Николай Гайдук - Романс о великих снегах

Белый гребень рухнул с верхотуры, когда громада трактора, сотрясая землю, стала выкатываться из ворот гаража. Гребень оказался плотный и тяжёлый – чуть лобовое стекло не расхряпал.

Веселея, парень погнал свой «паровоз» по переулку, наполненному свинцово-застывшими волнами снега.

Выдернув машину из сугроба возле роддома и получивши за это расчёт в виде «жидкой валюты», Ярославцев хотел возвращаться в гараж, но отчего-то замешкался, глядя вдаль. Буран окончательно выдохся и там, вдали, зазывно засинела полоска неба – звала в дорогу, по которой теперь только на тракторе и можно протолкнуться: никакой автобус не пройдёт.

Посидев за рычагами, посомневавшись, Серьга достал стакан из бардачка, отвинтил белоголовку и, недолго думая, залудил грамм двести, занюхал рукавом.

Сердце обожгло, и в голове зазвенело дивным перезвоном.

Глаза у парня вспыхнули, и скоро никаких сомнений не осталось. «Ехать надо! Ехать судьбе навстречу!» За посёлком, как ни странно, снегу не очень-то и много – ветер со свистом слизывал. Толстой броней на дорогах мерцала ожеледь – гололед. Осенние рваные листья, впаянные в лужи в колеях и на обочине, золотинками горели под солнцем. Небо совсем очистилось, когда Серьга с грохотом выехал за околицу. Кругом спокойно, ясно, даже празднично. Леса и поля впереди – насколько глаз хватало – отчаянно искрились. На голых кустах снегири покачивались диковинными цветами – распускали крылья, перепархивая подальше от дороги, сотрясаемой трактором. Откуда-то из оврага ветер неожиданно выволок шерстяной клубок перекати-поля, игриво погнал впереди «паровоза» – так называл свою технику Серьга.

«Хватит мотаться как этот клубок! Пора прибиться к берегу!» – размышлял он, прибавляя газу, чтобы догнать перекати-поле.

Траки на голых пригорках, отполированных ветром, гремели как по железу, искры выдирали из камней на поворотах, когда Ярославцев азартно рвал на себя фрикционы – рычаги управления. Зацепившись за что-то посредине дороги, перекати-поле закрутилось юлой и пропало под грохочущими гусеницами, льющимися в виде серебристого ручья.

Впереди показался берёзовый колок, и Серьга заметил тёмное какое-то пятно, выделявшееся на белом фоне.

«Ещё один страдалец! – понял он, приглядываясь. – Тоже, блин, торопится в роддом!»

Это был сосед – Анатолий Трусов, характером своим никак не подтверждающий фамилию. Рисковый мужик, порой даже отчаянный, Трусов несколько часов назад погнал на легковушке в соседнее село, где его поджидало срочное дело. И вот теперь легковушка беспомощно лежала на брюхе – не смогла протаранить высокую оловянную застругу, наискосок «застругавшую» дорогу в берёзовом, редком лесочке.

Остановившись, Серьга соскочил на снег. – Загораем? – спросил, здороваясь.

– Не хуже, чем в Крыму, – пробормотал сосед, протягивая руку.

Серьга усмехнулся.

– Только загар, смотрю, какой-то больно синий. Что, движок не работает?

– Движок в порядке.

– А почему не греешься в кабине?

– Бензину мало. Берегу, чтоб дотянуть до дому.

– Ясно. И давно ты здесь?

– Давно. Уж думал, ночевать придётся. Денёк-то выходной. Никто не ездит.

– Ну, считай, что повезло. – Ярославцев показал на трос, кольцами намотанный сзади трактора. – Бери. Цепляй. Холодный трос, как змей в посеребрённой шкуре, зашипел, упруго извиваясь на снегу, стальными колючками раза три укусил через перчатки Трусова – ужалил до крови.

– Готово! – крикнул сосед, почёсывая исколотую ладонь. – Садись за руль, выравнивай колёса! – скомандовал Серьга.

Трос натянулся, вибрируя, затрещал, кое-где надрывая самые слабые стальные струны. Оглянувшись, парень в кабине сверкнул зубами и прибавил газу – до отказу. Легковушка вздрогнула всем телом – выскочила пробкой из сугроба, едва не расквасивши морду о заднюю гусеницу.

Сосед, почти в последнюю секунду успевший затормозить, моментально потерял «синий загар» – лицо побледнело. Он угрюмо выбрался из легковушки и посмотрел на маленький разор – до столкновения с трактором оставалось три-четыре сантиметра.

– Ну, ты даёшь! – Трусов ошарашено покачал головой. – А если бы…

– Если бы да кабы не считается! – Серьга оскалился. – Всё путём. С тебя пузырь.

– Само собой. – Сосед только теперь обратил внимание на белую рубаху тракториста, новую куртку, новые ботинки. – ты куда и по какому случаю при таком блистательном параде? – Свататься еду! – Серьга смотрел ему прямо в глаза.

Трусов пожал широкую мозолистую лапу своего спасителя. – Хохмач! – похвалил, закуривая. – Гляди, чтоб голову не открутили…

– Замучаются пыль глотать! – с улыбкой ответил Серьга, запрыгивая на гусеницу и добавляя нечто непонятное: – Мне это дело доктор прописал…

– Какое дело?

Ярославцев хохотнул.

– А дело тёмное! Под одеялом!

Глядя вслед грохочущему трактору, сосед покачал головой: «Хороший парень. Жалко только – с придурью».

В районе Серьга считался бабником, отчаянно гуляющим напропалую. Доходило до того, что разъярённые мужики – отцы благородных семей – грозились поймать, ноги выдернуть и даже оскопить. В ответ на это парень беспечно улыбался говорил: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Одни страдания вам от меня!» Улыбка у него редчайшая – открытая, бесхитростная. Когда Серьга улыбался, точно хвастался ровненьким чистым рафинадом, – становилось понятно, почему он пользовался спросом, этот высокий, тёмно-русый чёрт в мазутной телогрейке или в промасленной рубахе – смотря какое время года на дворе. Сам Ярославцев никогда не предпринимал попыток соблазнить кого-то. Он просто шёл по жизни, своей дорогой топал, а на обочинах то там, то сям торчало бабьё-репьё, за рукава цеплялось, за штаны.

– А я причём? – говорил он в гараже, когда случалось выпивать после получки. – Я не виноват, и вообще – мне это дело доктор прописал.

На него смотрели с недоумением.

Здоровенный завгар, в кулаке у которого за столом почти не заметен гранёный стакан, сурово спрашивал:

– Чего это доктор тебе прописал? Девок портить?

– Не портить, а это… – Парень делал странный жест, потом отмахивался. – Замнём для ясности.

Серьга – детдомовский парень, родился в военную пору, голодал, холодал. Может, поэтому, а может, по другой какой причине в организме у него оказался небольшой, но коварный изъян. Узнал он об этом случайно, когда попал в больницу после аварии – на машине работал в ту пору. Долго лежал с переломами ребёр. От нечего делать заигрывал с медсёстрами, небылицы рассказывал, шутил с докторами, каждое утро делавшими обход. Шутил, шутил, а после переключился на серьёзный, доверительный шепот.

– Доктор! Что такое? – допытывался он. – Давно гуляю, устали не знаю, и хоть бы одна залетела.