Нэнси Митфорд - Любовь в холодном климате

— О, я не считаю Джона, — ответила она.

— Как ты можешь его не считать?

— Он всего лишь друг. Знаешь, в «Вуландс» я подумала — как часто хорошие идеи приходят в магазинах — не пригласить ли нам Джойса Флитвуда?

Увы, времена, когда «я, Альберт Эдуард Кристиан Джордж Эндрю Патрик Дэвид» считался единственно достойным «взять тебя, Леопольдина», миновали бесследно, раз Джойс Флитвуд мог быть выдвинут в качестве замены. Возможно, леди Монтдор решила, что если уж Полли не изъявляет ни малейшего желания выйти замуж за наследника, то следующей хорошей попыткой будет выдать ее за молодого человека, способного добиться «всего этого» собственными усилиями. Джойс Флитвуд был шумный самоуверенный молодой консерватор, который в совершенстве владел несколькими темами парламентских дебатов, вроде сельского хозяйства, интересов Империи и так далее, и всегда был готов рассуждать о них где угодно. Он убедил леди Монтдор, что он умнее, чем был на самом деле, она знала его родителей, у них было поместье в Норфолке.

— Ну же, Полли.

— Почему бы и нет? — сказала Полли. — Правда, когда он начинает говорить, это напоминает извержение водопровода, но может быть забавным, не правда ли?

Леди Монтдор вышла из себя, ее голос стал визгливым. Я даже посочувствовала ей, Полли слишком откровенно ее провоцировала.

— Очень глупо продолжать беседовать в таком духе.

Полли не ответила. Она наклонила голову вбок и делала вид, что читает заголовки в вечерней газете, лежащей на стуле рядом с матерью. Она с таким же успехом могла сказать вслух: «Хорошо, ты ужасная вульгарная старуха, говори, что хочешь, я тебя не слушаю, ты ничто для меня».

— Пожалуйста, послушай, когда я говорю с тобой, Полли.

Полли продолжала щуриться на заголовки.

— Полли, пожалуйста, обрати внимание на то, что я говорю.

— Что ты говорила? Что-то о Флитвуде?

— И о Флитвуде в том числе. Я хочу знать, что ты планируешь делать со своей жизнью? Намерена ли ты жить дома и навсегда остаться с голым задом?

— А что еще я могу сделать? Вы ведь не готовили меня к карьере, не так ли?

— Да, это так. Мы готовили тебя к браку, который на мой взгляд (можешь считать меня старомодной) является лучшей карьерой для любой женщины.

— Все это очень хорошо, но как я могу выйти замуж, если меня никто не просит?

Да, предложений не было, это был действительно больной вопрос для леди Монтдор. Если бы Полли была веселой и кокетливой, окруженной толпой достойных кандидатов в женихи, играющей с ними, дразнящей женатых мужчин, разбивающей романы друзей, леди Монтдор с удовольствием наблюдала бы за ней в течение даже нескольких лет, при условии, что ее дочь наконец выберет достойного мужа и поселится с ним. Но она с ужасом осознавала, что эта признанная красота не привлекает мужской пол. Старшие сыновья глядели на нее, говорили: «Разве она не прекрасна?» и шли танцевать с маленькими существами без подбородка с Кадоган-сквер. Хотя в последнее время наметилось три или четыре более-менее заинтересованных танцора.

— Почему они не просят? Только потому, что ты их не поощряешь. Не могла бы ты быть хоть немного повеселее с ними, поприятнее, ведь ни один мужчина не может влюбиться в манекен, ты их просто обескураживаешь.

— Спасибо, но я не хочу, чтобы они влюблялись.

— Дорогая, но тогда чего же ты хочешь?

— Оставь меня в покое, мама, пожалуйста.

— Чтобы остаться здесь с нами до самой старости?

— Думаю, папа был бы не против.

— Да, он не против, можно не сомневаться. Но через год или два, он, возможно, передумает. Никого не радует, когда дочь остается сидеть рядом на всю жизнь с видом кислой старой девы. А у тебя будет кислый вид, моя дорогая, это уже очевидно, высохший и кислый.

Я едва могла поверить ушам, как могла леди Монтдор говорить такие откровенные и грубые слова Полли, своему сокровищу, которое она любила так, что даже смирилась с отсутствием наследника? Я похолодела и съежилась в углу дивана. Последовала долгая и неловкая тишина, которую нарушил Франкенштейн, который ворвался в комнату и доложил, что король Португалии ждет у телефона. Леди Монтдор метнулась прочь, а я воспользовалась случаем, чтобы бежать.

— Я ненавижу ее, — сказала Полли, целуя меня на прощание, — я ненавижу ее и хочу, чтобы она умерла. О, Фанни, как тебе повезло, что тебя не воспитывала родная мать — ты понятия не имеешь, к каким ужасным отношениям это может привести.

— Бедная Полли, — я была очень расстроена, — как это печально. Но когда ты была маленькой, это не было так ужасно?

— Всегда, это всегда было ужасно. Я всегда ненавидела ее от всего сердца.

Я не могла поверить.

— Ты никогда не любила ее? — спросила я. — И всегда ненавидела?

— Все сильнее и сильнее с каждым годом. Лучше было подвести черту под этой темой, чем выслушивать ее снова и снова. Я скоро позвоню.

Я вышла замуж за Альфреда в первый день рождественских каникул, и после нашего медового месяца мы приехали пожить в Алконли, пока идет ремонт в нашем маленьком домике. Это было очевидное и удобное решение, Альфред мог ездить оттуда каждый день на работу, а я всегда была под рукой и могла присматривать за ходом ремонта. Но, хотя Алконли и был моим домом с самого младенчества, не обошлось без опасений, могу ли я на такой долгий срок привезти туда Альфреда в самом начале нашего брака. Мой дядя Мэтью никогда не скрывал своих привязанностей и антипатий, тем более от их объекта, я видела, что он уже предвзято относится к бедному Альфреду. Общепризнанным в семье фактом было, что дядя ненавидел меня, кроме того, он ненавидел новых людей, ненавидел мужчин, которые женились на его женщинах, а так же ненавидел и презирал тех, кто не занимается кровавым спортом. Я чувствовала, что не стоит возлагать на Альфреда больших надежд, тем более, что, о ужас, «парень читает книги».

Все это должно было обрушиться на Дэви, когда он впервые появился на сцене после обручения с тетей Эмили, но он неожиданно приглянулся деде Мэтью с самого начала; не стоило ожидать повторения этого чуда. Мои опасения, однако, оправдались не полностью. Тетя Сэди, вероятно, учинила небольшой бунт перед нашим приездом, а я провела подготовку Альфреда. Я заставила его подстричься под гвардейца, объяснила, что открывать книгу он должен только в уединении своей спальни, и специально призвала проявлять особую пунктуальность в отношении приемов пищи. Дяде Мэтью, объяснила я, очень нравилось, когда мы собирались в столовой минут за пять до подачи блюд. «Давайте, — говорил он, — посидим вместе». И вся семья сидела перед пустыми тарелками, глядя на дверь кладовой. Я пыталась разъяснить все эти правила Альфреду, который слушал терпеливо, хотя ничего не понимал. Еще я постаралась подготовить Альфреда к дядиным приступам бешенства, чем довела беднягу до состояния паники.