Николай Гайдук - Романс о великих снегах

И вот теперь на новеньком мосту снова народ суетился, будто ленточку перерезать собрались. Машина с тёмной будкой подкатила – перед мостом раскорячилась так, что ни проехать, ни пройти. На обочине виднелся мотоциклет с коляской, сверкающей в лучах предвечернего солнца.

Наклоняясь к уху Ярославцева, дед попросил:

– Притормози!

– Что? Растрясло? Ну, я же говорил.

Трактор остановился.

– Разворачивайся! – приказал попутчик, свирепо сверкая глазами.

Парень замер в недоумении. – Дед, я не понял юмора…

– Я сказал, разворачивайся! – Попутчик из-за пазухи выдернул наган. – Живее!

«О! – промелькнуло в голове у Серьги. – Здравствуй, дедушка Мороз, борода лопатой! Так она же приклеена, борода! Как я раньше-то не заметил?»

– Что-то я оглох на паровозе. – Серьга старался не глядеть на оружие. – Растрясло, дедуля? Да? Я ж говорил…

– Заткнись! – Ствол упёрся в висок Ярославцева. – Разворачивайся!

В груди у парня стало жутковато-весело и жарко. Надавивши на газ, он отчаянно рванул фрикционы. Трактор взревел, крутанувшись юлой.

– Ну? – Серьга зубы оскалил. – Что дальше?

– Вперёд!

– В том смысле, что назад?

– Нет! – попутчик потыкал стволом. – Поехали вот там, по льду!

– Ты что? Опупел? Мы провалимся. – Парень ладонью похлопал по дрожащему рычагу. – Ты знаешь, сколько весит мой паровоз?

Попутчик, наливаясь кровью, покрутил барабан над виском Ярославцева.

– Я мозги тебе вышибу! Трогай!

Серьга потянулся к пачке папирос – зажата железною скобкой у лобового стекла.

– Тяжело в деревне без нагана, да? – Он усмехнулся. – Я покурю. Перед дальней дорожкой. А ты, если торопишься, садись на моё место, понужай.

В эту минуту машина от моста отвалила. Покачиваясь на сугробах, стала приближаться к трактору.

«Дедуля» развернулся и ударил рукояткой по голове.

У Серьги зубы клацнули – папироса выпала. Кровь горячей змейкой поползла по виску, по щеке – капнула на белую рубаху. Раскалёнными глазами посмотрев на ряженого деда, он сквозь зубы процедил:

– Ну, ладно! Поедем, красотка, кататься…

Угрожающе урча, трактор медленно пополз по крутому обрыву. Угол наклона оказался опасным – правая гусеница на мгновенье потеряла опору и вхолостую затарахтела по воздуху.

– Всё! – вслух подумал Серьга. – Сейчас перевернёмся!..

Нет, бляха-муха!.. Фу! Вот повезло…

Дальше он молча поехал.

«Выдержит? Нет? – Он вглядывался в лёд. – А если провалюсь и утоплю? Меня же тогда самого расстреляют…»

Ледяная броня возле берега была капитальной – протоку стужа прохватила до самого дна. А вот дальше… Сердце жарко дёрнулось, когда Серьга дальше погнал свой «паровоз». Из-под шапки поползли крупные капли пота. (Надо сказать, что Серьга ненавидел лёд; батя у него на «дороге жизни» под Ленинградом ушёл под лёд, из кабины полуторки выскочить не успел).

Руки-ноги парня сами собой работали, привычно и проворно подстёгивая трактор.

– Куда ты прешь, дубина? – раздался крик под ухом. – А куда? – Ярославцев окрысился. – Куда тебе надо? – К железной дороге!

– Я чужие мысли не читаю.

– Заткнись!

– Не ори, а то пешком пойдёшь.

Серьга исподлобья смотрел куда-то вдаль, уже окутанную сиреневой предвечерней дымкой. Горы на том берегу становились кирпично-красными. Над краем бора – над заснеженными крышами деревни – стальным обломком накалялся тонкий месяц. Тени с берега сползали, чёрными заплатами латали серебристый снег.

Потрясая наганом, «дедуля» снова стал орать над ухом.

– Там полынья! Куда ты прёшься?.. Фары-то включи! Желтоватый свет полоснул по ледяному руслу. Впереди курился тоненький дымок.

– А чо ты испугался, как дешевый фраер? А? – Серьга смотрел, не скрывая презрения. – Тебе же вышка светит. Какая разница, как подыхать?

– Поворачивай, курва! – заревел «дешевый фраер». – Убью! Мне нечего терять!

Лед под ними потрескивал, пружинисто и плавно проседая, – белёсые молнии разлетались по сторонам. Показалась тёмная вода – следом за трактором побежала, «наматываясь» на блестящие гусеницы. Из-под пола откуда-то в кабину потянуло студеным бездонным духом.

– Давай назад! – Детина бороду с себя сорвал отчаянье. – Назад! – А я куда?..

– Назад! Мать твою…

Облизнув пересохшие губы, Ярославцев рывком распахнул свою дверцу.

– Открывай! – закричал пассажиру. – Прыгай, хрен моржовый! Я кому говорю?

Детина подёргал за ручку.

– Сука! – заскулил. – Не открывается!

«Ну, да!» – вспомнил Серьга; пассажирская дверь заедала в последнее время – открывалась только снаружи.

– Вот так-то, – пробормотал он, – вам, козлам, говоришь, не хлопайте дверцей, так вы же не понимаете.

– Иди, открой! – Детина запаниковал. – Ага, сейчас! Забегу впереди паровоза…

– Открой, сказал, падла! Убью!

Серьга наотмашь ударил по руке пассажира. Наган полетел, кувыркаясь, и пропал под ногами.

Парень бросил рычаги и на подножку выскочил, но потом опять – за рычаги. Стискивая зубы, посмотрел назад. Чёрная вода, подкрашенная светом зари, тянулась далеко за трактором – как чернозёмная пахота. Гусеницы всё глубже и глубже вязли в той пахоте.

Надо было прыгать, а он всё медлил, медлил – жалко чёртов «паровоз».

«Батя тоже думал, что успеет!» – пронеслось в голове. Студёная вода – крупными брызгами – на стекло летела из-под гусениц. В кабину – в раскрытую дверцу – с перезвоном заползали куски оловянного льда с пятаками багровых вмороженных листьев. Серьга собрался руку протянуть – пассажирскую дверцу попробовать открыть. Но пассажир в это время нагнулся – нашарил наган под ногами.

«Да пропади ты пропадом!» – подумал Серьга, выскочив быстрее пули.

В районной милиции парня мурыжили несколько часов подряд, заставляя рассказывать, а потом писать и переписывать показания по поводу утопленного трактора и человека наганом.

– Слушай! – возмущённо рыкнул Серьга, обращаясь к молодому, упитанному лейтенанту. – Я тут за ночь роман накатал. Сколько можно?

Прочитав последний вариант показаний, лейтенант остался доволен.

– Лев Толстой отдыхает рядом с такой загогулиной! – похвалил он, пряча бумагу в папку. – Ладно, свободны пока. – Что значит, «пока»?

– Там будет видно.

– Да? – Ярославцев занервничал. – Вам очки не купить? – Какие очки?

– А такие! – Серьга шишку потрогал на голове. – Тут куда уж виднее! Меня, бляха-муха, чуть не прихлопнули, и я же крайний. Лихо получается.

– Успокойтесь. – Лейтенант поправил фуражку. – Идите, женитесь.

Остановившись у порога, парень огрызнулся. – А вот это тебя не касается!

– Не тебя, а вас.

– Правильно. Всех вас это ничуть не касается. Нечего лезть. Лейтенант собрался покурить. Шумно дунул в папироску.