Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

А в жизни было так: шел на рассвете длинный автобус марки «Икарус» полный народу, с горящими фарами, с веселой желтой надписью на боку «Серебряный ключ». Высветив на безлюдном шоссе в лесу двух людей с грузом, автобус остановился. И приоткрыв дверцу, водитель закричал: — Залезайте — подвезу! Мы с Наташей смертельно устали — шли торопливо и безостановочно часа три, она в шубе, я в свитере и куртке. Снег валил, но нам казалось, он на лету уже и таял — так нам стало жарко. Мы нерешительно влезли в автобус — вдруг здесь какие-нибудь земляки, преследователи? Но народ ехал чужой и радушный. Для нас немедленно освободили два кресла, убрав с них сумки и чемоданы. И сразу же начались вопросы: кто такие да откуда… Нам пришлось, подстраиваясь под общий беззаботный тон, улыбаться, что-то придумывать. Эти люди ехали в «Серебряный ключ», расположенный на территории Томской области.

— Дом отдыха или санаторий?.. — Как, вы не слышали?! — А вы куда среди ночи?.. — А нас… нас в одном городе, в гостинице обокрали… и деньги унесли, и паспорта… — ответы я взял на себя. — А в каком городе? — Да лучше не вспоминать. — А что вы в такой плохой город заехали? — А понравился, небольшой такой, в тайге… Это ж наше свадебное путешествие… — Так лучше бы на море! — На море далеко и дорого, — кто-то уже поддерживал нас. — Да лучше бы к людям на постой… — Но, граждане, люди сейчас тоже разные… — А в гостинице, мы думали, в государственном заведении… — Да они сейчас все приватизированы! Может, хозяйка-то и ограбила… Нас клонило, прямо-таки давило в сон, и, возможно, поэтому вялые мои ответы показались людям искренними. Они жалели нас и стали приглашать в санаторий, где, конечно же, найдутся и для нас места… Зима, народу мало, путевки дешевые.

— А место — прямо сказка. Три горы… и серебряный ключ течет, — уговаривала нас круглолицая бабка. И смешливо хрюкнула. — Опять же очень полезно для любви… Там раньше отдыхали аж из ЦК. А до них, говорят, и графья всякие…

— А ты-то чего туда едешь? — засверкал железными зубами старик в соседнем ряду. — Тебе уж поздно о любви думать.

— Если тебе поздно, так мне как раз. А может, еще ты очнешься, из гроба встанешь… — Бабка продолжала, разглядывая мою красотку. — Девка будет отсыпаться, а парень дрова там колоть или еще что… главврач работу найдет. Кто по специальности-то? — Музыкант… — ответил я. — Интеллигент драный. — Гармонист? То, что надо! У него второй год нету массовика-затейника… Проси, чтобы бесплатно пустил.

Кажется, вариант наклевывался для нас в самом деле подходящий. Я буду играть вечерами всякие танго… А почему сказал «музыкант», а не сказал прямо «скрипач», вы же понимаете. Если кто-то из этих моих попутчиков смотрел передачу «Час пик», и если именно скрипачом назвал преступника (если назвал) Мамин, мы погибли…

— Там и пианино есть. Умеете?

— Запросто, — улыбался я, закрывая глаза, как это делает Мамин, перед тем как ударить. Но кого я могу ударить — я сидел, сжавшись, как мышка, верил и не верил нашему возможному счастью, теплой машине, добрым попутчикам рядом…

И самое удивительное — все сбылось. К обеду мы приехали под сказочным снегопадом в дивный сосновый бор на холмах. Подкатили к старинному, белому, с облупленными колоннами особняку. И нас встречал сам главврач — без шапки, в тренировочном костюме, худенький, как подросток, но с седыми короткими волосам, с ласковой фамилией Акимушкин. Узнав, что среди прочих есть и музыкант, раскинул объятия: — Всё! Вы наш!..

Он выделил нам с Натальей двухместный номер с теплой водой, с туалетом — мечта после полутора месяцев жизни где попало. И главное — узнав, что у нас выкрали документы, только рукой махнул. Мы записались как супруги Ефимовы, имена оставили свои.

И еще была радость для нас — ни в одном номере санатория нет телевизора. Есть, правда, в кабинете у Акимушкина, но на экране ничего не разглядеть, кроме бегающих бесформенных пятен, — то ли серебряные горы вокруг мешают, то ли сигнал не достает досюда ни из Томска, ни из других сибирских городов.

А чтобы еще тверже закрепить в сознании новых наших знакомых историю наших мытарств, мы в столовой как бы между поведали, что убежали из Казахстана, там русских притесняют, но дело не в этом — отец у Наташи тоже русский, но не хотел отдавать за меня дочь… хотел за другого парня, и не только потому, что тот казах, а потому что у него более основательная профессия — строитель. И мы сбежали. Домашний адрес придумали такой: Кустанай, пр. Маркса, 21, квартира 140. Конечно, не дай бог, если среди отдыхающих есть ктонибудь из этого случайно названного города… Пара вопросов — и сразу поймет, что мы с Наташей там сроду не бывали. Но подробно нас никто ни о чем не спрашивал. Я думаю, пожилые женщины старались не беспокоить молодых — пусть, мол, радуются своему медовому месяцу… мол, все мы через это проходили… На танцах под мою скрипку они кружились, обняв друг дружку, иногда вытаскивали за обе руки старика с железными зубами или самого Петра Васильевича — так звали Акимушкина.

Славный он человек. Чтобы тоже наверняка поверил, что нас обокрали (а значит, поверил и в отсутствие документов), я, пойдя с ним в сауну, показал свои трусы с пришитым карманом — вот, только тут сохранились кое-какие денежки на хлеб. А все, что было в сумочке жены… — Верю, верю!.. — тряс седой узкой головой главврач. — Вот змеи!.. Совсем не стало порядка на Руси!.. Пивка дернем?

И мы сели в предбаннике, двое молодых еще мужчин (ему не больше сорока) и запели:

Петр Васильевич любил выпить, я тоже, но он жилист и скор, как заяц, — поспал полчаса и побежал вместе с краснощекими бабками, вышедшими на моцион, вокруг санатория… А я, если крепко выпил, боюсь не проснуться — и пью еще. Так получилось — я запил. Давно не входил в такой штопор. Может быть, причина в том, что отпустил страх… мы были с Наташенькой далеко-далеко от опасных людей нашего города…

Но народ прощает пьяниц, даже если страдает дело. Несколько дней я валялся в номере, ко мне заскакивал сам главврач то с баночным пивом, то с бутылкой шампанского, чтобы опохмелить и вытащить к народу на вечер танца. Но, не вставая с постели, неверными рукам я ему играл «Рондо Каприччиозо» Сен-Санса, а Петр Васильевич кивал, как кукушка в часах, и утирал слезы, хотя был, пожалуй, трезв… Скрипка — она ведь режет прямо по сердцу.

Мне снились страшные сны. Куранты Кремля отбивали мелодию «Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая…» Над кинотеатрами и ресторанами светились вывески: «Западло», «Шкары», «Фуфло», «Палец» и пр. Однажды среди ночи увидел — моя Наташа стоит возле постели и смотрит испуганно на меня.