Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Выше по склону два енота, рыча, обмениваются ужасными угрозами.

Травница деревни Куродзанэ бредет дальше. Мешок за плечами с каждым шагом становится тяжелее.

Отанэ добирается до ровного участка на склоне, где стоит ее домик, а вокруг разбит огород. Под выступающими краями кровли висят связки луковиц, а под ними сложена поленница. Отанэ опускает мешок с рисом на крыльцо. Все тело у нее болит. Она заглядывает проведать коз в хлеву и бросает им охапку сена. Потом заглядывает в курятник:

– А ну-ка, кто сегодня снес яичко для старенькой хозяйки?

В теплой полутьме она и правда находит свежеснесенное яйцо, еще теплое.

– Спасибо, сударушки!

Отанэ запирает двери на ночь и, стоя на коленях перед очагом, высекает огонь с помощью кремня и огнива. Скоро в котелке варится похлебка из ямса и корня лопуха. В кипящую похлебку она добавляет яйцо.

Затем идет в заднюю комнату, к шкафу с целебными снадобьями.

Пациенты и просто гости удивляются, увидя в скромном домике такой прекрасный шкаф, почти до самого потолка. Еще когда жив был прапрадедушка, шесть или восемь сильных мужчин принесли этот шкаф из деревни, хотя в детстве проще было поверить, что он так и вырос тут, словно могучее дерево. Отанэ выдвигает ящички один за другим и вдыхает запахи. Вот петрушка токи , помогает от колик у грудных детей; истолченная в порошок ёмоги для прижиганий; и последними в этом ряду – ягоды докудами , или «рыбья мята», – чтобы вымывать болезнь из тела. Шкаф – ее средство пропитания и хранилище накопленной за годы мудрости. Отанэ нюхает мыльные на ощупь листья тутовника и слышит голос отца: «Помогает при глазных болезнях… Вместе с козьей травой применяется для лечения язв, глистов и нарывов…»

Наконец Отанэ достает из ящика горькие ягоды пустырника – травы для рожениц.

Это напоминает ей о барышне Аибагаве. Отанэ отходит от шкафа к огню.

Подбрасывает полено в угасающее пламя.

– Два дня ехала из Нагасаки, – говорит Отанэ, – чтобы «попросить разрешения на встречу с Отанэ из Куродзанэ». Такие были ее собственные слова. Вожусь я как-то в огороде, добавляю навоз на грядки с тыквами…

Пламя очага отражается алыми точками в умных собачьих глазах.

– …Глядь, к изгороди моей подходят не кто-нибудь, а староста деревни и жрец.

Старуха пережевывает жесткий корень лопуха и вспоминает обожженное лицо.

– Неужто правда целых три года прошло? А кажется, хорошо если три месяца.

Пес валится на спину, пристраивая голову на хозяйскую ступню как на подушку.

«Он хорошо знает эту историю, – думает Отанэ, – но готов послушать еще раз, чтобы меня порадовать».

– Я увидела ожог и подумала, что она лечиться приехала, но тут староста представил ее: «дочь прославленного доктора Аибагавы» и «мастер акушерства по голландским методам», – как будто он понимает, что значат эти слова! А она спросила, не могу ли я ей посоветовать, какие травы полезны при родах, и я решила, что уши мои врут.

Отанэ катает по деревянной тарелке вареное яйцо.

– Она еще сказала, что в Нагасаки среди врачей и аптекарей имя «Отанэ из Куродзанэ» – все равно что гарантия чистоты снадобья. Ох, как я испугалась, что мое ничтожное имя известно таким достойным людям…

Старуха очищает яйцо от скорлупы темными от ягодного сока пальцами и вспоминает, как изящно барышня Аибагава отпустила старосту и жреца и как внимательно записывала все, что говорила Отанэ.

– Пишет она не хуже любого мужчины. Спрашивала про якумосо . Я ей сказала: «Если после родов есть разрывы – намажьте, все заживет и лихорадки не будет. Еще помогает от воспаления сосков у кормящих матерей…»

Отанэ откусывает вареное яйцо. Ее греют воспоминания. Дочь самурая чувствовала себя в бедной хижине совсем как дома, а двое ее слуг успели тем временем подправить загон для коз и починить стену.

– Помнишь, сын старосты принес нам поесть, – говорит псу травница. – Белый шлифованный рис, перепелиные яйца и морской карась, все горячее и завернуто в банановые листья… Мы уж решили, что очутились во дворце Лунной Принцессы!

Отанэ снимает крышку с чайника и бросает в него горсть грубых чайных листьев.

– Я в целый год столько не говорю, сколько наговорила в тот день. Барышня Аибагава хотела заплатить мне «за обучение», но разве могла я взять с нее хотя бы сэн? Тогда она купила у меня весь запас пустырника, но денег оставила втрое больше обычной цены…

Тьма в дальнем углу приходит в движение и собирается в очертания кошки.

– Ты где пряталась? Мы тут вспоминали, как в первый раз приезжала барышня Аибагава. После она прислала на Новый год вяленого морского карася. Слуга привез его из самого города.

Закопченный чайник начинает посвистывать, а травница вспоминает, как барышня Аибагава приехала во второй раз – на следующий год, в Шестом месяце, когда цвел белокопытник.

– Тем летом она была влюблена. О, я не спрашивала, но она не могла удержаться и упомянула молодого переводчика с голландского, из хорошей семьи, по фамилии Огава. У нее даже голос менялся…

Тут кошка настораживает уши.

– …когда она произносила его имя.

В ночи за окном шумят и поскрипывают деревья. Отанэ наливает чай, не давая воде закипеть – иначе листья станут горькими.

– Я молилась: пусть, когда они поженятся, Огава-сама позволит ей и дальше навещать княжество Кёга, радовать мое сердце, чтобы второй ее приезд не стал последним.

Старая травница прихлебывает чай и вспоминает, как в деревню Куродзанэ по цепочке родственников и слуг добралась новость о том, что глава семьи Огава не разрешил сыну жениться на дочке доктора Аибагавы. А под Новый год Отанэ узнала, что переводчик Огава взял себе другую невесту.

– Несмотря на эти неприятности, – Отанэ поправляет полено в очаге, – барышня Аибагава меня не забыла. Прислала мне подарок на Новый год – теплый платок из самой лучшей заморской шерсти.

Пес ерзает спиной по полу – чешет блошиные укусы.

В воспоминаниях Отанэ тот летний приезд барышни Аибагавы – самый странный из трех ее визитов в Куродзанэ. Двумя неделями раньше, когда зацвели азалии, торговец солью принес на постоялый двор «Харубаяси» известие о том, как дочка доктора Аибагавы сотворила «голландское чудо» – оживила мертворожденного ребенка градоправителя Сироямы. Так что, когда она сама приехала, половина деревни собралась возле домика Отанэ в надежде на новые чудеса.

– Медицина – это знания, – сказала деревенским барышня Аибагава, – а не волшебство.

Она дала несколько советов, ее благодарили, но расходилась небольшая толпа с явным разочарованием.

Когда они с травницей остались одни, барышня призналась, что год был тяжелый. Ее отец болел, а судя по тому, как старательно она избегала любых упоминаний переводчика Огавы, сердце у нее тоже изболелось. Однако были и радостные новости: благодарный градоправитель дал ей разрешение учиться на Дэдзиме у голландского доктора.