Витомил Зупан - Левитан [Роман, а может, и нет]

Между этим я страстно изучал физику. Я вновь взял в руки ученых до Эйнштейна — Герца и Лоренца — и потом проработал обе книжечки о теории относительности. На основе этого я выстроил труд «Principia naturalia » [79] «Естественные принципы» (лат.). , где попытался определить законы отзывчивости и самовысвобождения человеческих инстинктов и взаимных трансформаций сознания в инстинктивность и наоборот. Потом я также обработал сознание от восприятия до мысли, где больше всего занимался проблемой времени и пространства как психологических феноменов, которые Эйнштейн должен был исключить из физики как «темные концепты», неизбежно, и я (простите за нескромность) также установил, что «X в пространстве» означает наше представление, а «X во времени» — наше чувственное восприятие (где «X» означает некий объект представления или ощущения), и то и другое должно совпасть в нашем переживании.

Теперь я должен был вернуться в античность. К юности европейской мысли, исследовать себя самого как подопытного кролика, как развивалась жизнь во мне — от ребенка и дальше, — и как сегодня рождается какая-либо мысль во мне. Из-за этих размышлений я должен был опять вернуться к логике и обнаружил, что все мышление действительно диалектично, как учит ряд школ от Аристотеля и дальше: тезис, антитезис и синтез обоих. Я установил, что большинство школ просмотрели еще одну диалектическую возможность: Тезис А, тезис Б и синтез обоих.

Этот недостаток, возможно, увел марксизм в разработку «классовой борьбы» всегда и любой ценой. Для синтеза вовсе не является необходимостью то, что получается из спора обоих предыдущих тезисов. К тому же я установил, что чаще всего в развитии мысли тезис А является некой абстракцией, а тезис Б — конкретизацией. Работая в этом направлении, я ужаснулся, какой глупости нас учили в школе. Все эти прилежные добрые мудрецы о чем-то размышляли и пустословили. К чертям их! Никто не заметил, как развивалась мысль античной цивилизации. Поэтому и дальнейшее развитие до сегодняшнего дня никому не понятно. Поэтому-то и не умеют предвидеть, к чему это развитие приведет завтра. А я это просчитаю, по крайней мере — для себя, и мне все равно, будет это интересовать кого-нибудь уже сегодня или нет.

Милетская школа означает конкретизацию: занимается определением пассивности. Кротон (Пифагора) означает абстрактный тезис — ищет первопричину. Милет — на уровне представления, то есть пространства, Кротон — на уровне чувственного восприятия, то есть времени, каким будет пространственно-временной синтез: движение, и это Гераклит из Эфеса (с учением об изменяющемся), который одновременно становится «временным тезисом А» для нового синтеза, ведь возникает Элея с Парменидом во главе со своим синтезом «пространственным тезисом Б» (учение о сущем), и из обоих синтезов возникает косинтез [80] От complementi synthesis — составление дополнения (лат.). в Сицилии (Эмпедокл — учение о движении, или скажем по-домашнему — о времени и пространстве). Другой косинтез появляется в Малой Азии и в Афинах, «движущее» и «движущееся» Анаксагора. И третий в Милете и Элее: Левкипп-Демокрит (учение о «самодвижущемся»). Примечательно, что во всех пространственно-временных синтезах (говоря политическим языком) существуют «левые» и «правые» тенденции; так, в учении об «изменяющем» милетская борьба противоречий — это «левая» тенденция, а Кратил (с учением «несуществования» и первым скепсисом) — «правая»; а в учении о «сущем» Зенон — левый (вещественное понимание сущего) и Мелис — (следуя Пифагору) правый (невещественное понимание сущего). Так устанавливается следующий ход развития: теологическая абстрактизация космоса в орфизме, конкретизация в Милете, абстракция в Кротоне (пифагорейцы), временной синтез в Эфесе, пространственный синтез в Элее, пространственно-временной синтез обоих предшествующих синтезов (соединение и уравновешивание) в Эмпедокле и т. д. Сюда я еще должен вернуться. Я должен был поразмышлять и о великой борьбе упомянутых мыслителей. Идеалистические направления, направления, допускавшие консервативность, для властей предержащих всегда были ближе, чем противоположные направления. Подумаем о маленьком временном расстоянии между Демокритом, написавшим целый ряд трудов, из которых сохранилось лишь несколько фрагментов (цитаты в других трудах), и Платоном, чьи труды сохранились почти целиком (по крайней мере основные). Демокрит родился за 33 года до Платона и умер всего лишь за 13 лет до смерти Платона. Но нам кажется, что между ними минуло несколько столетий. Нет-нет, это не случайность. Возьми в руки лексикон 1958 года издательства «Кнаурс»: Демокрит обозначен предложеньицем (меньше 20 слов), а у Платона — довольно обширная статья с изображением статуи. Позже я читал предисловие к немецкому изданию Платона, где нацистский переводчик надел на Платона коричневую национал-социалистическую рубашку и выделял его за расизм.

Если вы говорите, что это может быть случайностью, я вам замечу, что почти все труды стоиков сохранились, а труды Эпикура того же времени утеряны и с ним мы знакомы только из сочинений учеников. Борьба за истребление в области развития мысли, следовательно, так стара, как сама человеческая мысль. Консервативные направления побеждают в краткосрочной перспективе, революционные — в долгосрочной. В атомную эру даже Папа больше не рискнет отрицать некогда такие «ошибочные идеи» Демокрита и Левкиппа.

Я не понимаю, почему от моего рассказа вам становится ужасно скучно. Ведь это самая сексуальная история в мире, самая страшная порнография: изменение сексуальности в социальность, обусловившую описанные труды. Мои теперешние «скабрезности» вас, конечно, не радуют так же — уж слишком я вас избаловал прежними описаниями. Перескочите на предпоследнюю страницу. Я прошу вас только: не смейтесь над тем фактом, что у меня при работе, о которой я рассказываю, на самом деле — встал. Лучше считайте меня психопатом. Арестант все что угодно перенесет легче, чем смех сокамерника, а вы и есть мой сокамерник в мировой глупости, в которой мы живем.

Я набросился на анализ космического направления идей, составил «Евразиатику», обзор всех идейных направлений в Европе и Азии, и неожиданно установил, что их не больше четырех и что их возможно объединить в циклическую (круг) схему, где одно направление переходит в другое: этернизм (основывающийся на вере, на откровении, на логической дедукции и имеющий трансцендентальную мотивировку), судьбоборчество (основывающееся на практике жизни, на эмпирии, побуждающее человека к деятельности и имеющее социальную мотивировку), нигилизм (основывающийся на голом познании, на разуме, чаще всего овладевающий романтиками, выводящийся так же, как этернизм, с которым находится в величайшем антагонизме; не способный мотивировать ни этики, ни деятельности, кроме как при наслаждении, опьянении и беге) и нирванизм (основывающийся на мистическом чувстве пантеизма, космически являющийся оптимистической мотивировкой, следовательно, чувственной). Судьбоборчество — античного происхождения (человек физически в борьбе с судьбой гибнет, но морально побеждает), нигилизм — это вера в страшное ничто (страх и ужас гибели человеческого сознания в «ничто»), нирванизм — вера в добродетельное ничто (человек возникает из хаоса частиц и снова растворяется во всем, не быть — это счастье), этернизм — это вера в вечность бытия (сначала земная, потом потусторонняя жизнь). Построить общество способны только этернизм и судьбоборчество, в то время как оставшимся двум этого не дано, поскольку они не могут мотивировать этики, у них нет рычагов производить этические санкции. Все нигилизмы это чувствуют и пытаются привлекать чувственные идеи. (Гуманизм, ответственность перед будущими поколениями, различные земные гилизмы, эту необходимость одинаково чувствуют как экзистенциализм, так и буддизм; нигилистический стоицизм учил, что «добродетель ценна сама по себе, ее предназначение в самом ее существовании». Зенон, логично исходя из своего учения, отказывает в ценности строителям и механикам, только инновации в развитии стоицизма позволяют стоической мысли стать римской государственной мыслью — Клеанф вводит религиозность, а Хрисипп систематизм и даже педантичность.) Из сущности направления можно вывести принцип человеческой деятельности: по нирванизму — деятельность вредна, по нигилизму — бессмысленна, по этернизму — относительна, по судьбоборчеству — важна и полезна. Так же и в искусстве: только нигилизм здесь непоследователен — к чему усилия создания художественного произведения? Из голого наслаждения? Правда, что Фрейд думает обо всей культурной деятельности: это не что иное, как дурман, интоксикация. Я утверждаю — верите вы мне или нет, — что возможно любому философу, а также любому значительному художнику (и в первую очередь романисту) найти какое-либо место в циклической схеме перехода четырех космических направлений. Не нужно, чтоб он был ни таким ярким этернистом, как Данте, ни таким ясным судьбоборцем, как Софокл, ни таким принципиальным нигилистом, как Ремарк, ни таким явным нирванистом, как Гёте. Целая плеяда русских писателей XIX века находится где-то между этернизмом и судьбоборчеством. Сегодня же мир заполонен литературой, находящейся между судьбоборчеством и нигилизмом.