Ирвин Уэлш - На игле

Меня и Бегби пригласили на совершеннолетие Гиб-бо. Это было серьезное мероприятие, надо было подтвердить явку и обязательно прийти с дамой. Я взял с собой Хейзел, а Бегби взял свою подружку, Джун. Джун была сильно не в духе, но старалась этого не показывать. Бегби предложил встретиться в пабе на Роуз-стрит. В этом весь Бегби — только законченные мудаки, обсосы и туристы чувствуют себя как дома на Роуз-стрит [10] Пешеходная зона в Новом городе Эдинбурга. .

У нас с Хейзел странные отношения. Мы встречаемся уже четыре года, но не подряд, а какими-то накатами. Мы хорошо уживаемся друг с другом, но как только я начинаю привыкать к Хейзел, как она исчезает. Хейзел со мной удобно, потому что она так же обломалась по жизни, как я, но только вместо того чтобы с этим разобраться, она это изо всех сил отрицает. Правда, обломал её секс, а не наркотики. Мы с Хейзел почти никогда не занимаемся сексом. Это потому, что я обычно удолбан и не интересуюсь подобными глупостями, а Хейзел всё равно, потому что она фригидна. Говорят, что нет фригидных женщин, есть только неумелые мужчины. В каком-то смысле так оно и есть, и я буду наглым пидором, если стану утверждать, что добился выдающихся результатов в постельном спорте — достаточно только вспомнить, сколько лет я не слажу с иглы, чтобы все вопросы сразу отпали.

Дело в том, что, когда Хейзел была ещё совсем маленькой, её оттрахал собственный отец. Она мне сказала об этом как-то раз, когда ей было совсем херово. Утешить я её не мог, потому что мне в тот миг было ещё херовей, чем ей. Когда я попытался поговорить с ней об этом позже, она не поддержала тему. Короче, после той истории секс для неё превратился в сплошной кошмар. Так что вся наша сексуальная жизнь тоже оказалась сплошным кошмаром. Она динамила меня целую вечность, прежде чем всё же позволила трахнуть себя. Я делал то, что полагается делать в этих случаях, а она, сжавшись в комок и вцепившись пальцами в матрас, только скрипела зубами. Попытку пришлось прервать на середине. С тем же успехом я мог пытаться оттрахать доску для серфинга. Никакие интимные ласки не помогали — вместо того чтобы расслабиться, Хейзел напрягалась ещё больше, пока её не начинало тошнить на самом что ни на есть физическом уровне. Я очень хочу верить, что в один прекрасный день она встретит мужчину, который решит её проблемы. Ну а мы с Хейзел заключили странное соглашение: мы будем вместе только в социальном смысле — звучит напыщенно и глупо, но как иначе скажешь? — чтобы посторонние считали нас нормальными. Это скроет от всех и её фригидность, и мою героиновую импотенцию. Моя мать и отец тащатся от Хейзел, они спят и видят её в роли снохи. Если б они только знали… Как бы то ни было, я взял Хейзел на эту вечеринку.

Бегби начал нажираться задолго до нашей встречи. Вид у него, невзирая на вечерний костюм, был какой-то грязный и потасканный, как у последней шпаны, в частности из-за того, что из-под манжет и воротничка виднелись татуировки. У меня возникло ощущение, словно татуировки выползли на свет, недовольные тем, что их прикрыли от посторонних взглядов.

— А вот, бля, и Ренточка собственной персоной! — громко проскрежетал он.

В выборе выражений Бегби никогда не был особенно разборчив.

— Как дела, куколка? — обращается он к Хейзел. — Выглядишь сегодня просто охуительно. Посмотри на этого говнюка. — Тут он показывает на меня. — Стиль… — добавляет он загадочно и сразу же разъясняет: — Абсолютно бесполезный по жизни пидор, но у него есть стиль. У него есть мозги. У него есть класс. И тут мы с ним — одного поля ягоды.

Бегби всегда находит в друзьях воображаемые добродетели, которые затем бесстыдно приписывает и себе.

Хейзел и Джун, которые едва знакомы друг с другом, мудро завязывают свою женскую беседу, оставляя меня наедине с Генералом Франко. Внезапно я осознаю, что уже давненько не пил с Бегби один на один, что рядом всегда находился ещё кто-нибудь, чтобы разрядить ситуацию. Я впадаю в панику.

Чтобы привлечь мое внимание, Бегби тыкает меня локтем под рёбра с такой силой, что любой, кто не знает, что мы дружбаны, принял бы это за приглашение к драке. Затем он начинает рассказывать о каком-то жутко кровавом фильме, который он недавно смотрел на видео. Он разыгрывает у меня на глазах целые сцены оттуда и демонстрирует на мне приемы карате, удары ножом и прочую фигню, а завершает эту демонстрацию тем, что хватает меня за горло и принимается душить. Его пересказ фильма длится раза, в два больше, чем сама картина. У меня точно будет наутро несколько синяков, а ведь я ещё даже не напился.

Мы пьём в баре на галерее, и тут наше внимание привлекает толпа каких-то отморозков, которые вваливаются на первый этаж паба с шумом и криками, пытаясь запугать всех прямо с порога.

Они чем-то похожи на Бегби, а я ненавижу гондонов вроде Бегби. Гондонов, которые готовы молотить бейсбольной битой любого мудилу, который не похож на них: черножопых, гомиков и всех в этом роде. Вонючие неудачники из страны неудачников. Мне не нравится, когда англичан обвиняют в том, что они захватили нас. Я не испытываю никакой ненависти к англичанам. Они ведь жалкие дрочилы. Выходит, нас захватили жалкие дрочилы. Мы даже не смогли найти оккупантов из какой-нибудь приличной, здоровой, энергичной страны. Куда там — и вот теперь нами правят изнеженные пидорасы. И что из этого следует? А следует из этого то, что мы хуже последнего дерьма, что мы — срань земли, что мы — самое жалкое, рабское, ничтожное и презренное говно, маравшее собой поверхность этой планеты. Я не испытываю никакой ненависти к англичанам. Они просто подобрали то, что на дороге валялось. А вот шотландцев я ненавижу.

Тут Бегби начинает разоряться на предмет Джулии Мэтьесоп, к которой он когда-то неровно дышал. Джулия же терпеть не могла Бегби. А я всегда любил Джулию — может быть, именно поэтому. Она была клевая телка. Когда у Джулии уже нашли ВИЧ, она родила ребенка, но ребенок, слава тебе Господи, родился здоровым, без вируса. Из роддома Джулия отправилась домой с ребенком в сопровождении двух парней, одетых в костюмы вроде тех, что носят на атомных электростанциях — шлемы и всё такое. Это ведь было ещё в 1985 году. Легко догадаться, что последовало. Соседи всё увидели, пришли в ярость и решили выжить её из дома. Стоит на тебе появиться этому клейму — и тебе конец. Особенно если ты — мать-одиночка. Угрозы следовали за угрозами, у Джулии случился нервный припадок, а при её повреждённой иммунной системе этого хватило, чтобы ВИЧ перешёл в СПИД.

Джулия умерла на прошлое Рождество. Хоронить её я не пошёл, потому что лежал в это время у Кочерыжки в норе на матрасе в собственной блевотине и не мог даже пальцем пошевелить. Мне стыдно, потому что мы с Джулией действительно были друзьями. Мы никогда не трахались и даже не пытались. Мы оба считали, что это, как часто случается в отношениях между парнем и девушкой, погубит пашу дружбу. Секс обычно или делает такие отношения действительно серьезными, или кладет им конец. После койки приходится идти куда-то дальше — может, вперёд, может, назад, — но сохранить статус-кво никому не удавалось. Джулия, подсев на ширево, стала настоящей красавицей. С большинством тёлок так. Героин поначалу подчеркивает в них всё лучшее. Ширево, оно такое — прикидывается, что даёт тебе всё бесплатно, пока не приходит пора платить по процентам.