Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Зато в камере тут же возник, как из воздуха, новенький — лысый, низкого роста старичок с черной бородой, который до скуления в сердце напомнил Никите дядю Леху Деева.

Он был весь исполнен некоей значительности. Молча, с особым значением во взгляде он оглядел заключенных, каждому медленно кивнул, но кивнул так, как если бы он кивнул в ответ на свои мысли, затем значительно проговорил мягким, обволакивающим голосом:

— Я вас приветствую, кем бы вы ни были, братья мои во Христе. Я здесь временно и случайно, я бедный цыган, мое дело кочевать, я никому не причинил зла. Мне говорят, я гипнозом вымогаю у граждан деньги… но разве граждане нынешней России могут поддаться гипнозу?

Эпоха Кашпировского и Жириновского позади. Люди несут мне деньги как маленькую награду за мои труды.

— Ты фокусник? — усмешливо прожужжал сквозь зубы злой парень.

— Я илллюзионист. Фокусник, молодой человек, вытаскивает из рукава птичку. А я могу заставить вас поверить, хотя бы на секунду, что она сама возникла на моей руке. — Старик вынул из кармана колоду карт.

Показал всем нижнюю карту — она оказалась дамой червей. — Я не буду прикасаться к ней. Просто прикрою ладонью и открою. Какую бы карту вы хотели через секунду видеть на ее месте?

— Туз крести, — с вызовом буркнул парень и приподнялся на локте.

Старик подошел к нему ближе:

— Тогда смотрите, юный мой братец, сюда. — Старый цыган прикрыл растопыренной ладонью даму червей, при этом на его безымянном пальце остро блеснуло колечко, непонятным образом не отнятое службой ГУИН. — Вы хотите, чтобы был туз крести? Так он здесь.

Старик отвел руку, и Никита, ожидавший чуда, увидел, что карта осталась прежней — дама червей. Но, к его удивлению, ошеломленный парень в джинсах пробормотал:

— Ну ты даешь!.. Верно!

Старик подмигнул ему и лег на свободную шконку. «Наверное, он внушает то, что хочет, лишь тому, в чьи глаза смотрит, — подумал Никита. — Все равно здорово! И, конечно же, он быстро выйдет отсюда.

Я не умею себя защищать. Потому что все время чувствую свою вину.

Прежде всего за свою слепую жизнь».

Открылась дверь и охранник гаркнул:

— Маньяка на выход. Свидание!

— Перестаньте меня так называть, слышите, командир?! — прошипел Никита, проходя мимо него. — Меня, б…, оправдали, б…

Его повели в левую сторону, по коридору, в ту комнату, где он встречался с адвокатом. Светлана пришла или муж бывшей жены, а то и сама она?!

Но в комнате подсудимого ожидала не Светлана — со стульев поднялись его родители, высокий Михаил Никитич и маленькая Галина Михайловна, вдруг показавшиеся сыну старыми и больными. У отца на костистом лице глаза запали, у матери губы лиловые (кусала их?). Прилетели к нему из Иркутска… Значит, всё знают?!

— Мама! — великовозрастный сын обнял припавшую к его груди мать, в зеленом старомодном женском костюме, от которого пахло ее привычными духами «Сирень», и повернул голову к отцу. — Папа!

Но тот смотрел на сына странным, отчужденным взглядом. Даже, показалось, отшатнулся. Он был такой же высокий, импозантный, в шерстяной кофте на молнии, в идеально выглаженных брюках. Ну, разве что немного ссутулился и осел из-за возраста. Наконец он протянул сыну руку-клешню и больно сжал ему пальцы, словно хотел их вывернуть.

— Это правда?.. — прохрипел Михаил Никитич.

В дверях шевельнулся охранник:

— Свидание десять минут, — и вышел.

— Папа!.. — застонал Никита. — Ты о чем?! Конечно, тут куча недоразумений и моя глупость.

Вмешалась мать.

— Мои маленькие, не надо так!.. Миша, тебе же сказала адвокат, что присяжные его оправдали. Никакой он не это… — она даже не смогла произнести слово «насильник» или «маньяк». — Ну, подрался… и вот…

— Нет, пусть он мне скажет! — прорычал отец и дернул руку Никите так, что ему плечо прорезала боль. — Правда? Нет? Да?

— Нет!.. — воскликнул Никита. — Нет, нет!..

— Твою Марину мы не нашли… адрес у нас записан… говорят, она там больше не живет… — жалобно произнесла мать. — Она тебя бросила в трудную минуту?

Никита высвободил руку и замотал головой. Нет, нет!

— Как мы увидели тебя за решеткой в зале суда по НТВ… у папы приступ случился… мы «скорую» вызывали…

— Прекрати! — пробурчал отец. — Ничего особенного! Не об этом речь!

В любом случае позор! Люди говорят.

— Да понимаете… — забормотал, уже обливаясь горючими слезами, Никита, пытаясь рассказать, как это было. — Ну, да… она ушла… и я…нет, трезвый, я же не пью… в парке шпана какая-то киоск грабила, а меня взяли…

Он что-то еще говорил, вспоминал хорошего следователя Тихомирова, но в это мгновение дверь открылась, охранник сказал виноватым голосом:

— Свидание окончено.

Мать повисла на шее сына, отец неприязненно продолжал смотреть на него, левая щека у него дергалась. Но вот и он, пересилив себя, обнял Никиту и, оттолкнув его, зашагал на выход.

— Сыночек… ты уж держись… правосудие у нас хорошее… — шептала мать, уходя из комнаты для свиданий. — Твой адвокат — золото человечек. Мы тебя в гости ждем, сынок. А может, и на работу у нас устроишься.

— У меня есть работа, — горделиво ответил Никита.

Мать и отец за порогом переглянулись, они, видимо, что-то знали. И Никита догадался: его, скорее всего, уволили из ВЦ.

— Оля о тебе спрашивала!.. — последнее, что успела крикнуть сыну мать.

«Оля? Что за Оля? А, вместе учились… круглолицая девочка… грудки вперед и глаза выпученные… нет-нет, при чем тут Оля?.. Найду я себе подругу… скорей бы на волю… Почему же не идет адвокат? Что они там тянут? Ведь меня оправдали!»

Всю ночь думал о родителях. Неужто хотя бы на секунду они могли поверить, что их сын стал преступником? Да еще таким ужасным преступником — насилующим и убивающим девочек в лесу!

Отец с детства заставлял сына говорить, глядя в глаза. Даже если требовал ответить на простейший вопрос: «Какие у тебя оценки?», или «Тебе понравился фильм про Павла Корчагина?» (как раз в те времена вышел телевизионный фильм с Конкиным в главной роли), или «Ты спишь, не просыпаясь?»

И зачем ему такие мелочи? Он врач, насчет сна еще понятно, спит сын или нет, или у него поллюции… а какая разница, понравился ли Никите лихой революционер на коне или нет?

И не то чтобы просит, как следователь, смотреть именно в глаза, однако сам смотрит, расспрашивая, так, что и ты отвечаешь взглядом на взгляд. Правда, однажды отец обмолвился:

— Понимаешь, во время операции не будешь же заглядывать всем в лицо, утверждаясь, верно поняли просьбу или нет, подадут тебе нужный инструмент или иной, включат искусственные легкие или искусственную почку.

Помимо требования быть правдивым до конца, отец учил, а порой и заставлял сына закаляться: утром они, зимой еще в синих сумерках, вместе бегали вокруг дома, а затем друг за другом обливались в ванной из ведра ледяной водой и обтирались докрасна жесткими полотенцами.