Николай Гайдук - Романс о великих снегах

– День рожденья – это само собой.

– Так. А что ещё?

– Я расскажу. Ты только не перебивай.

– Ладно, не буду. Что я – слон в посудной лавке? – А причём тут слон?

– Ну, он же там всё перебил. – Полковник находился хорошем расположении духа и потому юморил. – Ну, так что там ещё, генеральша моя, генералочка? Давай, докладывай.

Так хорошо, так бойко затевая разговор, давно уже назревший, Ирина Арсеньевна неожиданно сникла, глядя на карточку невестки – под стеклом, в металлической серебрящейся рамке.

– Ты ужинать-то будешь или нет? Чего молчишь?

– А ты мне уже предлагала?

– А что? Разве нет?

Строев хмыкнул, посмотрев на неё. – Ты что, мать? Стареешь?

– А ты? – рассердилась она. – Молодеешь? – Да нет. Уже намекают по поводу пенсии.

– Вот и хорошо, что намекают. Сколько можно… – Женщина вдруг вынула чекушку из холодильника. – Вот мы сейчас и отметим…

– И что это мы будем отмечать? – удивился Арест Варлаамович. – Мой уход на пенсию? Рано, генеральша. Не дождётесь. И вообще… Я что-то не пойму… Какая-то чекушка!

Ты же у нас трезвенница. Что происходит?

Женщина разволновалась. Рюмки достала. – А ты присядь, Арестушка. Я расскажу.

На кухонном столе – вроде как случайно – оказалась фотография «столетней» давности. – А это что? Откуда?

– Из альбома, – смущённо сказала Ирина Арсеньевна. – Я тут просматривала…

На фотографии стоял бравый солдат – Парамон Перелыгин, двадцатилетний сапёр, так бестолково подорвавшийся на противопехотной фугасной мине. Строев тогда оказался буквально метрах в пятнадцати от сапёра и собрался даже ближе подойти, потому что Парамон в ту минуту должен был работать с бутафорской миной – хорошо исполненный муляж, с которого всякий сапёр начинает своё обучение.

Полковник нахмурился.

– Я до сих пор понять не могу, как там могла оказаться настоящая мина?.. Кошмар!.. До коленок пришлось ампутировать. Это хорошо ещё, что живой остался…

– А помнишь, как жена его любила? На руках, можно сказать, носила безногого…

– Это – да! – согласился офицер. – Редкая баба попалась.

– Любовь! – Жена как-то странно посмотрела на него. – Любовь, она такая…

Глаза офицера перестали моргать.

– Я не понял. А к чему все эти мемуары?

– Сейчас поймёшь. Ну, открывай чекушку. Чего сидишь? – Сорвать чеку? Ну, это можно.

И тут в углу квартиры – на стене в прихожей – сработал специальный зуммер, означающий «готовность №1».

– Поговорили, мать их! – Строев подскочил как ужаленный, чуть посуду не опрокинул. – Пожрать не дадут! Нет, и в самом деле, пора на пенсию! Что я, мальчик, в кальсонах бежать по тревоге?

Женщина нервно засмеялась. – Ты ещё в галифе, слава богу…

Вернулся он ночью – Ирина Арсеньевна крепко спала. Ну, а дальше опять как всегда – повседневные заботы, суета, среди которой человеку некогда бывает посмотреть на золото восхода или заката, на весенние почки, набухшие живыми изумрудами, или на шафрановый осенний лист, свершающий плавное падение на студёную землю, чугунно звенящую в канун первоснежья. Офицер с утра пораньше уходил на службу, Ирина Арсеньевна спешила на завод – работала в конструкторском бюро. И в этой повседневной круговерти из головы у неё вылетело то, что отца надо обязательно подготовить.

Так он и остался не подготовленным к приезду сына. А главное – к приезду невестки.

Весна была – на переломе к лету. Просторный вечер силу набирал. Ветер вдали, как ножом, располосовал тугие тучи на горизонте, и зеленоватая заря вдруг разломилась огромным арбузом – багряная мякоть сырых облаков ломтями свесилась на дальние деревья, на крыши города. Прохладные отблески полыхали на рельсах.

Вокзал шумел своим привычным штормящим шумом, как сто и двести лет назад, встречая людей, провожая. И привокзальная площадь, забрызганная тёплым дождём, могла показаться заплаканной – столько тут было печальных и радостных лиц.

Арест Варлаамович с трудом нашёл местечко и припарковался в дальнем углу привокзалки – у него была старая, но ещё довольно бодренькая «Волга». Неподалёку находился павильон, где продавали цветы.

Строев зашёл и потоптался как по снегу – хромочи задорно похрустывали, надраенные будто для парада. Костлявый, в рукопашной схватке перебитый нос полковника подёргался, втягивая запахи гвоздик и хризантем, белых и кроваво-красных роз. «Славка, он, конечно, охламон, – подумал Строев, – только я ведь беру не ему, а невестке…»

Годами привыкший обращаться с оружием, Арест Варлаамович, в ожидании поезда прогуливаясь по перрону, держал большой букет как банный веник – вниз головой – и только что перрон не подметал зелёной пушистой травкой, которую добавили для красоты букета.

Посмотрев на командирские часы, офицер, любивший пунктуальность, нахмурился в недоумении. Время шло, а поезда всё не было. Строев занервничал. Полковничий характер не позволял ему топтаться попусту и Арест Варлаамович пошёл «на амбразуру» – справочное окошечко, возле которого толпились пассажиры.

«Чёрт знает, что! – подумал офицер, через минуту-другую отходя от справочного. – В казарме порядку больше! Или это моя генеральша перепутала номера поездов?»

Позвонивши домой, Строев ещё больше возмутился – телефон не отвечал. «Да что она там, в самом деле? – Офицер фуражку снял и чуть не треснул оземь. – Разжалую до рядового!»

Дома в это время происходило вот что: Ирина Арсеньевна, стараясь как можно лучше встретить дорогих людей, – перестаралась. Так закрутилась на кухне, так запурхалась, готовя различную вкуснятину, так разволновалась перед самым приездом – банку с вареньем опрокинула на себя. И пришлось ей поскорее переодеваться – белое праздничное платье нужно было замочить, чтобы пятна вывести.

Двери в прихожей Ирина Арсеньевна предусмотрительно оставила приоткрытыми.

– Сынок! – позвала она из ванной, когда услышала в прихожей голоса. – Это вы? Уже прибыли?

– Приехали! – Сын говорил жизнерадостно, бодро. – чего это вы так встречаете, мам? Или не ждёте?

– Ну, как это – не ждёте? Я вон даже дверь не закрывала, чтобы не стояли под порогом.

– А ты чего там спряталась?

– Да я, сынок, изгваздалась вареньем. Сейчас переоденусь. – Понятненько. А батя где?

– На службе. Где? Ты что, не знаешь батю? Он до последней минуты будет строем ходить… – Мать засмеялась. – Ребята! Ну, вы располагайтесь. Вы меня простите, я сейчас…

– Да ладно, не в гостях, поди! – Сын тоже засмеялся. И тут зазвонил телефон.

– Сынок, возьми! Отец, наверно! Сын басовито ответил:

– Квартира Строевых!.. А! Здорово, батя! Да, приехали! Да только что… Генеральша? Мамка? Она в окопах спряталась. – Сын хохотнул. – Платье с вареньем решила к столу подавать.