Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

— Мам, ты только посмотри на себя!

— Что такое?

— Ты вся измазалась.

— Ничего, вытрусь, не устраивай тарарам. Вон, у самой все пальцы в чернилах.

— Ты так смешно выглядишь!

— Ничего смешного, на кухне испачкаться недолго. Куда-то собираешься? — повернулась Шайндл к Азриэлу.

— Надо пройтись немного. А то голова всякой ерундой забита.

— Всегда говоришь «пройтись немного», а возвращаешься в час ночи. Я тоже сегодня из дому не выходила.

— Ну, пойдем вместе.

— Сам знаешь, мне некогда, никуда я не пойду. Потому и зовешь.

— Зачем ты так говоришь?

— Ладно, ладно. Когда вернешься? Перед дворником неудобно, каждую ночь его с кровати поднимаешь.

— Ты же знаешь, что это не так.

— Так, так. Можешь у детей спросить.

— Ни у кого я спрашивать не буду. Дети, спокойной ночи.

Он быстро спустился по ступеням и стремительно зашагал по улице. Миновал Пшеязд, Пшеходнюю, прошел через ворота и очутился на Граничной. Из Саксонского сада долетал аромат отцветающей сирени. На улицах пахло конским навозом и гнилыми фруктами. Несмотря на позднее время на рынках и в заезжих дворах еще суетились, нагружали телеги и платформы. Дилижансы забирали припозднившихся пассажиров. На Крулевской и Маршалковской разом вспыхнули электрические фонари. Этот район Варшавы уже выглядел совсем по-европейски. Проезжали конки с открытыми летними вагонами, позвякивали колокольчики, гремели на стыках колеса. Кондукторы продавали билеты. Рабочий в красной шапке ломом переводил стрелку. Жельная — опять темно и тихо. Вдруг Азриэл увидел у ворот Ольгу. Она стояла с таким видом, словно его ждала. Он кинулся к ней.

— Что ты тут делаешь?

Она улыбнулась.

— Тебя жду, разумеется.

— Мы сегодня свидания не назначали.

— Знаю.

— Я давно подозревал, что ты колдунья.

— Вышла прогуляться немного и вдруг почувствовала, что ты придешь.

— Ничего себе. Странно. Значит, и правда есть люди, которые могут читать чужие мысли.

— Есть. Я это с детства умею.

Только сейчас он заметил, что на ней новое платье и она выглядит совсем молодой, элегантной, почти богатой.

— Что это с тобой? Двадцать пять тысяч выиграла?

Она таинственно улыбнулась.

— Если б захотела, выиграла бы и больше.

— Что-то ты сегодня загадками говоришь.

— Да.

Немного помолчали, потом он спросил:

— Хочешь прогуляться или к тебе пойдем?

— Давай прогуляемся.

Она взяла его под руку. На ней были белые перчатки. Ее ладонь легко легла на его локоть, и у Азриэла появилось странное чувство, что сейчас она соскользнет… Они направились к Крулевской. Прошли по Пружной и оказались возле Саксонского сада. Им всегда было о чем говорить, но в этот раз они шли молча, будто готовились обсудить что-то очень важное. Азриэл даже слегка смутился. Вместо того чтобы зайти в ворота, Ольга остановилась у ограды и прислонилась к каменному основанию, из которого торчали кованые железные столбы. Теперь Азриэл рассмотрел ее получше. Она никогда не была такой интересной и загадочной, как сейчас. Ольга улыбалась, в глазах светилась незнакомая радость, которая к нему, Азриэлу, не имела никакого отношения. Ему стало тревожно на сердце. Вдруг он понял, что скоро ее потеряет, хотя не представлял, как это произойдет.

— Ну, что случилось?

Ольга тут же стала серьезной.

— Сегодня мы должны принять решение. Тебя это тоже касается.

— О чем ты?

— Валленберг сделал мне предложение.

— Какое предложение? Замуж выйти за него?

— Да.

Молчание затянулось. Азриэл почувствовал, что краска приливает к лицу. Было в их разговоре что-то непристойное, попахивало бульварным романом или письмовником. Сердце екнуло. Вдруг Азриэлу стало немного нехорошо.

— Как это произошло?

— Внезапно. Сама понять не могу.

— Ну да.

— Я должна дать ответ.

— Когда?

— Завтра.

Азриэл промолчал. Сделал движение, чтобы освободить руку из Ольгиных пальцев. Она крепче вцепилась в его рукав, но сразу же выпустила. Азриэл тоже прислонился к ограде, посмотрел на дом напротив. Вдруг понял, что за беспокойство мучило его в последние дни, не давало уснуть, сосредоточиться. «Как я сразу не догадался? — удивился он. — Знал же, что Валленберг ей диктует…» Он смотрел на окна второго этажа, на тени, которые двигались за гардинами. Мужчины, женщины. Что они там делают? Танцуют? Женщина, которая стояла с ним рядом, вдруг стала совершенно чужой. Настолько чужим может стать только близкий, родной человек, который оставил тебя, предал. Только тот, кто может все дать и все забрать. Азриэлу захотелось повернуться и уйти. Но, секунду подумав, он решил сохранить гордость и спокойствие, не устраивать сцен, как тот пациент, что подсматривал за бывшей возлюбленной в замочную скважину. Он, Азриэл, не намерен унижаться перед женщиной, которая кокетничает с ним, собираясь замуж за престарелого миллионера. И так все потеряно, лишь бы только достоинство сохранить. Неожиданно на душе стало легко, как бывает, когда разрешаются все вопросы.

— Ну, что молчишь? — спросила Ольга.

— А что сказать?

Она кашлянула.

— Пойдем. Ты много чего мог бы сказать. Ты не думай, что я всегда тебя обманывала. — Вдруг ее голос дрогнул. — Я ведь не такая…

— Теперь я не знаю, какая ты.

— Я та же самая, девушка из Литвы, — неожиданно сказала она по-еврейски. — Любовь — это для меня не шутки. — Она снова перешла на польский. — Я ждала тебя у ворот. Стояла и ждала, что ты придешь. Мысленно звала тебя. Всей душой звала, потому ты и услышал.

— А зачем звала? Чтобы я тебе компанию составил?

— Ты знаешь его, знаешь, как он богат и влиятелен. Но если ты хочешь на мне жениться, я скажу ему «нет». Он замечательный человек, он может нравиться, но мое сердце отдано тебе. Я ясно говорю?

— Да, ясно.

— Не могу я всю жизнь оставаться чей-нибудь любовницей. — Последнее слово она сказала по-русски. — Это не нужно ни мне, ни детям.

— Понимаю.

— Ты при каждом удобном случае говорил, что никогда не разведешься с женой. А мне что? Всю жизнь играть эту унизительную роль?

— Ничего унизительного.

— Это для тебя ничего. Дети взрослеют, Наташа уже все понимает. Сколько мне скрываться? И Ядзя все видит. Недавно твой волос на постели нашла.

— Ты права.

— Господи, сказали бы мне раньше, что я на такое способна, ни за что бы не поверила. Если бы кто-нибудь сказал Андрею, что я буду так себя вести, он бы его убил на месте. Это противоречит моей натуре, воспитанию, всему, во что я верю. Я далека от всякого фанатизма, но любовь для меня — это святое, самое святое. Делить любимого с другой женщиной… Господи, сама не понимаю, как я до этого докатилась. Будто это не я.

— Чего ты хочешь, конкретно? Что я должен сделать? — спросил Азриэл. — Моя жена на развод не согласится, да и я не могу.