Ольга Хмелева - Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

-- Ну, вот, даст Бог, на будущий год мы вам этого добра и побольше предоставим, -- говорил Архип, когда деревенские его благодарили.

Осенью он поехал в город на одной только подводе, потому что были у него одни только грибы, а ягод собралось так мало, что он решил лучше оставить их дома ребятишкам на утеху, чтобы варила им бобылка по праздникам сладкие похлебки.

Воротился он тоже почти ни с чем: привез только два бочонка керосину, ламповых стёкол, гвоздей и проволоки для работы, да пряников своим казакам, а остальные деньги показал им и спрятал на сено для жеребят.

В длинные осенние вечера опять начались посиделки и обычные беседы. Не приходили только из тех семей, у кого бабы по кабатчикову наущению мудрить начали.

Архип заметно скучал, но плёл, рубил и стругал, как машина, а днем ходил по лесу, собирал опавшие листья и сваливал их в ямы на перегной, частенько заглядывая в свои книжки.

На деревне началась молотьба. И днём, и по ночам то с того, то с другого гумна доносилось задорное постукивание цепов. Но в одну ночь деревню огласил уже не стук цепов, а страшный, душу раздирающий крик, стон и вопль: "Горим!"

Донесся этот стон и до Катькиной дачи и разбудил Архипа. Он вскочил, глянул в окно, наскоро оделся и крикнул вскочившей с переполоху бобылке:

-- Зажги лампы и растопи печи! -- исчез во тьме холодной ветреной ночи.

А над деревней всё сильнеё разгоралось зарево, и стоял стон нескольких сотен человеческих голосов, которые сливались в одно с рёвом, ржаньем и блеяньем скота. Народ растерялся. Бабы визжали, причитали, голосили, без толку бегали с места на место или принимались таскать самую ненужную рухлядь, забывая о самом важном, и ещё больше сбивая с толку и без того оторопевших мужей, отцов и братьев. Ребятишки ревели, носились как угорелые и увеличивали суматоху до того, что уже никто ничего не понимал, никто не пытался тушить быстро пожиравшее пламя.

Архип заметил это ещё издали, бегом подбежал к самому огню, так что его все видели и громко крикнул:

-- Казаки, ко мне! Стройся!

Заслыша голос своего любимого деда, дети по привычке бросились к нему и смирно выстроились.

-- Забирай малышей и марш на дачу! Там светло и тепло! -- скомандовал им Архип. -- Пятеро старших отдадут ребят бабушке и вернутся сюда. Стой потом тут, и жди, что я велю делать.

Видя, как чинно исполняли всё дети, начали приходить в разум и старшие. Притихли даже бабы и ждали, что будет делать Архип. А пламя охватило уже три избы и пробиралось ко дворам.

-- Эй, тётки и молодухи, брось выть! -- кричал Архип. -- Хватай вёдра, коромысла, да ушаты и сыпь на реку за водой, да не бойся. Ребята, слава Богу, все целы, а остальное мы всё, что сможем, вам спасём. Только вот воды нам нужно побольше! Помогите, бабёнки! А старичкам да старушкам тоже лучше бы на дачу идти, здесь как-нибудь ненароком зашибить в суматохе можно.

-- А мы, ребята, пока воды нет, разделимся на четверо, -- говорил одноглазый собравшимся вокруг него мужикам и парням. -- Одни ступай на задворки, ломай плетни и заборы и выгоняй сквозь проломы скот. Сюда в ворота он уж не пойдёт никакими силами, огня побоится. Четверо беги домой запрягать лошадей и вози, в чём ни на есть, воду. Третьи -- таскай из горящих домов все, что удастся вытащить. А мы, остальные, разберём избу и двор дяди Семёна. Там уже гореть начало, и её всё равно нам не отстоять, а если мы эту постройку растащим, то перервем дорогу пламени, да и лес строевой спасем.

Видел Архип, что того, что уже загоралось, им не спасти, а потому как только подоспела вода с реки, велел заливать только избу и двор Семена, которые в то же время разбирали и растаскивали двадцать лихих топоров. Всю ночь проборолся народ с пламенем, и только на рассвете удалось потушить пожар окончательно. Шести дворов в деревне как не бывало! Спасти удалось только весь скот да кое-какой скарб из домашнего обихода.

Когда пожар был потушен, матери пошли к детям на Катькину дачу. Туда же побрели и усталые, голодные отцы. В просторных комнатах было светло и тепло. Ребятишки постарше спали на полу вповалку, а ползуны были разложены в своих летних люльках. Архип ещё в конце пожара послал сказать бобылке, чтобы она сварила щей да заняла у хозяек, у которых не было пожара, побольше хлеба. Передрогший, усталый народ был рад и теплу, и свету и ел с жадностью, и в каждом сердце шевелилась полная благодарность к этому одноглазому чудаку, который пришел к ним невесть откуда и душу свою полагал за их нужды.

Вслед за погорельцами подошли и многие деревенские, которых помиловал Бог от пожара, пришёл и батюшка. В такую ночь всякому было не до сна.

Слёз и рыданий за столом слышно не было, но тужили все, и каждый рядил и судил по-своему, как быть погорельцам, как из беды выбиться. Батюшка молчал и, словно выжидая чего-то, поглядывал на Архипа, который не ел и, опустя голову, шагал вдоль стола и лавок.

-- По моему глупому разумению, братцы, -- заговорил, наконец, Архип, -- убиваться и отчаиваться нам всё-таки ещё нечего. Посетил нас Бог бедой, так ведь Он же дал нам и разум, Он же научил и любить друг друга, и помогать один другому в беде. Слава Ему, Создателю, что скот у вас уцелел, и посевы закончены, с этим вся беда с полгоря! О пристанище для вас самих горевать нечего. Дом этот ведь вы же построили для детей своих, теперь же, в нужде, вы же им и воспользуйтесь. Одна семья пусть поселится в избёнке моей бобылки, там, кстати, и хлевок есть, а остальные пять пусть здесь остаются. Тесно, очень тесно будет, да что делать!

Лицо у батюшки просветлело. Он знал, что две из погоревших хозяек были те самые бабы, которые первые послушались кабатчика и подучили и других матерей не пускать к Архипу ребятишек. Боялся отец Иоанн, что одноглазый, помня обиду, не захочет приютить семьи своих обидчиц, но теперь радостно заговорил:

-- Ну, вот и слава Богу! И слава Богу! И отлично! А жить им здесь хорошо будет, даже лучше, чем дома, вишь, хоромы какие светлые да уютные!

-- Хорошо-то оно хорошо! -- вздохнул один из погоревших хозяев. -- Да век здесь не проживёшь, батюшка, а леса-то ноне стали... вишь ты!

-- Да зачем нам много лесу? -- отозвался Архип. -- Нравится вам такой дом? Ну, мы и вам такие построим. Только делать надо всё сообща, дружественно, по-божески. Без убытку, известно, не будем. Каждому, кто погорел, придется головушки по две скота продать. Ну, да это, даст Бог, годика в два наверстается. А скот теперь, по осени, в цене. На эти деньги купим теперь соломы, благо она дёшева, а зимою лесу, сколько потребуется. Земля теперь ещё не промёрзла. Так давайте с сегодняшнего же дня возить камни на фундаменты. Время ведь теперь у каждого свободное. Заберём с собой ребятишек и женщин, они станут сносить камень помельче к дороге, а мужики одни выворачивать камни покрупнее, а другие свозить их в деревню. Коли примемся за это всей деревней дружно, так до заморозков поспеем. А как же не приняться-то? Как не помочь соседу в беде? Верно я говорю, батюшка?