Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— Вы Сабанов? — Она протянула человеку со скрипкой цветы. — Вера Александровна. — Мятое доброе ее лицо улыбалось. — Мы уж боялись, что не придете… Дети так готовились.

По скрипучей деревянной лестнице, где некоторые истертые ступени напоминали седла, они поднялись на второй этаж.

— Сразу к людям? — волнуясь, спрашивала воспитательница. — А может, вам что нужно? Вы скажите!

— В каком смысле? — нахмурился Андрей. Проклятая память… Почему-то вспомнилась знаменитая фраза Державина, которого лицеисты с благоговением ждали в зале, а он, появившись, с порога: «А где тут у вас, голубчики, нужник?»

— Нет, нет, — повторил Андрей. — Мне ничего не нужно, я сразу.

Вошли в большую комнату. Увидев дядю с футляром, дети вскочили и зааплодировали. Андрей, смущенно озираясь, кланялся. Видимо, это их «красный уголок» — висят портреты Ломоносова, Гагарина, Ельцина и Александра Матросова (с каких же времен он сохранился тут — точно такой висел в школе у Андрея?..) И конечно, неизбежный лозунг, начертанный зубной пастой на красном ситце: «Учиться, учиться и учиться!» Фамилия Ленин стерта, почти не угадывается — на этом месте клубится лишь бледное облачко.

Знали бы они, какая буря спит в этом облачке…

Андрей достал скрипку и смычок. Дети замерли. Собираясь в приют, Андрей надел свой единственный приличный костюм с заштопанным еще Людмилой левым локтем, но был, конечно, без галстука — хомуты на горле мешают работать. Впрочем, любимую «бабочку» вишневого цвета нацепил бы для важности, да потерял на каких-то поминках еще зимой…

Среди детишек, которые сидели поближе, Андрей сразу выделил для себя главного слушателя (он всегда так делал) — мальчика лет шести-семи в сиротской белой рубашке. Стриженый наголо, красноухий малыш уставился на гостя с трогательной гримаской — вот-вот расплачется. Наверное, любит музыку.

— Дети, вот это — скрипка, вы, конечно, знаете. Она из дерева и струн, как гитара. Когда-то считалась вульгарным инструментом простого народа. Но постепенно все поняли — это божественный, самый таинственный источник наслаждения. Она может петь, как человек… — Андрей повел рукой, и нежная мелодия пролетела по комнате. — Может — как флейта. — Андрей приложил смычок в самом низу, у подставки — и возник свистящий звук… А если вот эту штуку надеть сверху… гребешок… — Он посадил на струны сурдинку. — Голос у скрипки становится тихий, ласковый, как у мамы… — Ох, зря он сказал, как у мамы. Сразу глаза у детей намокли. И торопясь отвлечь музыкой повеселей, Андрей заиграл менуэт Боккерини…

Дети слушали, затаив дыхание, открыв рты, а стриженый мальчик — весь точно обмирая, наклонился вперед, веки как у птички легли на зрачки… И когда Андрей закончил, и все захлопали в ладоши, он не сразу опомнился и тоже захлопал зябко согнутыми ладошками.

В детстве Андрей точно так же обостренно воспринимал музыку. Не отходил от радиотарелки. А когда мама привезла из города патефонную пластинку и под иглой сверкающий страшный оркестр и хор грянули что-то мучительное и мрачное из оперы «Мефистофель», Андрей, корчась, лег на пол, словно ему в живот ткнули гвоздем… Его трясло, как электрическим током.

Исполнив для детей вокализ Рахманинова, скрипач увидел — бледный мальчишка спрятал от холода и переживаний руки меж коленками. И Андрей заиграл песенку про Антошку, которого зовут копать картошку…

А ведь у Сабановых мог быть такой сынок. И уже намечался ребенок, засветился, как новая звезда в космосе… Но скудость жизни и устойчивое неверие Люси в талант мужа привели к беде — жена тайком сбегала в больницу… Если бы хоть немного помедлила!.. В связи с неким новым праздником демократической России городские власти пошли на неслыханный шаг — дали музыкантам филармонического оркестра квартиры. И им, Сабановым, тоже выделили, и они с Люсей, не веря в свое счастье, переехали — да что «переехали»?!. Пешком перебрались — с улицы на улицу — из общежития химзавода в светлую двухкомнатную квартиру с кухней и ванной.

Но что-то уже надорвалось в их отношениях. Люся ночами плакала, а днем злилась по любому поводу. И глядя однажды на ее пухлое кошачье лицо, Андрей вдруг понял, что не любит ее. И даже в иные минуты ненавидит в глубине души эти покатые плечи грузчицы пороховых мешков, квадратный зад… и особенно ее теперешние поползновения как бы поинтересоваться музыкальной карьерой Сабанова…

Но как бросишь человека? Мы все воспитаны на русской классической литературе, проповедующей крест, который нужно достойно нести. К тому же остались и в новом времени «советскими людьми». Вот если бы Люся изменила… а тут просто не мила. Наверное, и ЗАГС не разведет? И женился-то Андрей на Люсе легкомысленно: вернулся из армии — на танцах в ДК Сибстали именно Людмила Николаевна Иванова первой попалась ему в горячие нервные руки…

И что же теперь было делать? Андрей пил и, разумеется, не с ясного разума пошел на грех. Он давно понял, видел ясно — рука больна (это лечить умеют только за границей), и ему никогда уже не стать великим скрипачом… И Андрей поехал летом к родственникам Люси, чего раньше избегал. Работая на строительстве новой бани, позволил шурину, алкашу в темных очках, уронить себе на пальцы тяжелые листы шифера… но перестарался в своем мазохизме… Листы, поданные с кузова машины, скользнули друг по дружке и своими извилистыми краями чуть не оттяпали, как тесто на пельмени, обе ладони Андрея. Слава богу, косточки остались целы, но шрамы долго не заживали.

И вот квиты — Андрей теперь не будет мучить равнодушных к музыке людей своей скрипкой, зато у Люси отныне есть квартира… готов уйти-с… Но Люся, понимая, что это как бы она погубила окончательно судьбу музыканта, настояла на размене… И уже сколько?.. года полтора Андрей Сабанов живет одиноко в однокомнатной. Слышал, что Иванова будто бы вышла замуж за парня из ее деревни — вместе учились в школе.

Дай ей бог счастья. Но, конечно, не с человеком искусства. Даже если ты во прахе лежишь, волосами оброс, ракушками покрылся, женщина должна верить в твои запредельные силы — иначе она не может считаться Музой…

Мальчик слушал скрипку — Сабанов играл неизбежного на подобных концертах романс Свиридова из кинофильма «Метель» — и круглые глаза сироты напомнили Андрею его собственные глаза на детской фотокарточке. Только у этого мальчика носик вздернут, а треугольные губки скорбно поджаты, как у Д.Д. Шостаковича. Наверное, много недоброго испытал…

— А теперь, дети, — поднялась женщина в белом халате, — мы поблагодарим нашего замечательного музыканта. Как мы это сделаем?

— Можно мне?.. — вышла девица в черном узком платьишке с красным бантом в волосах и вдохновенно-заученно начала (такие девицы есть и будут всегда):