Вержилио Ферейра - Избранное [Явление. Краткая радость. Знамение — знак. Рассказы]

— Опять из починки?

— Опять, Шоурисо.

Согнув в коленях жалкое подобие ног, он сел на несуществующие пятки. Глубоко вздохнул, довольный, что какое-то время может смотреть на мир как человек, и, окинув взглядом почти пустую площадь, по обыкновению громко закричал:

— Тысяча пятьдесят один. Есть шанс выиграть пятьсот конто. Во что же стала починка, Жоакин?

— Бешеные деньги. Косме дешевле, чем за пятьдесят, не чинит.

— Мерзавец. Но зато выглядят на все сто.

Опустившись на четвереньки, он двинулся дальше. Перед глазами промелькнули сапоги и трость судьи, босые ноги каких-то незнакомых ребятишек, а когда Шоурисо увидел заскорузлые ноги приближающейся Фелисии, торговки рыбой, он снова принял вертикальное положение и закричал:

— Покупайте номер тысяча пятьдесят один!

Фелисия тоже кричала: «Покупайте дары моря», — но они даже не взглянули друг на друга. Она ненавидела Шоурисо, а он никак не хотел расстаться с теплившейся надеждой завоевать ее расположение и упорствовал.

Только ему одному известным и не раз испытанным приемом преодолевал Шоурисо ступеньку за ступенькой треклятой лестницы, которая вела к кафе Лазаря; но как только Шоурисо появился на пороге, со всех сторон в него полетели смачные плевки. Поспешно и молча, боясь схлопотать чего-нибудь похуже, он уполз под бильярд, считая, что дешево отделался, хотя игравшие братья Сейшасы продолжали над ним издеваться, возмущаясь его присутствием. Время от времени, сидя под бильярдом, Шоурисо оглушительно кричал: «Тысяча пятьдесят один». Торговец автомобилями Сантос заглянул под бильярд:

— Эй ты, дьявол! Слышь, что ли? Это я тебе.

— Слышу, сеньор Сантос.

Шоурисо окружили белые ботинки и острые кии. Сверху, с антресолей, хитро улыбаясь, смотрел на него официант.

— Съешь за минуту творог — получишь бутылку вина, — сказал Сантос. — Но пить будешь при нас, до дна. Идет? Не съешь — оплатишь расходы. Все! По рукам?

Кто-то начал подначивать:

— За минуту? За минуту-то Карапау съел бы больше. Но на то он и Карапау, у него челюсти будь здоров.

— Карапау поклялся, что украдет твои передние деревянные и задние резиновые конечности. Муха его какая-то укусила. Зол как дьявол.

Все притихли в ожидании потока бранных слов, который Шоурисо тут же, зная, что доставляет им удовольствие, обрушил на Карапау:

— Пархатый черт с вшивой бороденкой, напялил кепку с лаковым козырьком и воображает. Подумаешь, автобусы моет. Работа какая! Лучше не нашел ничего!

Не зная, что бы еще придумать пообиднее, Шоурисо сделал довольно выразительный жест и умолк. Сантос не отставал:

— Так да или нет? Съешь или не съешь?

— Я да не съем? Было бы что есть.

Креста на них нет. Творог! Ведь этот подлый галисиец и понятия не имеет, что у Шоурисо со вчерашнего дня во рту не было ни крошки. А тут творог!

Официант принес творог. Сантос разделил его на две части, чтобы облегчить задачу, и, взмахнув рукой, засек время.

— Давай.

Вначале все шло хорошо. Потом творог начал застревать в горле и идти обратно. Кадык переставал двигаться, как глохнущий мотор.

— Осталось двадцать секунд. Десять! Только десять!

Обозленный, Шоурисо стал подталкивать рукой застрявшую массу. Бесполезно.

— Все! Проиграл! — заорал Сантос.

Всем так хотелось повеселиться, что один из Сейшасов, решив не упускать случая и развлечь собравшихся, поспешил на помощь Шоурисо с кием в руке, чтобы протолкнуть им остатки творога. Напрасно. Никто даже не улыбнулся.

— Проиграл — плати. Таков был уговор. Счастливо оставаться, сеньоры.

— Обожди, сеньор Сантос! Обожди! — что есть мочи завопил Шоурисо, давясь творогом. — Творог-то порченый. Он как клейстер.

— Творог нормальный. Это я ненормальный, что с тобой связался. Но теперь все. Кончено. Вот Карапау — да! Челюсти что надо, будь здоров. Недавно съел полдюжины апельсинов с кожурой и косточками. И не охнул! Вот так-то! Верь не верь — дело твое. Ему есть чем похвастать. Верно говорю. Эти соврать не дадут! — Сантос полез в карман. Все заулыбались. — Плесни ему, чтоб отстал. Но знай, в последний раз.

— Клейстер ведь, истинный клейстер.

Сантос подмигнул официанту, и тот принес стакан вина пополам с водкой. Шоурисо это понял сразу. Но делать было нечего, да и выпить хотелось.

— Нет, так не пойдет! До дна, до дна! Вот хорошо. Счастливо оставаться, сеньоры. Прощай, Шоурисо. С тобой все! Кончено. Помни!

— О тысяча чертей, сеньор Сантос! Я так старался…

Но Сантос уже не слышал его. Он пулей вылетел на улицу, чтобы не упустить проходившего мимо Рошу, который никак не хотел покупать у него «форд» за сто конто. Шоурисо дополз до скамьи, где, греясь на солнышке и почесывая жесткие всклокоченные волосы, сидел Карапау. Сантос и Роша, увидев их, тут же подошли, надеясь на новое развлечение. Карапау стал обзывать Шоурисо пауком, а Шоурисо тупо повторял, что Карапау уморил свою мать голодом. За эту сцену они оба получили по тостане [55] Тостана — мелкая монета. на водку. Но Шоурисо уступил свою долю товарищу: сегодня ему уже перепало.

— Счастливый тысяча пятьдесят первый!

Он двинулся по направлению к мосту, но тут вдруг услышал: «Покупайте дары моря!» — замер в ожидании, уставившись в землю, по которой вот-вот должны были пройти обутые в деревянные башмаки ноги Фелисии. Когда они оказались возле его лица, он мгновенно принял вертикальное положение и просительно сказал:

— Фелисия, послушай…

Она обернулась:

— Чего тебе, жаба?

— Да брось, будь поласковей…

Фелисия прыснула со смеху. Шоурисо даже обалдел от неожиданности и тупо, долгим тоскливым взглядом уставился на ее бедра. Мимо него пробегали собаки, некоторые задерживались, обнюхивали его лицо, задевали хвостом. Проехавшая повозка обдала пылью, а вол — теплыми брызгами навоза. Ну и жизнь. Черт бы побрал! Когда глаза его замечали мелькавшие у самого носа красивые женские ноги, становилось совсем худо. Стараясь отогнать наваждение, он кричал что было мочи:

— Тысяча пятьдесят один. Смотрите таблицу! Смотрите таблицу!

Вдруг уже прошедшие было мимо блестящие, со шнуровкой сапоги остановились. Шоурисо скользнул глазами по сапогам, полосатым брюкам, портфелю, в который опустилась рука его владельца.

— Полбилета.

— Пожалуйста, но надо зайти в магазин.

И Шоурисо, как обычно на четвереньках, пополз впереди покупателя по направлению к магазину, где продавались лотерейные билеты. Его фигура напоминала тележку, которую толкал идущий сзади человек. Вскоре Шоурисо уже выкрикивал новый номер: пять тысяч семьсот два. На миг он остановился, прислонил голову к решетке моста и, глядя на ломаную линию гор и видневшуюся там, внизу, кривизну побережья, подумал раздраженно: «И чего эта, дрянь ломается, в конце-то концов? Подумаешь, красотка беззубая! Только два гнилых и торчат. Плоская, трухлявая доска! Не я буду, если за двадцатку не закину ей юбку на голову».