Джанет Фитч - Белый олеандр

На другом конце дивана Клэр вздохнула, выпрямила ноги и ностальгически улыбнулась. Она видела в этом эпизоде лишь детскую забаву, не представляла, какой я тогда была, — худой одинокой девочкой, которую согрела чья-то ошибочная мысль, что у меня есть дом.

— Где ты только не побывала!

В день приезда Рона Клэр выбросила картонки из-под ресторанной еды, прибралась на кухне и трижды загрузила стиральную машину. В доме пахло едой, а Эммилу Харрис пела про бандитов в Мексике. Клэр накрасила губы и облачилась в клетчатый красно-белый фартук и резиновые перчатки.

— Хочу приготовить паэлью. Как думаешь? — спросила она, срезая мясо с еще горячего цыпленка.

Я нервничала. Меня устраивала наша жизнь, уже сложился какой-то порядок, а теперь все рушится из-за незнакомого персонажа, который может все испортить. Мне заранее не нравился ее муж, а я ведь его даже не видела. Однако я пропылесосила гостиную и помогла ей застелить их кровать свежим постельным бельем с красными и белыми падающими розами.

— Красный и белый — цвета брака, — пояснила Клэр.

Она открыла стеклянные двери в бушующий под апрельским солнцем сад. Руки, расправляющие белое покрывало, на мгновение застыли. Я знала, что она хочет оказаться в этой постели с ним, заняться любовью. Втайне я надеялась, что он опоздает на самолет или по дороге из аэропорта попадет в аварию. Ее трепетное ожидание меня пугало. Она напоминала розы «Пристин» в собственном саду, белые с легким румянцем по краям. Стоило сорвать, как все лепестки осыпались.

Я не могла взять в толк, зачем ему приспичило возвращаться теперь, когда все так хорошо складывается. Никогда прежде я не получала столько внимания и, разумеется, не хотела делить его с каким-то там мужем, очередным Эдом на диване. Дядя Рэй и тот был бы лишним.

Около шести к дому подъехал маленький серебристый «Альфа-Ромео». Рон вышел, вскинул на плечо сумку, достал еще одну, спортивную, и алюминиевый кейс. Седые волосы поблескивали в уходящем солнце. Я неловко стояла на крыльце. Клэр подбежала к нему, они поцеловались, и я отвернулась. Разве она не знает, как запросто все может пойти наперекосяк? Разве не боится?

Ужинали на террасе. Горели лампочки, похожие на перец чили. В доме пела Эммилу, красавица родео. Звенели комары. Клэр зажгла цитронелловые свечи, а Рон рассказывал о съемках в Галифаксе, сюжет про бар с привидением. Он был продюсером передачи про необычные и мистические случаи. В прошлом году призрак чуть не придушил посетителя в туалете.

— Три часа уговаривали этого мужика туда войти. Насилу уломали! Целая съемочная группа рядом, а он — ни в какую! Думал, оно снова на него кинется.

— И что бы ты сделал? — поинтересовалась Клэр.

Рон вытянул ноги на стоящую впереди скамейку, сцепил руки за головой:

— Натравил бы на него чувака из рекламы средства для унитаза!

— Очень смешно. — Она с сомнением улыбнулась, отчего лицо приобрело форму сердечка, точь-в-точь как у коробки шоколадных конфет.

— Или попробовал бы удалить «Ванишем»…

Они перешучивались, а я гадала, что такого Клэр в нем нашла. Привлекательный, но не красавец. Среднего роста, мелкие черты, чисто выбрит, стальные волосы зачесаны назад. Очки без оправы, слишком румяные для мужчины щеки, карие глаза, гладкие руки с аккуратно подстриженными ногтями, гладкое обручальное кольцо. Все в Роне было гладким, спокойным и приглушенным. Он рассказывал историю и не беспокоился, понравится она или нет, не ждал аплодисментов, как Барри, не подавлял собеседника. Кажется, вообще ни в чем не нуждался.

Клэр взяла его тарелку, соскребла остатки пищи в свою, поставила ее снизу, потянулась за моей.

— Смотри, как бы ты сам не удалился! — Реплика была веселой, но несколько запоздалой.

— Пропаду, как в битумных озерах Ла-Брея, — отозвался он.

Зазвонил телефон, и Рон ушел в спальню. Лег на белое покрывало и, разговаривая, ковырял пальцы на ноге. Лицо Клэр растворилось, смазалось. Она переставляла туда-сюда тарелки, собирала остатки еды, вилки, стараясь услышать, о чем речь.

Рон повесил трубку и вернулся к столу. Ее тень растворилась в лучах его солнца.

— По работе? — спросила она, словно ей все равно.

— Джеффри хотел заехать со сценарием. Я сказал «нет».

Он потянулся к ней и взял за руку. Не было сил смотреть, как она вспыхнула от удовольствия.

Вспомнил о моем существовании. Я выкладывала на столе оранжевую спираль из шафранового риса от паэльи.

— Многое нужно наверстать…

Весь такой гладкий. Я представила, как он уговаривает одинокую старушку рассказать перед камерой, о чем она беседовала с покойным мужем во время спиритического сеанса. Держит ее узловатую руку в своей гладкой ладони, на пальце поблескивает гладкое кольцо, спокойный голос увещевает: «А дальше?»

Она немного рассказала про нашу жизнь: что она устроила меня в Фэрфакс-Хай, что мы ходили в кино и на джазовый концерт в Музее искусств.

— Астрид отлично рисует… Покажи ему!

Клэр купила мне большой набор акварели «Пеликан» и блокнот плотной рельефной бумаги. Я рисовала сад, клонящийся к земле китайский вяз, молочай на фоне белой стены, стрелки дельфиниума, румянец роз, дюреровского зайца. Клэр, делающую балетные упражнения в гостиной, Клэр с бокалом белого вина, Клэр в тюрбане из полотенца. Рисунки были слишком интимными, чтобы их показывать.

— Покажи! — повторила Клэр. — Они прекрасны!

Меня задело, что она настаивает. Я считала, что они касаются только нас, ее и меня. А его я не знала. Зачем ей это? Показать, что они не ошиблись с выбором? Или что она справляется с ролью матери?

Я принесла толстый альбом, протянула Рону и вышла в темный сад сбивать ногами бутоны мексиканской энотеры, которая заползла на газон. Не могла смотреть, как он листает страницы.

— Надо же! — Засмеялся. — Ух ты… Настоящий самородок… Потрясающе! — крикнул он мне в темноту.

Я сбивала энотеру.

— Стесняется, — объяснила Клэр. — Не смущайся, Астрид! У тебя талант! Таких, как ты, очень мало!

Единственный такой знакомый мне человек сидел за решеткой.

Сверчок или ночная птица попискивали, как хомячок в колесе. Клэр на террасе живописала приготовление паэльи, как будто пересказывала немую комедию начала века. От ее энтузиазма сводило живот. Я смотрела на Рона в белой рубахе, на которую лампочки-перчины бросали розоватые отблески. Он смеялся, заложив руки за голову. Приятное лицо, чистая нога в сандалии на джинсовом колене. Шел бы ты отсюда, а? Возьми интервью у знахарей или сними сюжет о кукурузных тортильях, на которых проявился лик Девы Марии!.. Смех Клэр был густым, как древесный сок, а запах ночного жасмина — нежным, как молочная ванна.