Ирвин Уэлш - На игле

И тут этот мудак тихонько толкает меня в грудь и говорит:

— У нас сегодня уже есть одни похороны в семье, зачем нам вторые?

Подходит дядюшка Кении и оттягивает меня в сторону:

— Не обращай внимания на этих оранжистских ублюдков. Кончай, Марк, подумай о своей матери. Она умрёт, если ты затеешь что-нибудь на похоронах Билли. Вспомни, где ты находишься, мать твою так!

Кении совершенно прав, и хотя, по правде говоря, он сам фрукт ещё тот, но, несмотря на все его недостатки, я всё же предпочту блудливого католического засранца неумытому протестантскому ублюдку. Ну и генеалогическое древо мне досталось: папистские блудливые засранцы по маминой линии, неумытые оранжистские ублюдки — по папиной.

Я отхлебываю виски из стакана, наслаждаясь его горьким вкусом и тем, как оно обжигает мне горло, и морщусь, когда оно стекает в мой нездоровый желудок. Затем я отправляюсь в туалет.

Шэрон, подружка Билли, как раз выходит оттуда. Я стою у неё на пути. За всё время нашего знакомства мы с Шэрон обменялись, может быть, десятком-другим фраз. Она пьяна и ничего не соображает, её лицо покраснело и опухло от беременности и выпитого спиртного.

— Постой, Шэрон. Нам нужно, типа, поговорить немного. Здесь самое укромное место.

Я заталкиваю её в туалет и запираю за нами дверь.

Я начинаю щупать её, неся при этом разную ерунду о том, что в такое время мы должны все поддерживать друг друга. Я мну её вздутый живот и несу что-то на тему того, какую большую ответственность я чувствую по отношению к моему племяннику или племяннице. Мы принимаемся целоваться, и я скольжу рукой вниз, нащупывая швы трусов через мягкую хлопчатобумажную ткань её просторного платья для беременных. Вскоре я добрался уже до её ватрушки и начал её охаживать, а Шэрон ухватила меня за болт и вытащила его наружу из моих штанов. Я всё ещё продолжаю нести всякую чушь, рассказывая ей, как я её уважаю как женщину и человека, что ей, в сущности, уже совсем не интересно, потому что она уже встала на колени, но надо же говорить ей что-то приятное. Она берет мой брандспойт в рот, и он тут же начинает набухать. Сразу видно — уж что-что, а сосать она умеет. Я думаю о том, как она занималась этим с моим братом, и тут же озадачиваюсь тем, что могло случиться с его членом при взрыве.

Если бы только Билли мог видеть нас сейчас, думаю я, испытывая при этом к нему странным образом некоторое почтение. Тут же я задумываюсь над тем, может ли он видеть нас, и мне очень хочется, чтобы это было именно так. Как только я чувствую, что вот-вот кончу, я извлекаю член у Шэрон изо рта и ставлю её раком. Я задираю на ней платье и стягиваю с неё трусы. Её тяжёлый живот свисает до самого пола. Сначала я пытаюсь вставить ей член прямо в жопу, но отверстие очень тугое, и мне больно.

— Не сюда, не сюда, — говорит она, так что я перестаю искать взглядом какой-нибудь крем и засовываю мои пальцы ей прямо в ватрушку.

Она пахнет очень сильно, но и от моего члена запашок ещё тот, к тому же у него на головке налипла здоровенная блямба из смегмы. Нельзя сказать, чтобы я уделял особенно много внимания личной гигиене. Не знаю, что уж тут большую роль сыграло: то, что у меня в роду есть неумытые протестанты, или то, что я торчок.

Учитывая пожелания Шэрон, я начинаю пялить её прямо в главную дыру. Это похоже на иллюстрацию к известному выражению «ковырять спичкой в проруби», но вскоре я нахожу верный ритм, и её дыра сжимается вокруг моего дурачка. Я думаю о том, что она, наверное, вот-вот разродится, и я начинаю представлять себе, что, возможно, конец моего члена попадает плоду прямо в рот. Минет и палка в одном флаконе. Это беспокоит меня. Говорят, что занятия сексом полезны для нерожденного ребенка, что это способствует кровообращению или какой-то другой херне в том же роде. Впрочем, мне глубоко наплевать на самочувствие будущего спиногрыза.

— Стук в дверь, за которым следует гнусавый голос тётушки Эффи:

— Что вы там делаете?

— Всё в порядке. Шэрон стало плохо. Она выпила лишнего, а ведь она в положении, — мычу я.

— Ты за ней присмотришь, сынок?

— Ага… конечно, присмотрю… — пыхчу я, в то время как Шэрон стонет всё громче и громче.

— Ну тогда ладно.

Я спускаю и тут же вытаскиваю член. Затем я осторожно кладу её на пол, помогаю ей перевернуться на спину и извлекаю из выреза платья её огромные, налитые молоком сиськи. Я припадаю к ним словно младенец. Она поглаживает меня по голове. Я чувствую себя просто великолепно, мне очень хорошо.

— Всё было просто зашибись, — шепчу я удовлетворенно.

— Мы же ещё с тобой увидимся? — спрашивает она. — Обещаешь?

В голосе её звучит отчаянная мольба. Какая же она блядь.

Я сажусь и начинаю целовать её лицо, которое похоже на разбухший, переспелый плод. Не хотел бы я слишком завязываться на это дело. Эта сука думает, что довольно разок перепихнуться, чтобы заменить одного брата на другого. Беда в том, что, возможно, она не так уж далека от истины.

— Нам сейчас пора привести себя в порядок и сваливать, Шэрон. Они нас не поймут, если поймают. Они ничего не знают. Я знаю, что ты — отличная баба, Шэрон, но они этого ни хера не понимают.

— Я тоже знаю, что ты классный парень, — поддакивает она, но без особого убеждения.

Она была явно не пара Билли, но, с другой стороны, ни Мира Хиндлй, ни Маргарет Тэтчер тоже не были ему парой. Она просто попалась на эту дешевую херню типа «выйди замуж, роди, купи квартиру», на которую так легко попадаются телки, и так и не успела понять, кто она на самом деле такая, позволив набить себе голову вместо мозгов всем этим картофельным пюре,

В дверь снова стучат.

— Если вы не откроете дверь, я её вышибу.

Это Кэмми, сын Чарли. Сраный юный фараон, который похож на кубок Шотландии по футболу: уши, как ручки, полное отсутствие подбородка, тощая шея. Этому гондону, очевидно, взбрело в голову, что я заперся в туалете, чтобы заиметь кайф. В каком-то смысле он абсолютно прав, но не в том, который он имел в виду.

— Всё в порядке… Сейчас выходим.

Шэрон подтирается, натягивает трусы и приводит себя в порядок. Я удивлен проворством, неожиданным дня столь глубоко беременной клюшки. Мне даже не верится, что я только что её выеб. Я знаю, что утром мне будет тошно вспоминать об этом, но, как говорит Кайфолом, утро длится недолго. Нет такой пакости на душе, которую нельзя смыть парой прибауток и кружкой пива.

Я открываю дверь.

— Не парься, Диксон ты наш из Док Грин [22] Герой популярного британского полицейского телесериала. . Что, никогда раньше не видел бабы на толчке?

Тупое выражение, изображающееся на его лице, только усиливает презрение, испытываемое мной по отношению к этому хмырю.

Мне не нравятся вибрации, которые царят в этом месте, поэтому я забираю Шэрон, и мы едем ко мне на квартиру. Там мы просто разговариваем. Она рассказывает мне кучу всяких вещей, которые я хотел услышать и о которых никогда не подозревали мои отец и мать, а если бы они о них узнали, то это вряд ли бы их порадовало. Шэрон рассказывала, что Билли вёл себя по отношению к ней как последнее говно. Бывало, что и бил, постоянно унижал и вообще обращался так, словно она была не человек, а кусок дерьма.