Анна Лихтикман - Поезд пишет пароходу

— Постой, ты, значит, здесь умирать собрался?

— Ну, может быть, когда-нибудь. Но не сейчас. Здесь скоро все зацветет, прилетят пчелы. В этих зарослях полно гнезд, а в ручье я, кажется, видел мальков. И мох! Где ты в Израиле видела мох? Ты только посмотри, какое чудо. Здесь же замкнутая экосистема. Дожди пройдут — смоют сухие листья. Все превосходно обходятся без садовника и ветеринара, а заодно без зеленых, без политиков, без спонсоров, без правых и левых и, к сожалению, даже без нас с тобой. Я еще когда в первый раз это увидел, так сразу и подумал: вот это и есть рай — маленький простой мир, который отлично справляется без тебя, но если уж ты здесь появился, то не прогоняет. Живи.

Кит улыбнулся и блаженно закрыл глаза:

— Меда слаще, зефира нежней… Это мое. Никому не рассказывай. Сейчас это для тебя новость, Мага, но когда-нибудь ты поймешь: человеку нужно несколько квадратных метров, где он может побыть один, и за которые он не должен ни перед кем оправдываться.

В его словах Маге послышался упрек. Она всегда будет среди тех, от кого ему хочется спрятаться, и он будет уходить в этот свой подземный сад, либо на свалку бетонных блоков со случайным приятелем — какая ей разница, куда именно? Отец поселил Даниэля в «Чемпионе», потому что тот — свой. Наверняка же он собирался показать Даниэлю источник. Пузырек будет переходить по прихотливым законам наследования, которые не объяснит ни один юрист. От Герца к Киту, от Кита к Даниэлю… Отец готов рассказать все случайному знакомцу, которого знает пару недель, но не старому другу Зиву и не ей.

— Ладно, пойдем, скоро похолодает. — Она старалась, чтобы голос звучал спокойно, но отец что-то почувствовал. Он перестал улыбаться и потянулся к сигаретам, лежавшим на полу.

— Бедняга Герц, он не знал, что я буду укрываться здесь от Мозга-Монстра! Такое ему бы и в кислотном трипе не привиделось. — Он искоса взглянул на Магу, но, увидев ее лицо, тут же изменил тактику. — Ваш псих Зобак орал в свой мегафон прямо у меня под окнами, а во дворе всех заставляли жрать чернослив и орехи! Куда мне было деться?

Этот тон отца она отлично знала. Теперь он бил на жалость, изображая что-то среднее между двоечником, который оправдывается перед учителем, и обаятельным комиком.

— Не боишься ты никакого Монстра. Тебе просто хочется, чтобы тебя искали и спасали. Если бы ты мог, наблюдал бы в бинокль, как мы мечемся по парку! — Она уже не могла сдержать свою злость. — Тебе не важно, что твоего укурка-приятеля тоже кто-то ищет, не важно, что я с ног сбилась, пока тебя здесь нашла. Вам нужно побыть в тишине, вы же так красиво одиноки, так очаровательно несчастны… — Мага расплакалась. Неутомимая болонка подбежала к ней, и, встав на задние лапы, уперлась передними в Магины колени. Мага почувствовала, как отец поднялся и сел рядом.

— Ну, Киви, не плачь, не надо. — Он обнял ее за плечи. — Парень просто искал пустую нору. Я помог ему, вот и все. И если уж речь об использовании, то все наоборот. Это его я намеревался использовать, а не тебя. Подружился с ним на случай, если сам не смогу сюда пробраться, когда найду наконец вход. Я ведь еле пролез там, в начале, и я помнил, что есть еще пара узких мест. Думал, что в крайнем случае попрошу его разведать, есть ли еще проход.

Мага вспомнила вещи отца, оставленные на входе в тоннель. Его куртку и шарф, которые она приняла за тряпки, — он снял их, чтобы протиснуться. Ее вдруг осенило:

— Постой, так ты бегал по утрам, чтобы похудеть?

— Да уж не для здоровья, поверь. Я был готов и не на такое… Я ходил на все лекции идиота-Зобака, делал бы любые цирковые номера, как дрессированный пудель, лишь бы когда-нибудь опять попасть сюда. — Кит вдруг принялся сосредоточенно рыться в карманах. — У меня где-то там салфетки. О, здесь еще и яблоко! Хочешь? — он протянул ей и то и другое.

— Но почему ты не попросил меня тебе помочь? — спросила Мага, сморкаясь.

— Я думал, что после той истории с Джули ты злишься и меня стесняешься. Ты же стала меня избегать, ну я и не лез.

Она вытерла глаза и поднялась на ноги.

— Ладно, вставай, доведу тебя до твоей комнаты.

— Не хочу туда. Там идиот-Зобак орет в свой мегафон, а возле моих окон воет гигантский мозг.

— Его вот-вот начнут собирать, и тогда твой тайный лаз могут найти.

Кит вскочил:

— Тогда идем. Ох, погода. Что-то голова закружилась.

Мне не хотелось провести ночь в больнице, ожидая утра. По вопросам врача я догадалась, что он, как и сестра, не верит, что я упала, а не спрыгнула с крыши. Это объясняло, почему меня здесь задерживали, хотя никакого сотрясения у меня нет. Видимо, утром в палате появится психиатр. Что хуже, отвечать завтра на его вопросы или немедленно заявить, что ухожу? Смогу ли я сейчас суетиться, ловить такси, оформляться в гостиницу? Может, и в самом деле стоит остаться? Я решила еще немного полежать и хорошенько все обдумать.

Когда я проснулась, было три часа ночи. Вставать мне разрешили, так что я осторожно вышла из палаты. У стола стояли несколько медсестер и что-то оживленно обсуждали. Прямо на больничном журнале лежала большая коробка с семейной пиццей. Я прислушалась.

— Это как же надо было напиться! Дочку не узнавал, бредил.

— А фильмы-то он еще снимает?

— Да нет, он на пенсии.

— Интересно, какая пенсия у режиссеров?

Они повернулись ко мне:

— Это ты студентка из «Чемпиона»? — спросила одна из медсестер. Ее тон меня успокоил. Никто, кажется, пока не считал меня клиническим психом.

— И что у вас там происходит? День травм? — вступила вторая.

— А что случилось? — спросила я.

— Да ничего особенного, просто режиссер один допился до чертиков на каком-то пикнике и…

— Разве это было на пикнике? — перебила вторая медсестра. — Дочка ведь вроде сказала, что они гуляли по парку.

— Может, и гуляли, какая разница. Упал и голову разбил. Веко стеклами от очков порезал. Весь в грязи был, чудом глаза не лишился.

— Не мели языком, Орит.

— Ой, да ладно, завтра про это в газетах напишут.

…

Я вошла и остановилась посреди палаты. Здесь стояло несколько кроватей, отгороженных шторами. Я все еще не двигалась — так иногда застываешь на лесной поляне, прислушиваясь к звукам, доносящимся со всех сторон. Электронный писк, жужжание — а потом тишина, и вдруг — неожиданный механический вздох невидимого устройства, а потом и соседняя машина ни с того ни с сего начинает увлеченно гудеть, словно вдохновленная новой идеей.

— Ну что, опять принесла пиццу? — Кит лежал на одной из кроватей за неплотно задвинутой шторой. Никаких приборов у его кровати не было, только лишь капельница. — Смелее, подходи. Ну!