Грим - Никита Никуда

- Да на ваших блядей смотреть больно, - сказал я. Их внешний вид вызывал сожаление. - Эти девушки мне смешны

- Он нас срамит, Падлик... Смеется над нашей невинностью.

Невинность, внутренне усмехнулся я, состроив соответствующее лицо, и подделать можно.

Одеты они были неосновательно. Я бы даже сказал, кое-как. Далеко не все места были прикрыты, содержание цинично вываливалось наружу, но как-то невесело, неэротично, к тому же было грязно. Словно этих проституток поставляли прямо из преисподней. Я отдельно отметил, что оружия при них не было.

- И что это они у вас такие чумазые? Как... как... - Сравнение не шло мне на ум, да и тут же оказалось излишним.

- Компарезон не комплимент, - сказали девушки. - Мы - киники.

Это слово я и искал.

- Если желаете, - сказал Падлик, - у нас и кинеды есть.

Кинедов только мне не хватало. Я с отвращением мотнул головой, хотя это слово слышал впервые, но подозревал, что ничего хорошего за ним не стоит.

- Брюнетки у нас весьма страстные, - искушал меня сутенер, - от страсти глаза лопаются. Блондинки же настолько нежны, что тают при лампочке в сорок ватт. И для особо привередливых пользователей тоже найдется у нас кое-что.

- Например? - спросил я, в то же время лихорадочно соображая, как от этой напасти спастись.

- Женщина, например, с девятью грудями, девушка с хвостом и копытом, сиамский лесбийский тандем. Есть у нас Ржавая Гайка - но, к сожалению, только с левой резьбой.

- С левой? Нет, - и тут отказался я. - А эти... Девчонки, вы почем?

- Почём, почём... Почемучка какой... Князь Почёмкин, - захихикали, зашептались девчонки.

- Стервы - по сорок восемь, прочие - по двадцать два, - ответил за них сутенер. - Более дешевых девушек вам не найти. Девчонки прилежные. Выполняют любовь любой степени сложности. С экскурсами - кто в метафизику, кто в марксизм. Мы берем только за амортизацию, - попытался заверить меня он.

Припоминаю, что я во все время моего пребывания в Манде не очень догадлив был, пытаясь отшутиться от них и тем самым от себя отшатнуть. От таких не отшутишься, но откупиться от этих грошовых девушек, сунув им рублей сто - сто пятьдесят, я мог бы вполне. Отмахнуться мандатом (от этих манд) мне тоже в голову не пришло. Да и считать ли их приставания неприятностью? Скорее, непристойностью.

- Мне бы блондинку. С усиками, - сказал я, под влиянием легенд, очевидно. А еще я надеялся, что этого редкого товару у них нет.

Сутенер мне объяснил, что с усиками бывают брюнетки, как правило, да и то далеко не все.

Он сделал знак, и вновь выступила вперед та, рослая. Я пригляделся. Ноги пускай не от ушей, но улыбка шла от души. Одета в юбочку из мешковины с каким-то черным клеймом. Лицо костлявое, но кокетливое, перечислял я про себя ее приметы, словно робот для розыска составлял. Глаза - словно две вагины, а с губами рта - так все три. Над верхней из губ - усики. Под нижней - полоска слюны. Перекошенный бок. Очень уж неопрятно она выглядела. Да и прочие были не лучше. Вероятно, жизненные неурядицы и тяжкие телесные упражнения исковеркали их. Трахать этих несчастных - лишь умножать печаль. Надо иметь дела со счастливыми женщинами.

Как бы на самого не подали в розыск за связь с несовершеннонормальными, спохватился я. Неизвестно, насколько легально они здесь устроились. Дуремары не дремлют. Я представил, как меня в заебаловке, пристегнув наручниками к отоплению или к потолку...

- Мысли носятся в воздухе, - перебила мой ментальный процесс высокая. - Осторожнее с ними. Ваши нехорошие фантазии, чужестранец, могут быть подхвачены и воплощены.

- Никак не пойму, что у нее на морде, - шепнула Маринка. - Раскрашена или расквашена так?

- И что вам за нужда в нашей внешности? - подхватила другая, с широким, словно калмыцким, лицом. - Совокупляемся мы с идеями. Сношаемся посредством слов. Внешность тут не имеет значения. Многие умы даже в Европе, а не только у нас, состоят с нами в интеллектуальной близости.

- Как же вы представляете себе это сношенье? - довольно иронически спросил я.

- Ну, поболтать, что-нибудь помусолить, помуссировать мысль. Заморить вашего червячка. Да вы особо не заморачивайтесь, пенис дырочку найдёт.

- Каков каприз, таков и сервис, - в рифму сострил кондуктор.

- Изменить ваше и наше мышление к лучшему. Познав одну из нас, познаешь себя, - сказала она, очевидно, рассчитывая, что охваченный такой охоткой клиент так и кинется.

Самопознанье мне было, конечно, свойственно, но сразу весь открываться себе я не спешил. А то откроешь в себе такое, что и не рад будешь. Или можешь неправильно себя понять. Но про этих мегер я, кажется, понял. Эти шлюхи, действуя хитроумно, мужчин двояко заманивали. В зависимости от сорта клиента, от настроенья конкретного пользователя, от сопутствующих обстоятельств и обстановки вокруг. От того, говоря коротко, умственность в нем преобладает или любовь. Или разум, к которому - как они про меня поняли - я все более твердо склонялся. И они, действуя совокупно, не менее твердо старались меня с этого пути сбить.

- Во что б превратилось радость существования, если б в основе жизни разум един лежал, - сказала широколицая, - а не влеченье полов друг к другу. Достаточно вам напомнить роман Евы со змием.

Я действительно, чувствовал себя едва ли не Евой, искушаемой этим клубком змей.

- Оглянитесь вокруг, - принялась за меня высокая. Я, послушно ей, оглянулся. Эта Афродита с площади уже начинала вертеть моей головой. - Нет здравого смысла в радости, пенисе, пении птиц. Радость вам с точки зрения разума обернется глупостью. Пенье - пошлостью. Пенис - ересью. Ах, даже извилина накаляется, когда об этом задумываюсь.

В этом лице, где сосредоточилось три в одном, был излишек самоуверенности. Так что хотелось трахнуть по ней кулаком, а не чем иным.

- Возможно, не стоит тебе этой извилиной надолго задумываться, - сказал я. - Даже если она самая извилистая из всех твоих.

- Сегодня у нас праздник радости и ликования, - сказала та, что даже в бедрах была не столь широка, как в лице. - Ожидаются торжества по всей территории. Будут оды этому городу. Всем подадут блины. Самолет станет делать петли.

- По какому поводу? - спросил я.

- По поводу торжества порнократии.

Нет, сказал себе я, власть этих шлюх над городом им не удастся и на меня распространить. Я огляделся еще раз. Уныло вокруг. И никаких торжеств по поводу торжества мной замечено не было.

Если у них таковы праздники, то каковы будни? Лучше уж смерть тут же принять, чем такую собачью жизнь.

- Жизнь - совсем не то, что думают о ней собаки, - сказала широколицая. - Мы же с вами лишь немного умнее собак.

Если жизнь такова, то какова же у них смерть?

- Мне эту мысль один старичок подбросил, - продолжала широколицая. - Пихучий такой старичок, в качестве уплаты за мои услуги. Правда, растолковать мне ее как следует он не сумел, потому что не смог. Но ассимилировав эту мысль, я использовала ее в одном из своих рефератов. Так что если у вас с деньгами туго, тоже можете вместо денег подбросить какую-нибудь мысль.