Ирвин Уэлш - На игле

Из объявления на доске я узнаю, что сегодня вечером в задней комнате проходит вечеринка геев-скинхедов. В таком месте, как Лондон, культы и субкультуры постоянно скрещиваются между собой и опыляют друг друга. Здесь чувствуешь себя намного свободнее, но не потому что ты в Лондоне, а потому что ты не в Лейте. На отдыхе-то мы все крутые.

У стойки для публики я пытаюсь найти хоть одно знакомое лицо. И планировка, и декор паба претерпели радикальные изменения в худшую сторону. То, что было прежде приятным, похожим на пещеру заведением, в котором ты мог преспокойно обливать пивом своих дружков и давать кому-нибудь в рот в женском или мужском туалете, превратилось теперь в нечто стерильное. Несколько местных жителей с растерянными лицами, одетые в дешевые тряпки, цеплялись за край стойки так, как матросы, пережившие кораблекрушение, цепляются за обломок судна, и слушали, как довольные яппи громко ржут вокруг. Всё ещё на работе, всё ещё в своих сраных офисах, только с кружками вместо телефонных трубок. Теперь этот паб занимается в основном тем, что снабжает горячей едой работников офисов, которые растут в этом районе словно грибы после дождя. Дэйво и Сюзи ни за что не стали бы пить в этом заведении, таком же бездушном, как общественный туалет.

Один из барменов, впрочем, выглядит слегка знакомым.

— Поль Дэйвис по-прежнему пьёт здесь? — спрашиваю я у него.

— Ты что, Джок [23] Шутливое прозвище шотландцев, так же как ирландцев — Пэдди. , имеешь в виду того цветного перца, который играет за «Арсенал»? — смеётся он.

— Нет, такого здоровенного ливерпульца, брюнетистого, волосы жёсткие такие, нос что твой сраный лыжный трамплин. Его ни с кем не спутаешь.

— Верно, ну так я его знаю, конечно. Дэйво. Трётся тут с одной курочкой, такая девчушка, невысокая, с тёмными волосами. Нет, не видал я их тут уже лет сто. Даже и не знаю, живут ли они тут по-прежнему.

Я пью свою пинту пенистой мочи и болтаю с этим парнем о его новых клиентах.

— Дело в том, Джок, что большинство из этих перцев даже не настоящие яппи, — презрительно машет он рукой в сторону толпы одетых в костюмы людей в углу. — Просто обычные клерки, которые протирают задницу в конторе, или же страховые агенты на проценте, которые получают пару вонючих сотен в конце недели. Это всё их сраный имидж, догоняешь? Эти мудозвоны по уши в долгах. Носятся по этому сраному городу в своих дорогих костюмах, притворяясь, что загребают по пятьдесят штук в год. У большинства из них за год и четырех-то нулей в сумме доходов не наберётся.

Этот парень, несмотря на всю свою желчность, в сущности, говорил правду. Конечно, люди здесь живут богаче, чем у нас, но тутошние мудилы все как один убеждены, что если играть по правилам, то всё в жизни сложится, и вот тут-то они попадают пальцем в жопу. Я знаю торчков, живущих на пособие в Эдинбурге, у которых отношение активов к долгам гораздо лучше, чем у большинства работающих на двух работах, чтобы выплачивать закладную за дом, женатых пар в Лондоне. В один прекрасный день прозвенит звонок. На почте исполнительные листы из судов уже лежат пачками.

Я вернулся к дверям квартиры. Этих козлов по-прежнему не было.

Соседка снова высунула нос из своей квартиры.

— Да вы их здесь не найдёте.

В голосе её звучит злорадство. Судя по всему, первостатейная стерва — эта старая перхоть. Чёрная кошка проскальзывает у неё между ногами и выходит на площадку.

— Чита! Чита! Иди сюда, ты, чёртова маленькая…

Она хватает кошку и прижимает её к груди покровительственно, словно ребёнка, и смотрит на меня так, будто я собрался замучить её дерьмовую кошечку.

Я охуительно ненавижу кошек — почти так же сильно, как собак. Я стою за полное запрещение всех домашних животных, а также за уничтожение всех собак, за исключением нескольких экземпляров, которых следует содержать в зоопарке. Это один из немногих вопросов, по которым мы с Кайфоломом придерживаемся абсолютно одинаковой точки зрения.

Бляди, ну куда же они подевались?

Я возвращаюсь в паб и пропускаю ещё пару кружек. Просто сердце кровью обливается, глядя на то, что они сотворили с этим местом. Сколько вечеров мы здесь провели! Такое ощущение, что вместе со старым оформлением они уничтожили наше прошлое.

Безо всякой определённой мысли я выхожу из паба и двигаю обратно в ту сторону, откуда я пришел, — в сторону вокзала Виктория. Я останавливаюсь возле таксофона, вытаскиваю из кармана пригоршню мелочи и потрепанную адресную книжку. Пора заняться поиском альтернативного логова. Со Стиви и Стелой я разосрался, так что туда мне путь заказан. Андреас вернулся в Грецию, Кэролайн — на каникулах в Испании, тупой мудак Тони вместе с Кайфоломом, отгуляв во Франции, вернулись в Эдинбург. Я забыл взять у засранца ключи, а он забыл мне напомнить.

Шарлин Хилл. Она живёт в Брикстоне. Высший класс. Возможно, даже удастся потрахаться, если правильно разыграть карту. Что-то может срастись… вот что значит — быть в завязке… ну, скажем, почти в завязке… сущая пытка!

— Алло. — Незнакомый женский голос.

— Привет. Можно поговорить с Шарлин?

— Шарлин? Она больше здесь не живет. Даже не представляю, куда она переехала. Стокуэлл или что-то в этом роде, кажется… адреса она не оставила… погодите… МИК! МИК! У ТЕБЯ ЕСТЬ АДРЕС ШАРЛИН? Нет, извините. Он тоже не знает.

Видно, сегодня не мой день. Попробуем Никси.

— Нет. Нет. Нет Брайан Никсон. Уехал. Уехал. — Голос явно принадлежит азиату.

— У тебя нет его адреса, приятель?

— Нет. Уехал. Уехал. Нет Брайан Никсон.

— Ну а куда, типа, уехал-то?

— Что? Что? Я вас не понимаю…

— Ку-да-у-е-хал-мой-друт-Брай-ан-Ник-сон?

— Нет Брайан Никсон. Нет наркотики. Всё. Всё.

И мудак бросает трубку.

Уже поздно, а мне по-прежнему некуда податься в этом городе. Алкаш с явным акцентом уроженца Глазго выпрашивает у меня двадцать пенсов.

— Ты славный паренёк, сынок, послушай меня… — хрипит он.

— Отвянь, Джок, — говорю я с лучшим выговором кокни, на который только способен.

Нет ничего хуже для шотландца, чем встретиться в Лондоне с другим шотландцем. Особенно если это — чёртов уиджи. Люди из Глазго все как один — пронырливые засранцы, которые способны испортить мне настроение и в лучшие времена. Они думают, что их болтливость сойдет за дружелюбие, но последнее, что мне хочется прямо сейчас, — так это чтобы ко мне сел на хвост какой-нибудь вонючий неумытый протестант.

Я думаю, не сесть ли мне на тридцать восьмой или пятьдесят пятый, чтобы отправиться в Хакни и позвонить оттуда Мелу в Дайстон. Если Мела нет дома или он не подходит к телефону, то тогда у меня действительно будут сожжёны все мосты.

Вместо этого я оказываюсь на вокзале Виктория, где покупаю билет в ночной кинотеатр, в котором крутят порнуху до пяти утра. Это последний приют всех сомнительных элементов в этом городе. Алкоголики, торчки, бродяги, изврашенцы, психопаты — все они сползаются сюда. Я уже обещал, что никогда больше не проведу ночь в этом месте после того, что случилось со мной в прошлый раз.