Вержилио Ферейра - Избранное [Явление. Краткая радость. Знамение — знак. Рассказы]

— Шоурисо!

Он увидел альпаргаты Карапау и очень удивился, что у того дрожат ноги. Шоурисо поднял глаза: Карапау сгибался под тяжестью огромного чемодана.

— Что, работенка привалила?

— Да ну, дерьмо. Получу всего два мильрейса.

— Ишь, привык к подачкам. Даром денег не платят. Пять тысяч семьсот два! Есть шанс выиграть пятьсот конто. Ты далеко?

— Нет, тут рядом.

И Карапау пошел, с трудом передвигая дрожавшие от непомерной тяжести и напряжения ноги, его почти не видно было за чемоданом. Вернулся он быстро. Принес две сигареты и одну предложил Шоурисо.

— Я сегодня ел творог на пари.

— Везет же. А мне приходится есть апельсины с кожурой. Однажды даже сухой коровий навоз с четвертушкой хлеба ел. Верь не верь — дело твое. Ты никогда не веришь. Спроси у Сантоса. Так бы он и заплатил за стакан водки, если бы я не съел это дерьмо.

— Скоро камни жрать будешь.

— И буду, Шоурисо. Только, прошу, не говори, что я уморил свою мать голодом. Не делал я этого, нет.

— Ну, а что же мне тогда говорить, если только это тебя и злит?

— Прошу, не говори. Она была плохой матерью, но я не морил ее голодом. Работы, как всегда, не было…

— Мог бы продавать лотерейные билеты.

— Как же, держи карман. Это у тебя покупают — калека. Счастливчик. Повезло! И спать можешь на улице, никто не шуганет. Ну ладно, я пошел.

— Пять тысяч семьсот два! Есть шанс выиграть пятьсот конто. «Магазин удачи» предлагает вам выиграть пятьсот конто. Смотрите таблицу!

Только Шоурисо и Карапау собрались разойтись в разные стороны, как опять к ним прицепились, стравливая, точно собак. В арсенале Карапау, который он все время обновлял, было много бранных слов для Шоурисо: «жаба», «паук», «голова скарабея». А у Шоурисо только одно — «голодом мать уморил».

— Опять ты за свое. Опять говоришь, что я мать уморил голодом.

И вот однажды, когда Шоурисо кто-то уже довел до бешенства, мимо его носа прошлепали ноги Фелисии. Всю жизнь привыкший сносить оскорбления, он, ослепленный гневом при ее появлении, вдруг утратил эту способность. Подняв руку с деревянным башмаком, Шоурисо зло заорал, сотрясая воздух своим громовым голосом, обычно выкрикивавшим номера лотерейных билетов:

— Зови жабой своего дедушку, дерьмо! Дерьмо собачье!

Неожиданно сорвавшаяся с уст Шоурисо брань для всех сантосов и сейшасов была настоящей находкой. Все эти перебранки с Карапау порядком надоели, а тут что-то новое. Представление на любой вкус. Шоурисо разрядил обойму копившихся всю жизнь оскорблений, и стало легче. За это ему, словно шарманщику, кто-то швырнул четыре монетки.

С того дня Карапау стал никому не нужен. Появлялся ли он на площади, заходил ли в кафе, только Шоурисо и замечал его. Да, пожалуй, только Шоурисо и знал, что тот жив. Теперь всех развлекала ставшая притчей во языцех страсть Шоурисо к Фелисии.

— Эй, Шоурисо, приятель! Получишь пять эскудо, если три минуты будешь слушать, что я скажу.

— Давай сюда деньги.

— Не торопись. Сначала послушай! — Сейшас повертел перед носом Шоурисо блестящие монеты.

Завороженный их блеском, Шоурисо сдержал себя и не выругался.

— Фелисия говорит, что у тебя не только ног нет, но и еще кое-чего. А ты-то вообразил…

— Идиотка! Ну, погоди у меня…

— Она еще говорит, что ее тошнит от одного твоего вида и что тебе нянька нужна, чтобы купать, как маленького.

— У, твою… Ну я…

— А вот Карапау ей по душе. Я сам их видел около одиннадцати на дороге, которая ведет к заводи.

Пропади они пропадом, эти деньги. Шоурисо не может больше выносить такую пытку и, послав ко всем чертям собравшихся повеселиться, опускается на четвереньки и направляется к двери.

— Забери свои кровные, эй ты, дьявол!

— Сукины дети!

— Бери, бери!

Сейшас швыряет ему монеты, и Шоурисо, умолкая, ловит их ртом на лету, как собака.

И вот в субботу, в день розыгрыша лотереи, по радио объявили, что главный выигрыш пал на билет номер тысяча пятьдесят один. Шоурисо быстро — правда, его все время заносило то в одну, то в другую сторону — обошел город в поисках блестящих сапог со шнуровкой. Оказалось, обладатель счастливого билета уже приходил в «Магазин удачи» и справлялся о торговце лотерейными билетами, намереваясь вознаградить его.

На это самое вознаграждение и кое-какие сбережения Шоурисо купил инвалидное кресло на колесах, которым ловко управлял с помощью ручки. Теперь он видел окружающий мир как человек. Когда Шоурисо, выкликая очередной номер лотерейного билета, появился на площади, ему попытались устроить «пышную встречу», но он даже ухом не повел, услышав подначки. Сознавая перемену в своей жизни, он теперь не обращал внимания на злые шутки. Ему что-то сказали о Карапау, он пожал плечами. Что у него общего с неудачником Карапау, жалким обладателем кепки с лаковым козырьком? Ведь он, Шоурисо, начал новую жизнь, ничего общего не имеющую с прежней. Он выбросил деревянные башмаки для рук и резиновые полупротезы. У него было кресло о трех колесах. Пожалуй, даже к Фелисии он изменил свое отношение: теперь, когда он видел жизнь как все люди, ему особенно бросались в глаза ее торчащие гнилые зубы и тонкая ниточка злых губ. Как-то в сумерках они встретились, но на этот раз заговорила Фелисия:

— Что, Шоурисо, разбогател?..

— Как видишь. А ты? Высохла, как сломанный сук. Если бы ты была благоразумна…

— Ты это о чем?

— Я тебе говорил. А ты не хотела…

Фелисия поставила корзину на землю. Спускалась ночь. Лотерейные билеты, прикрепленные к лацкану пиджака, трепетали на ветру, как флажки.

— Что ты говорил, Шоурисо? Ты ведь ни разу не сказал как положено. Хочешь жениться на мне?

Он посмотрел на нее долгим испуганным взглядом. Подумал и сказал:

— Жениться-то нет. Но…

Фелисия живо повернулась и поставила корзину на голову.

— Дьявол тебя побери, паук несчастный!

— Чего орешь, дура! Слушай, что скажу.

— Только мне и дела, что тебя слушать. Прощай. Поздно уже.

Криво улыбаясь, Шоурисо полез в карман. Фелисия сразу стала серьезной, огляделась по сторонам. Никого. Молча, на некотором расстоянии друг от друга, они стали спускаться вниз по дороге до поворота, где стеной стоял дрок. Здесь они заспорили. Упрямая Фелисия хотела получить плату вперед.

— Ишь, умная какая! Знаем эти штучки.

— Да ладно, ладно! Поторапливайся, и без тебя дел хватает.

Когда руки Шоурисо уже были на земле, ему ничего не оставалось, как сунуть ей деньги. Вот тут-то Фелисию и прорвало, она дала волю злобе: оскорбления, издевки посыпались на голову Шоурисо, а в довершение торговка толкнула на него кресло. С большим трудом Шоурисо удалось вскарабкаться на кресло и двинуться в город. Он взмок от невероятных усилий и ярости.