истории в поместье Радзивилла, от крестьян и даже от родителей. В одну девушку вселился дибук. Он читал наизусть Талмуд, издевательски перевирая слова, и выводил на чистую воду мужчин и женщин, рассказывая об их тайных грехах. Его пытались изгнать звуками бараньего рога, огнем и амулетами, но нечистый только хохотал. Слабая девушка легко, будто перышко, поднимала камень, который не могли поднять трое мужчин, и катала его по всему телу… «Зачем людям эта ложь? — удивлялся Ципкин. — И почему эти выдумки так однообразны?»