Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Проходили минуты, потом часы. Мы все смотрели друг на друга. Всем было нелегко. Хватит ждать. Он давным-давно должен был приехать.

Джоэл смотрел на меня с ехидством. Казалось, он знал что-то, но молчал. Я опустилась на ковер рядом с креслом Джори, и он обнял меня.

– Я боюсь, Джори, – плакала я. – Он должен был приехать. Столько часов… даже зимой по обледенелым дорогам он не ездил так долго.

Никто ничего не ответил. Ни Джори, ни Тони, ни Барт, ни даже Джоэл. Все собрались и сидели молча, и это затянувшееся ожидание лишний раз напомнило мне тридцать шестой день рождения моего отца, когда к накрытому столу пожаловали два полисмена и сообщили, что отец погиб в катастрофе.

Когда я увидела, как на нашу дорогу сворачивает белая машина с красной мигалкой, я чуть не закричала от ужаса.

Время повернуло вспять. Нет! Нет! Нет!

Они вежливо и сочувственно рассказали, что врач, ехавший в момент столкновения на своей машине, остановился и вышел из машины, чтобы помочь раненым, и, пока он пересекал шоссе, его сбил мчавшийся на большой скорости автомобиль.

Я слушала их, и все эти факты разворачивались перед моими глазами, как во сне. Мой мозг отказывался принять это.

Они осторожно и уважительно выложили на стол вещи Криса, как когда-то – вещи отца.

Я смотрела на эти вещи, желая одного: чтобы это был кошмар, от которого вскоре очнешься.

Нет! Вот фотография в его бумажнике – моя собственная… Вот его наручные часы… Вот сапфировое кольцо, которое я ему подарила на Рождество… Нет, только не он! Только не мой Кристофер Долл…

Предметы стали расплываться у меня перед глазами. Все было как в тумане. Сумрак затмил все мое существо. Я была вне времени и пространства. Полисмены уменьшились в размерах. Джори с Бартом были где-то далеко-далеко. Тони показалась мне огромных размеров, потому что подошла ко мне помочь.

– Кэти, я вам соболезную… это так ужасно…

Наверное, она говорила еще что-то. Но я вскочила, вырвалась из ее рук – и побежала. Побежала что было сил от всех кошмаров, преследовавших меня в жизни. Зови несчастье – и оно придет.

Я бежала и бежала, сама не сознавая куда, пока не оказалась у часовни. Там я рухнула перед кафедрой и начала молиться – так, как не молилась никогда в жизни.

– Боже, этого не может быть… Ты не можешь этого допустить! Это несправедливо… нет чище и лучше человека, чем Крис… Ты же знаешь это…

И я разрыдалась.

Мой отец был замечательным человеком – и он погиб. Смерть не ищет ненужных, нелюбимых, одиноких и дурных людей. Смерть безжалостной рукой выхватывает самых достойных – точно и навсегда.

Моего Кристофера Долла похоронили не на семейном кладбище Фоксвортов, а там, где лежат Пол, моя мать, отец Барта и Джулиан. Неподалеку находится и маленькая могилка Кэрри.

Я уже распорядилась, чтобы моего отца перезахоронили здесь же, чтобы он не лежал один в холодной земле Пенсильвании. Я была уверена: он бы одобрил.

Из четырех «дрезденских куколок» осталась лишь я одна… И я хотела уйти туда, к ним.

Светило яркое солнце. Был чудесный день. Можно было купаться, играть в теннис и развлекаться, а мы хоронили Кристофера.

Я старалась не глядеть на его мертвое лицо, на его закрытые теперь голубые глаза. Я смотрела на Барта, который произносил надгробную речь со слезами на глазах. Голос его доносился до меня откуда-то издалека. Он говорил прекрасно – все те слова, не высказанные Крису при его жизни; слова любви, благодарности и уважения.

– В Библии сказано, – начал Барт проникновенным голосом, которым умел говорить, когда хотел, – что никогда не поздно просить о прощении. Я надеюсь и молю, чтобы мое слово о прощении было услышано. Я молю, чтобы душа его сегодня взглянула на нас с высоты – и простила меня за то, что я не был благодарным и любящим сыном, которого он заслуживал. Отец, которого я отказывался признавать отцом при жизни, несколько раз спасал меня… и вот я стою сейчас здесь, и все мое существо пронизано болью и чувством вины и стыда за то, что так много времени ушло… так много лет, когда я мог сделать его счастливее.

Его темноволосая голова поникла; слезы блеснули на солнце.

– Я люблю тебя, Кристофер Шеффилд Фоксворт. Надеюсь, ты слышишь меня. Я надеюсь, ты простишь меня за то, что я был слеп и не видел, каким замечательным человеком ты был.

Слезы заструились по его щекам. Голос охрип. Люди вокруг тоже заплакали.

Только я стояла с сухими глазами. И сердце мое было высушено.

– Доктор Кристофер Шеффилд отказался носить фамилию Фоксворт, – продолжил он, обретя голос. – Теперь я понимаю, отчего он это сделал. Он был врач, и жизнь его до последнего момента была посвящена людям. Он посвятил жизнь тому, чтобы избавлять людей от страдания; а я, его сын, отказывал ему в праве быть моим отцом. И теперь униженно, покорно и скорбно я склоняю голову перед ним…

Он говорил еще, но я отупела от горя и не слышала.

– Разве он тебя не поразил, мама, своей речью? – спросил меня Джори одним пасмурным днем. – Я плакал и ничего не мог с собой поделать. Он склонился перед ним в раскаянии – он склонился перед лицом огромной толпы! С ним такого еще не бывало. Мы должны отдать ему должное – и верить.

Он умолял меня взглядом поверить Барту.

– Мама, ты должна поплакать. Нехорошо, что ты вечно сидишь и смотришь в пространство. Прошло уже целых две недели. Ты не в одиночестве, помни это. У тебя остались мы. И Джоэл уехал умирать в свой монастырь – вместе с раком, который он себе выдумал. Больше он нам не помешает. Он написал, что не хочет быть похороненным на земле Фоксвортов. У тебя есть я, есть Барт, Тони, твои внуки. Мы все любим тебя, и ты нам нужна. Близнецы давно спрашивают, отчего ты больше с ними не играешь. Не исключай нас из твоей жизни. Ты всегда выходила из каждой трагедии. Вернись к нам и сейчас. Вернись ко всем нам – но главным образом для блага Барта. Если ты сама себя сведешь в могилу, ты погубишь и его.

Для блага Барта… для его блага я осталась в Фоксворт-холле, чтобы жить в мире, который больше не был моим.

Прошло девять одиноких месяцев. В голубом небе мне виделась лишь голубизна ярких глаз Криса. В золоте деревьев я видела цвет его волос. Я останавливалась на улице как вкопанная, заметив мальчишку, похожего на Криса в его мальчишеские годы. Я оборачивалась на каждого седоволосого высокого мужчину, надеясь, что он тоже обернется – и окажется, что это мой Крис. Иногда они действительно оборачивались, но я опускала глаза: это опять был не он.

Я бродила по лесам и горам, ощущая, что он рядом со мной, недостижимый, но по-прежнему рядом.

Пока я гуляла в одиночестве, я поняла, что в нашей жизни не было ничего случайного. Было предначертание, и оно сбылось.