Эжен Шаветт - Тайны первой французской революции

Монтескью слегка побледнел, ясно поняв, что он, желая быть поискуснее, возможно, перешел невидимую границы.

-- Но, гражданин министр, в чем же изменились обстоятельства? Сегодня, как и шесть недель тому, когда вы получили полицейскую префектуру, положение дел остается тем же.

-- О-о! Вы думаете? -- спросил Фуше, покачивая головой.

-- Без сомнения. Бонапарт не может оставить свой пост без предписания Директории -- а она слишком боится его, чтоб вызвать во Францию.

Вместо ответа министр наклонился к своему бюро, отыскал нужную бумагу, подал ее роялисту и сказал:

-- Взгляните, аббат, на этот рапорт полиции, адресованный мне одним агентом, который мне очень дорого стоит -- из Неаполя, где, как вы знаете, английский адмирал Нельсон развлекается с любезной леди Гамильтон.

Монтескью колебался -- взять ли эту бумажку. Язвительный тон Фуше предсказывал ему плохие вести.

-- Читайте, любезный аббат, читайте. Клянусь, что вас заинтересует этот секрет, перехваченный моим агентом у англичан, которые употребляют всевозможные усилия, чтоб не разгласить его. Вы да я -- мы одни будем знать его до завтрашнего дня.

Аббат схватил листок и быстро пробежал его глазами. Возвращая его Фуше, Монтескью был бледен и мрачен. Успех, в котором он ни минуты не сомневался, таял у него на глазах. Рапорт доносил, что Бонапарт, не спрашивая никакого позволения, внезапно дезертировал из армии и тайком вышел в море, чтоб возвратиться во Францию, куда его призывали партизаны, уверенные, что пришло время свергнуть Директорию. Генерал проскользнул мимо неприятельского флота, крейсировавшего перед Египтом. Как только англичане узнали об этом, в погоню устремились десять кораблей, три недели бороздившие Средиземное море, безуспешно преследуя фрегат-невидимку Muiron, уносивший беглеца.

-- Ну, что же, аббат, вы скажете об огромном камне, на который налетела триумфальная колесница вашего друга? -- спросил Фуше, принимая обратно рапорт.

На пороге страшной опасности, поставившей на карту его будущее, Монтескью почувствовал, что надо поспешить с развязкой, так легкомысленно оттянутой.

Он встал со стула, торопливо подошел к бывшему члену Конвента и спросил сухо:

-- Когда вам нужны четыре миллиона, гражданин министр?

Фуше почесал за ухом и ответил с улыбкой:

-- Разве предложить четыре миллиона сейчас... мне кажется что...

-- Вам кажется... что?

-- Мне кажется, что мы договорились: ценность человека зависит от обстоятельств, в которые он поставлен. Может быть, я ошибаюсь, но, мне сдается, обстоятельства неожиданно обрели такую важность, что значение нужного вам человека возросло еще на одну ступень.

-- Но, гражданин министр, заметьте, что говорит рапорт: вот уже три недели, как генерал Бонапарт покинул Египет, но до сих пор о нем нет никаких известий. Бесспорно, обстоятельства сложились бы крайне неблагоприятно для меня, доберись Бонапарт до Франции... но ничто еще не доказывает, что генерал в настоящую минуту не погиб в кораблекрушении или не попал наконец в руки англичан.

-- Ваши замечания вполне справедливы. Но не хотите ли сознаться в одной вещи? -- спросил Фуше с тем же насмешливым тоном.

-- В какой?

-- Что, если, по чистой случайности, Бонапарт высадится на твердую землю... в тот день нужный человек, безусловно, будет стоить пяти миллионов.

-- Согласен! -- отвечал роялист, раскланиваясь на прощанье.

Он удалился, напутствуемый последними словами министра:

-- Перечитайте же басню о зайце и черепахе, аббат. Выжидая да выжидая, заяц может кончить тем, что черепаха его обгонит.

Понятна поспешность, с которой Монтескью дошел до дома Сюрко.

-- Да, -- шептал он, -- мне необходим этот продажный министр. Он прав, говоря, что я слишком долго выжидал. Нужно заполучить корыстолюбивого Фуше до приезда проклятого... а чтоб заполучить его, нужно немедленно найти миллионы Дюбарри.

Поэтому, явившись впопыхах в дом Сюрко, он в волнении закричал:

-- Сокровище! Подайте сейчас же миллионы... или все погибло для нас!..

Бералек отрицательно покачал головой и сказал:

-- Невозможно, аббат! Мы не знаем, где отыскать Точильщика, который провалился куда-то... а нам остается еще два месяца до истечения срока.

Этот ответ раздражил вождя, и он, в порыве бессильного отчаяния, яростно проворчал:

-- На кой черт мне семнадцать миллионов!.. Мне нужны только пять!.. Только пять -- и мы спасены!.. О! Я бы отдал половину миллионов Дюбарри, только чтоб сейчас же держать в руках пять!

Ивон и Пьер переглянулись. Обоим пришла в голову мысль о Лебике.

-- Вы серьезно предлагаете эту половину? -- спросил Кожоль.

-- Да, да! -- лихорадочно повторял аббат.

-- В таком случае я бегу за человеком, который может исполнить ваше желание! -- воскликнул граф, бросившись наверх к мансарде гиганта.

Устав от постоянного присмотра своих телохранителей, Лебик в последнее время предпочитал спать в мансарде, где по крайней мере его оставляли одного.

-- Согласны, Лебик! Согласны! -- вскричал Кожоль, врываясь в комнату.

Она была пуста!

На одной из перегородок Пьер прочел следующую фразу, начерченную углем крупными буквами:

"Я предлагал половину в продолжение месяца. Выждав окончания срока, я беру все".

Из окна спускалась веревка, связанная из кусков той, которой он когда-то был связан и которую позаботился сохранить.

Не прошло еще часа как гигант исчез!

Когда Кожоль сошел вниз, Ивон тотчас понял все по одному слову, произнесенному шепотом:

-- Убежал!

-- Ну, что ж? -- живо спросил аббат, видя возвращение одного молодого человека.

-- Придется дожидаться 18 брюмера. Один Лебик мог бы помочь нам, но он бежал.

У Монтескью, человека хладнокровного и решительного, припадки отчаяния были столь же коротки, как и редки. Теперь он принял спокойно это известие.

-- Хорошо, -- отвечал он, -- мы подождем.

И в самом деле, какая опасность могла произойти, решись он ждать? В первую минуту неожиданность известия о возвращении Бонапарта могла смутить его, но ведь -- как он сказал Фуше -- о генерале не было никаких известий уже три месяца и на берег Франции он не высаживался. Даже благополучно ускользув от англичан и достигнув берега, он будет задержан в порту под строгим карантином для пассажиров фрегата, прибывшего из зачумленной страны. "К тому же, -- размышлял аббат, -- Директория, при всей своей трусости, воспользуется любым случаем, чтоб сломить дерзкого генерала, не спросившего у нее разрешения покинуть армию. Итак, время терпит!"

В эту минуту Монтескью забыл басню о зайце и черепахе, над которой Фуше так советовал ему подумать.

-- Мы подождем, господа, -- повторил он друзьям, собираясь уходить.

Встревоженные восклицанием, вырвавшимся у вождя в первую минуту, молодые люди сказали вместо прощания: