Грим - Приключения в приличном обществе

Более всего ее поразило то, что рай обитаем и многолюден, по-видимому. Как вам это все описать? Кратко ль? Красочно ль?

Вера вдруг поняла, что чаемое народами всей земли наконец-то свершилось, и сексуальная революция победила в этой отдельно взятой стране. Она решила, что непременно ступит на эту землю - Эдем? Сезам? - какая разница, как называется эта страна, если жизнь в ней наполнена сексом и смыслом, и правят не деньги, которых все равно ни у кого никогда нет, а секс.

Ей страстно захотелось влюбиться - хотя бы в того вон поручика, с лихо, как у валета, подкрученными усами, который стоял на одной из трибун в белых, облегающих, нарочно подчеркивающих весь рельеф, штанах.

На трибуне кроме поручика в красноречивых штанах стояли и другие выдающиеся люди, члены, наверное, Полбюро, а с ними - сам генитальный секретарь, напоминавший состарившегося Маргулиса.

Из репродукторов лились мажорные марши, рвались лозунги, раздавались приветствия. Развевались флаги с официальной символикой этой страны - Страны Свершившейся Сексуальной Революции, и хотя государственный герб был скорее похож на скрещенные кости, а не на пенисы о двух концах, Верочке показалось, что это не страшно, а наоборот, хорошо.

- Да здравствует наша молодежь, ура!

'Увы', - подумала Верочка, провожая завистливым взглядом колонну молодежи с красными фаллами. Ей страстно захотелось влиться в ряды, или спуститься вниз, где часть молодежи, сидя кружком под деревом, пела 'Песню о тревожном пенисе'. Всюду раздавался добровольный смех.

Далее следовала колонна передовиков. Передки у передовиков были прикрыты полупередничками, не скрывавшими почти ничего, но все равно из-за флагов (их здесь называли фаллами, а то и флагалищами иной раз), сплошным колышущимся зонтом нависавшими поверх голов, Верочке почти ничего у передовиков не удалось разглядеть.

'Еда. Единство. Сексуализм', - заявляли кумачовые транспаранты, возбуждая патриотическую чувственность. - 'Май. Мир. Тр...'.

Что скрывалось за 'Тр...' Вера не разглядела, так как лозунг вместе с колонной уплыл влево, но со свойственным юности оптимизмом она надеялась на что-то приятное, ибо труд и другие трудности нагоняли скуку и вызывали протест.

Тем временем быстро и как-то стыдливо прошмыгнула мимо трибун группа сочувствующих, и по тому, как обвисли их фаллы и унылы лица, Верочка догадалась, что они могут только сочувствовать и всё.

Верочке на минуту стало скучно за них, и она перевела взгляд вправо, откуда приближалась колонна протестующих. Ей было любопытно, что могут себе еще требовать у трибун люди вдобавок к тому, что у них уже есть. Протестанты не кричали, не буйствовали, однако, сдержанно и сурово требовали отменить Минет. Верочка с некоторой опаской перевела взгляд на трибуны, но по тому, как снисходительно отреагировал гениталитет, она поняла, что ничего некорректного в этих требованиях нет. Более того, несколько человек тут же покинули трибуну, из чего она заключила, что народное требование на глазах у всех уже выполнено, ибо было вполне справедливо. В самом деле, наряду с Министерством Единых Требований параллельно уже существовал Минэт - Министерство Эталонов и Трафаретов, выполняющее сходные функции. Верочка подумала, что трахаться по трафарету, пожалуй, удобнее, так как некоторые Верочкины мужчины в своих экспериментах заходили порой далеко.

Занятая этой мыслью, она не сразу заметила, что последняя колонна покинула площадь - но лишь затем, чтобы освободить пространство для демонстрации военной техники, а значит, огорчилась Верочка, международное положение этой страны оставляет желать лучшего. И она с трепетом в груди взирала на проплывавшие мимо нее фаллистические ракеты, на огромную ятерную бомбу, в трейлер с которой были впряжены цугом аж три тягача, на секс-бомбы поменьше, женственные формы которых могли бы вызвать демографический взрыв в любой точке земшара. Приходилось, видимо, поддерживать паритет в отношении пуританских стран.

Верочка, почувствовав горечь во рту за эти страны, машинально откусила от яблока, и по мере того, как оно таяло на языке, внутри нее, к изумлению, всплыла вдруг трудная история этого народа, решившегося на дерзкий социальный эксперимент. Очевидно, яблоко было с древа познания истории этой страны.

Еще жили и даже здравствовали иные люди, стоявшие у истоков этой истории. Как вон та, например, достойная долгожительница, поддерживаемая под руки соседями по трибуне - бабушка этой революции, одной из первых обретшая себя в борьбе и сексе.

Все, что было до начала истории, обходили молчанием, стараясь забыть. Да и действительно, вспоминать было практически нечего, кроме разве что нескольких исторически достоверных случаев естественных взаимоотношений между мужчиной и женщиной. А так - неразборчивость и скотоложество, вызванное сексуальной необразованностью и слепо блуждающим, всесторонне направленным, полиморфно ориентированным либидо. Поэтому любовь у них принимала уродливые формы.

Власть восставшим досталась легко, потому, что основной революционный декрет, обещавший труд заменить траханьем, оказался близок и понятен всем. Да и лозунг: от каждого по возможностям, каждому по потребностям, противоречий не вызывал, так как возможности, как правило, совпадали с потребностями, и наоборот.

Однако не обошлось без недоразумений и взаимных обид. Часть народа (преимущественно северо-западных провинций), недовольная тем, что у них, мол, все девки рыжие, потребовала нового передела территорий со всеми проживающими на ней девками, и развернула оставшиеся от старого режима полки штыками на юг.

В гражданской войне победителей не бывает. Не было их и тут. Провинившиеся провинции были примерно наказаны. Уцелевшие в междоусобице полки расформированы, а офицерские чины согнаны в подвалы и упразднены. Оставили десятка полтора поручиков, используемых как репродуктивный материал. Ибо половину мужского населения потеряла страна в гражданской войне.

Старые сословные привилегии были отменены. Различия и противоречия между сословиями сведены к нулю. В новом бесклассовом обществе лишь многодетные матери (демографини) пользовались господдержкой и были на особом счету.

Однако, несмотря на свободные отношения, лучших поручиков и демографинь, прогнозируемого демографического взрыва не произошло. Стали доискиваться причин, выдвигать версии. Вопросы обрезания нации выдвинулись на первый план. И опять не обошлось без недоразумений и прямых диверсий со стороны неверных идее людей. Здесь недодумали, там недоглядели, где-то перегнули палку, да так, что сломали ее совсем. В некоторых губерниях обрезали под корень, а в одном из уездов вредители из числа неверных вырезали штык-ножами саперный взвод. Составилась стихийная оппозиция из неверных, обрезанных и неверно обрезанных, и только объединенными усилиями армии и полиции нравов (другой полиции, кстати, в стране не было) удалось подавить обрезные бунты. Неверных расстреливали на месте, а оба сорта обрезанных после выполнения необходимых судебных формальностей были расстреляны тож. Ибо куда их, бесполезных в половом отношении, было девать.