Грим - Никита Никуда

- Так в чем же состоит ваша интеллектуальная деятельность? - спросил я.

- Ясность с вами! Да мало ли? - воскликнула широколицая. - Да без нас земля сойдет с круга. Или станет вертеться вокруг луны, дура.

Луна - это, помнится, в поднебесье. В качестве интеллектуала я не добирался до таких высот.

Тут уж они наперебой принялись мне свои мысли впаривать. Как я ни пытался, настроив ухо востро, во что-нибудь вникнуть, не понял из них ни аза. Тем более, что гвалт поднялся такой, что не всякое слово и разобрать-то было возможно.

- Свобода - это когда все можно, но возможности нет.

- Какая же это свобода, девчонки? Это импотенция.

- А если возможности есть...

- ... то какая ж это свобода?

- Нет возможности без взаимности...

- Ни хрена себе, Романсыч, - шепнула Маринка. - На какого ж любителя такая любовь?

- Это работа, а не любовь, - услышала ее шепот высокая. - Хотя эротически, конечно, любовь, а фактически - это творчество.

Основной моей мыслью в данный момент была не дать себя заморочить. Однако перепирались они более всего друг с другом. Я даже подумал, что они все лица изорвут друг дружке, хотя и так имели их так себе, не Бог весть.

Словосношенье, словоснованье, словоложество... Я бы всё эту чернокнижие словосожженью предал.

Однако и времени они, гимнософистки румяные, зря не теряли. За разговором я не заметил, как мы оказались окружены. Прорваться сквозь это кольцо с больной, напуганной поваром - до дрожи в ногах - лошадью, не представлялось возможным.

- Отпустите лошадь и женщину, - попросил я. - И тогда, поскольку денег не густо, я уединюсь с самой грошовой из вас.

- Ах, я очень грошовая, - сказала высокая, обратившись сначала ко мне, а потом и к подельницам. - И первая его еще у ворот обнаружила. Дайте его мне. Я первая право имею.

- У нее, правда, нога негнущаяся, - сказала широколицая. - Но предметом владеет вполне.

Я не гнушаюсь негнущимися, но за свои деньги предпочел бы иметь более подходящий товар. Не в таком критическом физическом состоянии.

- Вы не в моем вкусе, - сказал я, от нее отстраняясь, хотя она и тянулась ко мне всем профилем.

- А вы меня пробовали?

- У нас только Альфа грошовее, наша ведущая девушка, - сказал сутенер. - Практически ничего не берет и граничит с самопожертвованием. Но ее часы распределены по минутам на неделю вперед. Аллес пихалес. Вся рабочая поверхность в сплошных волдырях. - Он вздохнул. - Очередь к этой мученице. Вот, рекомендую, Бету. - Бета, стоявшая не в первых рядах, обнажала банан и ела его. - Не так дешева, но зато из числа самых заядлых.

Перед заядлой все расступились, и я волей-неволей вынужден был ее рассмотреть. Однако за исключением того, что роста была среднего и без усов, она практически ничем не отличалась от прочих.

- Да не стесняйтесь вы, выбирайте, - увлекал меня сутенер. - У нас, кроме заядлых, еще и завзятые есть. Девочки опытные, а оптом еще дешевле. Берите двух. Бета, она безотказная.

Голова от ужаса кружится, глядя на них.

- Я такая... Потакаю всем, - хриплым голосом подтвердила Бета.

- Вы, часом, не храмовые? - спросил я, видя такую жертвенность. Хотя в моем лице жертвенности, пожалуй, было больше.

- Хромые у нас далеко не все, - сказал Падлик.

- Пусть она сначала ноги согнет. А то может тоже негнущаяся, - сказал я, проследив, чтобы мои попутчики - Маринка, лошадь и пес - отошли достаточно далеко.

Бета, не сходя с места, сделала мне реверанс.

- Но... - растерялась высокоразвитая. - Я тоже требую удовлетворения.

- Потом, потом, - оттеснил ее шмаровоз.

Кажется, меня тут собираются по кругу пустить.

- Я все же эту беру, - поторопился я.

- Лавью на слове, - промурлыкала заядло-грошовая.

Я заметил, что спина этой Беты тоже плохо сгибалась, очевидно - застарелый ревматизм. Но менять ее было поздно: я уплатил. К этому времени я уже придумал, как бежать от этих идей. Мне не терпелось это намерение осуществить, покуда еще была возможность вырваться.

- Я ж не могу прямо здесь... получить... этвас... от вас, - сказал я почему-то с большими заминками. - Давайте хоть за угол... с вами зайдем.

Я повернулся и пошел прочь по направлению к намеченному мной углу, услышав за спиной свистящий шепот заядлой:

- Вы меня качните, девчонки, а там я сама пойду.

Я оглянулся. Высокая тычком тронула Бету с места, сообщив ей момент инерции, отчего она качнулась и правда, пошла.

Ближайший угол от площади оказался метрах в трехстах. Покуда мы отходили, стараясь не ступить ногой в ведро и не разбиться об унитаз, она мне все жужжала про полнокровную экономику, про полноправную порнократию, про себя, полногрудую...

- Вот, потрогайте здесь.

Я покорно потрогал, где она мне велела, но наткнулся на кость. Мы свернули за угол. Я выглянул. Оставшиеся покуда ни с чем, тем не менее, не расходились, жестикулировали, видимо, создавали ко мне очередь.

- Ты пока возбуждайся, я сейчас, - сказал я, делая попытку от нее вырваться.

- Ах, я уже и так вполне возбуждённая, - сказала эта грошовая Бета, уцепившись за мой рукав. - Вы меня только нагните, а там я сама. Ну, помогите же, - поторопила она. - Смилуйтесь над моей юностью.

Я оглянулся на Маринку. Отошла она уже достаточно далеко, и выражение ее лица на таком расстоянии не прочитывалось.

Что мне было делать с этой несгибаемой бабой? Ну же, мужество, пробуждайся во мне. Я уперся коленом в живот этой грошовой, руками охватил ее шею и едва ль не повис на ней: только так мне удалось ее отклонить градусов на шестьдесят от ее вертикали. Потом оттолкнул ее, и она пала согбенной спиной на стену, успев вскричать негодующе:

- Блин, а как же минет?

Комом, лакомка. Я рванул с места так, что подметки оставил. Бежать по камням и обломкам фаянса голым стопам было чувствительно, но я бежал, рискуя искалечить ноги, на ходу маша нашей компании, чтобы тоже бежали. Оглянувшись, увидел, что вся стая сорвалась с места в погоню за мной, впереди же неслась обманутая мной Бета, пребывая в полусогбении, однако очень проворно семеня и на полкорпуса опережая кондуктора. Стая же, следуя за ним слепо, мчалась, чуть приотстав. Заядлая, сделав рывок, выдвинулась еще немного вперед. Тогда я подобрал на бегу камень и бросил в нее.

- Что ты камнями в проституток кидаешься? - вскричала Маринка, на ходу и без церемоний переходя на ты. - Тоже мне, без греха. Пистолетом стреляй.

Пистолет... Совершенно забыл про него. Я его выхватил и выстрелил в воздух, и этого выстрела мимо них оказалось достаточно, чтобы всем им попрятаться по углам. Приятной вам проституции. Я подумал тогда еще, что при их опасливости, имея 'Калашникова' и пару гранат, я вполне бы мог в одиночку свергнуть власть порнократии и поставить другой режим. Впрочем, тренер их и антрепренер все еще продолжал преследование, но его узенькие штанишки из поддельного бархата сильно замедляли бег, он отстал. Мы еще некоторое время мчались так, что ветер свистел в ушах, коим и сорвало этих ведьм замысел.