Ольга Хмелева - Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

-- По словам, пожалуй, что и верно! -- согласился отец Иоанн. -- А там посмотрим, как оно выйдет на деле.

Очень удивились деревенские, когда в один тихий безветренный весенний вечер Архип вышел на сиротскую озимь с лукошком и стал рассевать по ней песок.

-- Ты это что ж, Николаич? -- спрашивали прохожие. -- Никак песок сеешь?!

-- Сею я траву, а смешал семена с песком, потому что семя у травы очень мелкое и лёгкое, одного его ровно не разбросаешь.

-- Да ведь трава рожь забьёт!

-- Цела рожь будет! И земля у меня хорошо унавожена: и рожь, и траву вынесет. Нынче хлеб снимем, а на будущие годы трава, как стена, вырастет.

-- Чудно что-то ты говоришь! -- покачивали головами соседи.

На другой день Архип впрёг в свое бревно с шипами пару лошадей и укатал им всю озимь.

-- Совсем ума человек лишился! -- говорили про него по деревне. -- И все труды наши даром пропали! Виданное ли это дело -- молодые всходы топтать да укатывать. Быть Андроновым сиротам без хлеба!

Однако, всходы дня через два опять поднялись и оправились, а осенью, когда женщины жали сиротскую рожь, её почти серп не брал от густой, как мох, темно-зелёной травы, которую земля из себя словно так и выпирала, и жать приходилось порядочно выше того, как это водится обыкновенно. В эту зиму Архип оставил в живых и стал растить всех трёх телят, которых принесли коровка Анюты и две сиротских коровы. Весной было ему трудно, пришлось прикупить сена у соседей, но зато, когда летом около Петрова дня деревенские косари вышли на сиротскую полосу, там трава была чуть не по пояс и такая сильная да густая, что то и дело приходилось точить да отбивать косы.

-- Ну, от такой травы можно скота вволю держать! -- говорили хозяева. -- Теперь и понятно, почему Архип просил землю навсегда. Он её навозит без меры да и берет с неё хорошо, а нам так нельзя!

-- А отчего бы и нельзя? -- удивился Архип. -- И незачем вам, други милые, траву на своих полосах сеять. Вы мир, вы сила, и при дружестве вы всё можете. Вот неподалеку выбегает к озеру барское болото. Купим его у барина. Он рад будет от него отделаться и отдаст за бесценок, ему с ним ничего не поделать, а мы шутя сделаем из него такой покос, что и праправнуки наши нас хвалить будут! Только действовать надо дружно, по заповеди Божией.

-- Как же так?

-- А вот как: купим болото сообща. Первые деньги в складчину я положу. Они не мои, а детские, но ведь и дети ваши: если захотите, когда-нибудь их и вернёте. Ну, купим мы это болото, но делить его промеж себя -- Боже нас сохрани! Оно, как и огород на Катькиной даче, общее будет. Разобьем мы его, ну, хошь себе, на шесть участков. Осенью, в свободное время, выйдем в один день все, как один человек, с лопатами на первый участок и проведем канавы, чтобы спустить с него воду в озеро. Подумайте только, други милые, ведь это значит в один день на работе шестьдесят здоровых и усердных лопат будет. С такими силами в три дня, кажется, целое море выкопать можно! Значит, спустим мы воду с одного участка просто шутя! Зимой заберемся туда же с топорами и пилами опять всем миром, как один человек, срубим весь лес покрупнее на дрова, разделим поровну и увезём по домам, а весной, как сбежит по канавам снеговая вода, придем срубить и остальную поросль на ляда. Тут уж нам и бабы, и мои казаки помогут. В жаркое лето сожжем ляды, а к осени и пахать можем! Вот так участок за участком в шесть лет обработаем и заведём покос на славу. За это время каждый хозяин и скота у себя побольше заведёт. А скот для нас главное: он землю кормит, а земля нас.

-- Хорошо, дедушка! А как же сено-то делить?

-- Работать поровну и делить всё поровну.

-- А если который из нас заболеет или заартачится и на работу не выйдет?

-- С больным делиться поровну. Больного -- грех обидеть. А тому, кто не работал по лени, или злобе -- не давать ничего!

-- Хорошо. А если он заартачится уже середь дела, а и на покупку болота деньги давал, и на семена, и над осушкой трудился?

-- Ну, так пусть вперёд так и знает, что если задумывает мирское дело портить, так ему за наказание все его прежние заслуги и права забываются, и пока он с миром сообща не работает, до тех пор ничего и не получит!

Понравилась эта речь деревенскому люду. Чаще и чаще стали толковать о ней мужики сначала по двое, по трое, а потом начали заговаривать и на сходках. И долго ли, коротко ли, а болото у барина купили и высушили. С легкой руки Катькиной дачи народ работал сообща охотно и весело, и сам надивиться не мог своим собственным успехам. В каждом дворе прибавилось скота, и есть и одеваться стали лучше прежнего. Грамотные, всегда опрятные и привычные к дружному и разумному труду ребятишки росли, радуя родителей, вырастали, заводили свои семьи; каждый из них не переставал любить Катькину дачу, в которой провёл лучшие годы беззаботного детства, и школу, которая придала всей их жизни особенную красоту и цену. На даче работали заместо отдыха и удовольствия, не пожертвовать денег на школу считалось стыдом. А ласковая и усердная вдова-учительница знала цену этим трудовым деньгам и, сколачивая грош к грошу, каждый год выписывала новые книги, так что и взрослый, и ребенок мог узнать из них всё, что хотел или в чём нуждался.

Архип был ещё жив и здоров, когда его Анюта выросла в статную и сильную девушку с такими же кроткими и вдумчивыми глазами, какие были у её несчастной матери. Когда умерла старушка-бобылка, всё хозяйство на Катькиной даче осталось на руках Анюты. И тут-то и сказалось, что умершая старушка, одноглазый атаман и вдова-учительница воспитали в ней не только усердную работницу, но и толковую, заботливую хозяйку. С тех пор даже самые зажиточные родители старались залучить её себе в невестки, но Анюта выбрала себе в мужья небогатого Серёжу. Архип благословил их и отпраздновал свадьбу на славу.

Торжественно и умело пел на клиросе дружный сельский хор; трогательным, старчески дребезжащим голосом, произносил возгласы престарелый отец Иоанн, горько поплакала новобрачная над убранной осенними цветами могилкой матери, а потом чуть не до следующего утра пировала вся деревня на Катькиной даче.

Архип дал за Анютой кроме хорошего белья, платья и шуб, двух коров, лошадь, пару овец, двух свиней, да с десяток кур и гусей. Такого приданого в той стороне по крестьянству ещё и не слыхивали.

-- Ай да Архип Николаевич! -- подхваливали деревенские. -- Этакое приданое дай Бог и не сироте, а хоть любой отцовской дочери.

-- И дивиться тут, други мои, нечему! -- отвечал старый атаман. -- У всякой отцовской дочери отец один, и человек обыкновенный, а у Анюты было отцов много. Прежде всего сам Бог, о сиротах пекущийся, потом великий и могучий мир, который может всё на свете, если только твёрдо держится той заповеди Божией, о которой и в Писании сказано, что в ней весь закон и все пророки. И вот вы-то и стали таким миром. Ну, и чего же вы меня-то хвалите? Что мог бы я сделать без вас, и что могли бы вы сделать порознь, если бы не постарались исполнять заповедь о взаимной любви? А теперь живём мы, слава Господу, ничего себе, да и помирать не так тягостно -- знаем, что сироты наши обездоленными не останутся. Вон посмотрите, какими молодцами у нас Андроновичи вымахались -- кровь с молоком! На работе огонь, а петь и читать и писать такие мастера, что хоть сейчас в школу заместо учительницы. Молоды они ещё очень, а у нас уж для каждого припасена и скотина, и копеечка, и на свадьбу, и на обзаведение нового хозяйства. Да, да, други, великие, непобедимые это дела: мир и любовь!