Джанет Фитч - Белый олеандр

— Астрид, ты еще там? — Клэр всматривалась в темноту.

— Просто думаю. — Я оторвала веточку мяты из-под шлангового крана, потерла между пальцами.

Сегодня они лягут на сосновую кровать с розами на простынях, и я опять останусь одна. Женщины всегда ставят мужчин на первое место. Потому-то все в этом мире через задницу!

После недели наедине с Клэр я неохотно вернулась заканчивать десятый класс в Фэрфакс-Хай. Хорошо хотя бы, что не пришлось ходить в школу в Голливуде, где помнят, как я ела из мусорных баков. Чистый лист. В Фэрфакс я, к своей радости, опять стала невидимкой. Дома меня всякий раз ждали бутерброд, стакан чая со льдом, улыбка Клэр и вопросы. Сначала они казались странными и излишними. Меня еще никогда никто не ждал, не слушал, как поворачивается ключ в замке. Даже в детстве. Казалось, сейчас она станет ругать, но дело было не в этом. Она хотела знать про сочинение по Эдгару По и рисунки желудочков сердца и системы кровообращения. С сочувствием отнеслась к двойке по алгебре.

Спрашивала про одноклассников, но сказать было нечего. Я и в лучшие времена общительностью не отличалась. Школа — это работа, которую делаешь и уходишь. Я не собиралась записываться в кружок испанского или движение за трезвость на дорогах. Даже мимо компаний наркош ходила, не поворачивая головы. Теперь у меня была Клэр, и она меня ждала. Что еще нужно?..

— Как сегодня школа, хорошо? — спрашивала она, подвигая стул к красно-белому кухонному столу.

Она ошибочно полагала, что Фэрфакс — вроде школы ее детства в Коннектикуте, несмотря на металлодетекторы на каждом входе. Я не говорила про потасовки на школьном дворе и ограбления в автобусе. В столовой какая-то девчонка с вызовом прожгла соседке сигаретой дырку на спине прямо у меня на глазах. В коридоре возле кабинета испанского парню приставили нож к горлу. На физкультуре девочки рассказывали про аборты. Клэр все это знать не требовалось. Я хотела, чтобы мир для нее оставался прекрасным. И в школе у меня все всегда было хорошо.

В субботу Рон подстриг газон, срезал бутоны энотеры и занялся чтением сценариев. Позавтракали бубликами с лососиной, и Клэр ушла на хореографию. Я села рисовать рядом с Роном. Постепенно я к нему привыкала. Он не делал попыток сблизиться.

— Как тебе Клэр? — неожиданно спросил он поверх очков, словно старик.

— Нормально.

Я смутно понимала, о чем он. Ночами я слышала скрип половиц под босыми ногами — Клэр расхаживала по комнате. Разговаривала так, словно тишина раздавит, если не подпереть ее непрерывным потоком звуков, плакала с полоборота. Однажды повела меня в обсерваторию и разревелась перед макетом звездного неба. Созвездия апреля.

— У тебя есть номер моего пейджера. Если что…

Я, ничего не говоря, рисовала молочай на фоне белой стены. Как след от пулеметной очереди.

Клэр задернула муслиновую занавеску и выглянула на улицу в ожидании Рона. Близилось лето, и в шесть на город еще только опускались медовые сумерки.

— По-моему, у Рона кто-то есть.

Я удивилась. Не от неожиданности — я знала, почему она замолкает, когда он говорит по телефону, почему осторожно выясняет, где он. Но она высказала сомнения вслух, а значит, они приобретают четкие очертания.

Я думала о Роне и его гладкости. Ему не составит труда завести любовницу, только помани. С другой стороны, он слишком трепыхается над Клэр. Если ходит налево, то какое ему дело? Допоздна работает, всегда возвращается уставший, не молод. Я решила, что у него на измены элементарно не остается сил.

— Он просто много работает, — ответила я.

Клэр выглянула из-за занавески на улицу.

— Да, так он говорит.

— Не видела мои ключи? — спросил Рон. — Уже обыскался!

— Бери мои! — отозвалась Клэр. — Я сделаю дубликат.

— Да, но меня достало все терять. Они должны быть где-то здесь…

Он взял ее ключи, однако пропажа не давала ему покоя. Он был очень аккуратным.

В другой раз я увидела, как Клэр вытащила у него из внутреннего кармана ручку «Кросс» и сунула себе в джинсы.

— Тебе не попадалась моя ручка? — спросил он несколько дней спустя.

— Нет.

Рон серьезно посмотрел на меня:

— Астрид, не ты взяла? Скажи правду, я не рассержусь. Просто все исчезает, и меня это бесит. Я не говорю, что ты украла, но, может, ты взяла на время и забыла вернуть?

Я растерялась: стучать на Клэр не хотела, но и допускать подозрения в воровстве тоже не могла. Потерять эту семью никак нельзя!

— Я правда не брала, я бы никогда этого не сделала!

— Верю. — Он провел рукой по серебристым волосам. — Видимо, выживаю из ума…

— Может, полтергейст? — вставила Клэр.

Когда Клэр отправилась на кастинг, я методически прочесала дом и нашла у нее под кроватью красно-белую коробку, украшенную осколками разбитого зеркальца. Внутри она тоже была красная и битком набита пропавшими предметами: армейский нож, часы, степлер, ножницы, ключи, кусачки для ногтей. Полароидный снимок, на котором они смеялись, и еще два снимка, склеенные лицевой стороной вместе. Я не смогла их разъединить. Крышка плотно удерживалась на коробке благодаря магниту и стальной пластине.

В конце июня закончился десятый класс. С учетом обстоятельств успехи были сногсшибательные, если не считать тройки по алгебре. Тройку, конечно, поставили только из жалости — в классе с углубленным изучением в конце года двойки не полагались. Благодаря ежедневной помощи Клэр я получила высший балл по английскому, истории, мировой художественной культуре, биологии и даже испанскому. Что учеба — попроси она меня сходить на футбол, я и то согласилась бы! Праздновать такое событие Рон повез нас в «Муссо энд Фрэнк», ресторан прямо на Голливудском бульваре. Раньше я его не замечала, хотя он расположился совсем рядом с нашей последней квартирой.

Мы припарковались сзади и прошли по лестнице с блестящими медными перилами. В старомодной кухне хлопотали повара. Пахло тушеным мясом или мясным рулетом — так, как должно пахнуть время, обстоятельно и сытно. Мы гуськом проследовали мимо видавшей виды деревянной стойки, где посетители читали «Вэрайети», ели бифштекс и мясо на косточке. От гриля поднималось тепло, вокруг сновали пожилые официанты в красно-зеленой форме. Словно ты попал в петлю времени, кадр двадцать седьмого года. Охватило приятное ощущение безопасности.

Мы устроились в дальнем зале. Рон представлял нас многочисленным знакомым: «Моя жена, Клэр…» На секунду я подумала, что он добавит «и наша дочь», но он сказал «и Астрид, друг семьи». Я заглушила острое разочарование мыслью, что Марвел вообще не потрудилась бы меня представить, а Амелия… с ней вообще было чудом, если тебя покормили.