Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

– Да разве у такого работящего мальчика, помощника пивовара, найдется время замечать осенние ягоды? – со скромной гордостью отнекивается Хацунэ. – Новая сестра, пожалуйста, читайте дальше.

– «И вновь пришла пора, – читает Орито, – отправить письмо моей дорогой матушке на далекую гору Сирануи. Прошлой весной, когда ваше письмо Первого месяца доставили в мастерскую „Белый журавль“, Уэда-сан…»

– Уэда-сан – учитель Норико-тян, – объясняет Садаиэ. – Очень известный портной в столице.

– Что вы говорите! – Орито уже раз десять это слышала. – «Уэда-сан дал мне полдня выходных, чтобы отпраздновать такое событие. Пока не забыла, Уэда-сан и его жена передают свои наилучшие пожелания».

– Какая удача! – говорит Яёи. – Попасть в такую достойную семью!

– Богиня всегда заботится о своих Дарах, – торжественно отвечает Хацунэ.

– «Новости о вас, матушка, обрадовали меня так же сильно, как, вы по доброте своей говорите, вас радуют мои глупые каракули. Как чудесно, что вы благословлены новым Даром! Я буду молиться о том, чтобы он нашел такую же любящую семью, как Уэда. Передайте, пожалуйста, мою благодарность сестре Асагао за то, что ухаживала за вами во время вашей грудной болезни, и мастеру Судзаку – за его неустанную заботу». – Орито отвлекается от чтения, чтобы спросить: – Грудная болезнь?

– Ах, всего лишь кашель. Сколько из-за него всем было хлопот! Мастер Гэнму посылал в Куродзанэ послушника Дзирицу – да упокоится его душа – к травнице, за свежими целебными травами.

У Орито ноет сердце.

«Ворона за полдня долетела бы отсюда до кровли Отанэ».

Она вспоминает, как приезжала этим летом в Куродзанэ, и ей хочется плакать.

– Сестра? – Хацунэ заметила ее состояние. – У вас что-то болит?

– Нет. «В „Белом журавле“ было много заказов, две большие свадьбы при дворе в Пятом месяце и дважды похороны в Седьмом. Для меня год был удачным во всех отношениях, матушка, хоть мне и стыдно об этом рассказывать. Самый крупный поставщик парчи для Уэды-сан – купец по имени Кояма-сан, он раз в два-три месяца навещает „Белый журавль“ вместе со своими четырьмя сыновьями. Уже года два младший сын, Синго-сан, обменивается со мной шутками, пока я работаю. А прошлым летом, во время праздника О-бон, меня вызвали в сад, в чайный домик, и я очень удивилась, когда увидела, что там Синго-сан и его родители пьют чай с Уэдой-сан и хозяйкой. – Орито бросает быстрый взгляд на зачарованно слушающих сестер. – Вы, матушка, наверное, уже догадались, к чему дело шло, а я, бестолковая девчонка, ни о чем не догадывалась».

– Она не фестолкофая, – уверяет Асагао, – фросто чистая и нефинная.

– «Разговор шел о множестве талантов Синго-сан и о моих ничтожных умениях, – продолжает Орито. – Я изо всех сил старалась побороть робость, и притом не показаться нахальной, и позже…»

– Точно так ты ей и советовала, сестра, – квохчет Савараби, – два года назад!

Сестра Хацунэ раздувается от гордости.

– «Позже хозяйка похвалила меня и сказала, что я произвела хорошее впечатление. Я вернулась к своим обязанностям, радуясь похвале, но не ожидала больше ничего услышать о семье Кояма до их следующего визита в „Белый журавль“. Недолго длилось мое глупое заблуждение. Через несколько дней, на день рождения императора, Уэда-сан повел всех своих учеников в парк Ёёги, полюбоваться фейерверками на берегу реки Камо. Как волшебны недолговечные красные и желтые цветы на фоне ночного неба! Когда мы вернулись, учитель вызвал меня к себе в контору, и там хозяйка сказала, что супруги Кояма предложили мне стать женой их младшего сына Синго. Матушка, я упала на колени, словно меня заколдовала лисица! Жена Уэды-сан упомянула еще, что предложение исходит от Синго. Чтобы такой достойный молодой человек пожелал меня себе в жены… У меня слезы хлынули ручьем».

Яёи протягивает Хотару бумажный платок, промокнуть глаза.

Орито складывает листок и разворачивает другой.

– «Я попросила разрешения говорить откровенно. Учитель разрешил, даже просил ни о чем не умалчивать. Я сказала, что происхождение мое слишком низкое для семьи Кояма, долг велит мне думать прежде всего о „Белом журавле“, и, если я войду невестой в семью Кояма, злые языки начнут болтать, будто бы низким коварством заманила в сети такого прекрасного мужа».

– Ах, да хватай ты этого парня скорей, – хихикает пьяненькая Югири, – прямо за его дракона!

– Постыдилась бы, сестра! – укоряет ключница Сацуки. – Дай Новой сестре читать спокойно.

– «Мастер Уэда ответил: дескать, в семье Кояма знают, что я родилась Дочерью храма, но не возражают. Им нужна невестка скромная, работящая, способная, а не… – Тут к голосу Орито присоединяются голоса других сестер, с великой радостью повторяющих излюбленные эпитеты: – Жеманная, вечно лакающая шербет белоручка, которая думает, будто Усердный труд – это город в Китае. Наконец, учитель напомнил, что я принята в семью Уэда, почему же я считаю, что Уэда настолько уж ниже Кояма? Я, краснея, извинилась перед учителем за свои необдуманные слова».

– Норико-сан вовсе не это хотела сказать! – восклицает Хотару.

Хацунэ греет руки у огня:

– Я думаю, он это нарочно, чтобы вылечить ее от излишней скромности.

– «Жена Уэды-сан сказала, что мои возражения делают мне честь, но обе семьи уже договорились, что помолвка будет продолжаться, пока я не встречу свой семнадцатый Новый год…»

– Это как раз нынешний! – объясняет Хацунэ, специально для Орито.

– «…и тогда, если чувства Синго-сама останутся прежними…»

– Я молюсь Богине, чтобы внушила ему постоянство! – говорит Садаиэ. – Каждую ночь молюсь!

– «…мы поженимся в первый же благоприятный день Первого месяца. Потом Уэда-сан и Кояма-сан сообща внесут деньги на покупку мастерской, специализирующейся по изготовлению поясов оби , где мы с мужем могли бы работать бок о бок и обучать собственных учеников».

– Только подумайте! – говорит Кирицубо. – Дар Хацунэ обучает учеников!

– И деток заведет, – подхватывает Югири, – если молодой Синго сумеет настоять на своем.

– «Перечитываю еще раз – в моем письме словно речи замечтавшейся девочки. Матушка! Быть может, главный дар нашей переписки – возможность помечтать. Думаю о вас каждый день. Ваш Дар, Норико».

Женщины смотрят кто на письмо, кто в огонь. Мыслями они далеко.

Орито понимает: для сестер Новогодние письма – чистейшее Утешение.

В начале часа Кабана ворота открываются, пропуская двух Одарителей. Все до единой сестры в Длинном зале слышат, как сдвигается засов. Звук шагов настоятельницы удаляется от ее кельи и затихает у ворот. Орито представляет себе три молчаливых поклона. Вновь шаги настоятельницы, а за нею – двоих мужчин. Они проходят по Внутреннему коридору до кельи Кагэро, а затем – Хасихимэ.