Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

— К маме она захотела… соскучилась по маме… — бормотал я, то пряча взгляд, то старательно глядя в серые наивные глаза Акимушкина. — Привыкла каждый день с ней советоваться… Придется и мне привыкать к теще.

Акимушкин хохотнул, обнял меня и поцеловал ручку Наташе. Мы сели в широченную кабину санаторского грузовика — водителю сегодня все равно ехать за продуктами на железнодорожную станцию.

Всю дорогу я оглядывался — казалось, вот-вот нас догонят… Есть такая дивная мелодия — ею начинается сороковая симфония Амедея Моцарта. Еще немного… еще, еще немного…

И все обошлось. Слава Богу, если он есть. Вечером, глядя на «дрожащие огни печальных деревень», мы уже катились в теплом чистом купе скорого поезда № 2 в сторону Новосибирска. Молодые муж и жена — Шагурина и Лыков. (А то, что в ЗАГСе не проштемпелеваны паспорта — кому это нынче интересно? Может, мы в церкви повенчаны…)

И опять же слава Богу — поезд идет без долгих остановок, шахтеры на рельсах не сидят.

Едем. Но куда?..

И я вспомнил, вспомнил — лет пять назад из нашего города уехал в Новосибирск музыкант-ударник Тёпа. Степан у него полное имя, но он выговаривает свое имя нежно — Тёпа… «с» почти не слышно. Тёпа он и был. Тихий, со смущенной улыбкой, лысый, в черном свитерке, белоголубых джинсах… Но садился за свои барабаны и тарелки — и преображался, как бес. Бывает же такая страсть. Мог часами стучать, дребезжать, звенькать, урчать своими деревяшками… Мы с ним не раз ходили на халтурку в ДК 1 мая и в парк. Можно сказать, дружили.

Сунемся-ка к нему. Убежден, Тёпа не женат. Какая жена выдержит такое соседство.

На рассвете, сойдя в Новосибирске и вызвонив через 09 адрес Богомолова Степана, мы поехали к нему на такси. Будет обидно, если Тёпы нет дома или он не примет нас… Обратно на поезд мы уже не успеем — пропали билеты, взятые до Омска.

Но Степан оказался дома! Увидев меня в дверях, да еще не одного, а со смазливой девчонкой, радостно зашептал, отступая в прокуренную холостяцкую квартиру: — Кто стучится в дверь ко мне с толстой фляжкой на ремне?

Он был в майке и трико, моргал не проспавшись розовыми глазами и как бы даже раскланивался, как после концерта. — А подружки у нее нет? — был первый вопрос, и лысый барабанщик захихикал.

Стоит ли подробно рассказывать, как несколько дней подряд мы пили дешевое красное вино и травили анекдоты про музыкантов. Я для Наташи вспомнил чудесный, на мой взгляд, анекдот про дирижера Тосканини:

— Рассказывают, выйдя к оркестру, прежде чем начать дирижировать, великий Тосканини доставал из жилетного кармана крохотную записку, прочтет, спрячет и лишь потом взмахнет дирижерской палочкой… Что это у него было в кармане? Талисман? Письмо от любимой женщины? Когда маэстро умер, бросились доставать записку… А там написано: слева — скрипки, справа — виолончели. — А он что, не мог запомнить? — спрашивала, звонко хохоча, наивная малообразованная Наташа.

Тёпа с улыбкой подмигивал мне: «Класс!..» Ему всегда нравились глупенькие женщины. А может быть, он подозревал, что уже воспитанная мною девчонка валяет дурака.

— Давай-ка, сыграем ей! — и мы немедленно устраивали концерт джазовой музыки, если можно назвать джазом мои каденции на темы всех любимейших на свете мелодий, поддержанные громоподобной работой Тёпы — набор барабанов и прочих устройств стоял у него на некоем возвышении в углу. Играя, Тёпа подпрыгивал, дергался, гримасничал… А над ними висела довольно-таки похабная картина, написанная маслом, изображающая лысого человека (Тёпу), сунувшего голову в оскаленную пасть льву, который (лев) при внимательном рассмотрении оказывался женской маткой… впрочем, и сама дива с грушеобразными грудями здесь присутствовала… но почти все тело ее как бы утонуло в тени…

Наташа музыку слушала, изумленно открыв рот, а как узрела картину на Тёпой, испуганно отвернулась. И больше вверх не взглядывала. По моей молчаливой просьбе Тёпа картину перевернул — на изнанке суриком было небрежно написано: Лаврин И.А. «Осень». 75х110.

Но я видел — развеселая обстановка, в которой жил Тёпа, потрясла Наташу. Понравилась та небрежность, с которой он пропивал деньги, раздавал полудрагоценные камни — агат, кошачий глаз и прочие — он их насыпал моей жене целый мешочек… И мешочек-то был бархатный, с пояском, который затягивается… И сам Тёпа нравился Наташе. Как он шепотом сам себе подпевает во время перестука по тарелкам и барабанам на английском языке:

— Y lave, lave, lave… — и вдруг на русском. — Пиф-паф!

Наташа никогда прежде не бывала в мире богемы. И она легко приняла с первого же дня сальные шуточки Тёпы, высказанные интеллигентским говорком, без каких либо эвфемизмов, ей льстил его журчащий смех в ответ на любую фразу Наташи, при этом он показывал ей и мне большой палец: мол, какая молодчина. Но вряд ли он слушал, что она лепечет, — просто радовался, что рядом дышит такая свежая молоденькая женщина.

Наконец, и ему захотелось, я понял, пообнимать горячую тварь, как он выразился, — позвонил и привел вечером грудастую рыжую тетку в расстегнутой дубленке. Та увидела Наташу — и сразу к ней. — Ой, какая малявка, котенок на лавке! — Дубленка летит в угол. — А какой размер у тебя бюстгальтер? — Кофту — не глядя на спинку стула. А сама бесстыже смеется. — У меня — как у Синди Кроуфод… А под какую музыку с любимым чики-чики-чик? — Она уже знала, что я скрипач. — Или ему несподручно при этом играть? А можно на коленки… — И обратилась ко мне. На щеках, как розы, румяна. — Почему твоя пятиклассница молчит? Еще классику не знает? Трудно сказать, что больше обидело Наташу. То, что ее обозвали пятиклассницей, или то, что она «классику не знает». — А под «болеро» Равеля сама не пробовала? — вдруг выпалила Наташа, вскинув голову. Конечно, трезвой не стала бы препираться, а вот у пьяненькой вырвалось. Этот Тёпа, перед тем, как привести свою женщину, заставил нас выпить за удачу, хохоча и подмигивая.

Брякнув про «болеро», Наташа тут же и растерялась. — О, о!.. какая школа! — завопила обрадованно шумная гостья. — Да, да, там так страстно кончается. — И кивнула Тёпе. — Надо взять на вооружение! — И мне тоже кивнула со знанием дела. — Хороший, хороший выбор.

Я промолчал. Нет, не со мной Наташа спала под эту музыку, «болеро» Равеля я ей не играл. Ишь, какие новости про Мамина высвечиваются… Не зря он в нашем разговоре про Моцарта и Глинку ввернул. Значит, у него дома и вправду классическая музыка имеется. Наверное, лазерный проигрыватель стоит.

Дина (так звали знакомую Тёпы) от хохота свалилась на колени барабанщика. Наташа вопросительно зыркнула на меня синенькими глазками — поняла, что непоправимое сморозила. Ну да ладно, простим. Вправду еще глупа, как пробка.