Грим - Приключения в приличном обществе

Он, не дав ей одуматься, сразу согласился на брак, ибо альтернатива его была такова: или подсесть к ней на пансион в родовое гнездышко, имея в нем все, что может пригодиться для жизни вдвоем, или жить в нищете, как какой-нибудь гений.

Князья пытались его отговорить, подкупить, запугать. И даже предложили ему на выбор несколько баронесс, но он, давший ей слово чести, счел для себя невозможным отменять его.

- Не забуду это замужество, - вздохнула она. - Вы, маркиз, верно, варенье любите? Я принесла.

Этот ее замужественный поступок не нашел понимания в светской среде. Интеллигент - существо невзрачное. И с точки зрения князя - мразь. Князья возопили: аншлюс! Мезальянс! Пророчили браку порочное будущее. Пытались внушить ей истину: мол, интеллигенция не любит графинь. Мол, тысячу лет растекаясь мыслию по древу Руси, ни графинь, ни княжон не жаловала.

Однако со временем, обучившись учтивым салонным речам, он неохотно был принят в свете. Многие любопытствовали, особенно дамы, что собой представляет этот супер-супруг, и приглядевшись, нашли, что он, в общем-то милый, хотя и до чрезвычайности дик.

Любимая жена, да и сам любим - что еще человеку нужно? Жил он с женой не по лжи, отвечал ей полной взаимностью, и безмерно гордился прекрасным полом своей жены. И лишь однажды причинил ей хоть и сильное, но краткое огорчение, признавшись, что 'Мертвые души' вовсе не он написал.

Впрочем, очень любил творчество, увлекался историей, говорила она, сожительствуя с Клио и мной.

Она призналась, что под его влиянием тоже была не чужда лирики и романтически описала их отношения под псевдонимом графиня Струйская. Выложив себя всю. Книга была хорошо распродана, хотя многие и не верили в искренность авторши, с трудом представляя себе такую любовь.

Рассказывала она мне подробно, но явно не все. А как же родители? А родственники со всех сторон? А супружеская кровать? Оставалась незыблемой? Хотя бы метания, свойственные неуравновешенной интеллигенции, должны были место иметь?

Метания? Были. Порой его не устраивало всеобщее непонимание. Тогда он метался, да. 'Вошь я дрожащая или интеллигент? Гений или говно?' Как поведать миру о том, какая у тебя душа нежная? Говорил, не надо мне славы - мол, вышел я из народа и интеллигентом стал не для этого. Ей даже на ум приходило тогда: уж лучше бы вышла замуж за более обыкновенного человека.

Честный человек в нашей стране и минуты не выживет. Как только проявит себя - а поводы есть - убьют. Но свела его в могилу печаль. Хотя я слышал иную версию его гибели. Электричество, будто бы, убило его. Но ладно.

Пришлось, стало быть, становиться вдовой. Обручиться со своим одиночеством. Тело твое предано земле, а душа моя скорби. Это может выразить только музыка. - А может быть, наша жизнь, вдруг сказала она, только прелюдия, пролог, разминка пальцев, наспех разыгранные гаммы, и только со смертью мы вступаем в плавное медлительное анданте. Слезы падали на паркет синими кляксами.

Похороны удались. Были прочувствованные речи. Живых ведь не принято чествовать. Лишь после смерти узнаешь, как ты велик.

Помолчали в память покойного.

Я не то, чтоб нетронут остался этой историей, но она как-то не совсем меня захватила, эта, будто бы, быль. Не вызвала ответного движенья души. Впрочем, я выразил частичное соболезнование, сказав, что, мол, все помрем и т.д. Смирились, бы, мол, сударыня, с ударом судьбы. На что она, комкая заплаканный платочек, патетически восклицала. - Ах, вам такое спасибо, такое! - Очень преувеличивая мое сочувствие.

Мне ж, обалдевшему, очень желательно было добраться до ее добра. Надежды были, но смутные. За пределы меня не выпустят. Затребовать отдельный кабинет? Зубоврачебный, к примеру? Но невозможность этих надежд тут же стала и для меня очевидной. Приходилось прибегать к уловкам, чтоб не взорваться под наплывом чувств. Я отводил взгляд всякий раз, как у нее что-нибудь высовывалось или вываливалось, я задерживал дыхание, рискуя себя удушить, я неприметно щипал себя, дабы убить в себе вожделение. Мне все-таки удалось кое-как совладать с собой.

Всё это время Маргулис с Вертером не сводили с нее затуманенных глаз, вдавивши оба лица в решетку. Она отметила их пристальность, и даже дважды улыбнулась им, еще более их обаяв.

Вообще, все зеленые восторженно относились к ней. Присутствие этой дамы вызывало чрезвычайное оживление в их среде. Некоторые думали, что это священная женщина и молились ей. Другие, что она - попечительница, и с нетерпением ждали того момента, когда она начнет их попекать. И все просто влюблены в нее были. Даже нежильцы - понаслышке. В результате многие решили отрастить усы, что, в общем-то, правилами содержания в заведении не возбранялось. В конце концов, быть объектом преследования для красивой женщины - неизбежная участь.

- Ах, вам тоже надо жениться, - сказала вдова. - Чем скучать вам в безбрачии, лучше резвиться в свое удовольствие с юной женой. Хотите, я вам подыщу подходящую партию?

- К черту все партии, - сказал я, в отчаянии от своих манер. - Все равно ни одна не сравнится с вами по части прелестей. Вам с этой стройной фигурой соперниц нет. Вы обворожительны! - И бросив ей в лицо такой комплимент, я и сам значительно приободрился.

Она улыбнулась: мол, рада для вас хорошо выглядеть. Натянула на колено подол, симулируя стыдливость, какой я в ней на подиуме не замечал.

- Как хотите, - сказала она. - А пока я вам кошечку принесу. Пусть она вам вместо меня утешением будет.

И поскольку комплименты с моей стороны что-то запаздывали, она сама стала говорить о себе. - Что она, оставшись вдовой, много возлюбила рукоделие: всё прядет, прядет... Что живет одна и всё теперь делает собственноручно. Что на нее клевещут по-всякому, потому что неопытна. Что имея мягкое сердце в отношеньи мужчин, их, вопреки клевете, близко не подпускает. - Кто? Тот, с галунами? Ах, это шофер. Водит мою машину. Возит меня на ней.

Да, она обожает Вагнера. Но спит одна. Музыку любит до самозабвения, и сама играет на виолончели. И немного поет - в подражание небесной гармонии. При этом душа зачастую устремляется ввысь, летя и поя. Нет слов хороших, чтобы выразить, как сладостен этот полет. Часто ей кажется, а порой бывает уверена в том, что ждет ее где-то в идеальном мире идеальный супруг.

- Ах, если бы вы предположили жить со мной, - размечталась она. - Как бы мы вместе слушали музыку! Знаете, что со мной самое главное? - с жаром продолжала она. - Ум, совесть и честь! Нам, графиням, крайне важны в мужьях эти качества. Вам это нужно сразу усвоить, если мы вдруг протянем друг другу руки любви.

Нам, маркизам, чести не занимать. Совесть нынче опасно иметь, но и она присутствует. Что касается ума, то вы уже могли убедиться в наличии.