Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Белила скрывают румянец Окину, только щеки ее чуть-чуть подрагивают.

– Сын делает все, что нужно, – заявляет матушка. – Но она так небрежна.

– А как мы прижились в Нагасаки? – спрашивает госпожа Набэсима.

– Все еще тоскует по Симоносэки, – отвечает матушка Удзаэмона. – Такая плакса!

– Возможно, тоска по родным краям, – почтенная госпожа снова поглаживает себя по животу, – и есть та причина…

Удзаэмон и хотел бы заступиться за жену, да разве можно остановить набеленный оползень?

– А скажите, – госпожа Набэсима обращается к матушке Удзаэмона, – ваш супруг мог бы на сегодня уступить нам вас и Окину-сан? Мы устраиваем дома небольшой праздник, а вашей невестке могли бы пригодиться советы ровесниц, у кого уже есть дети. Но… Ах! – Она смотрит на Огаву-старшего, огорченно сдвинув брови. – Вы, наверное, думаете: какая навязчивость, и без предварительной договоренности, когда здоровье вашего мужа…

– Здоровье у ее мужа превосходное, – перебивает старик. Он презрительно усмехается, глядя на жену и невестку. – Делайте что хотите! Я велю прочитать сутры за упокой души Хисанобу.

– Такой благочестивый отец! – Госпожа Набэсима качает головой. – Вот с кого молодежи брать пример! Значит, решено, госпожа Огава? После э-фуми приходите к нам…

Она отвлекается, чтобы прикрикнуть на кормилицу:

– Уйми этого писклявого поросенка! Забыла, где мы находимся? Как не стыдно!

Кормилица отворачивается и, обнажив грудь, начинает кормить младенца.

Удзаэмон смотрит на очередь и мысленно пытается высчитать, быстро ли она движется.

Буддийское божество Фудо Мёо гневно взирает с озаренного свечами алтаря. Гнев его, так учили Удзаэмона, устрашает нечестивых, меч разит их невежество, аркан связывает демонов; его третий глаз прозревает людские сердца, а скала, на которой стоит Фудо Мёо, символизирует незыблемость. Перед ним сидят шесть чиновников Управления Духовной Чистоты в церемониальных одеждах.

Первый чиновник обращается к отцу Удзаэмона:

– Назовите, пожалуйста, ваше имя и должность.

– Огава Мимасаку, переводчик первого ранга из Гильдии переводчиков Дэдзимы, глава семьи Огава из округа Хигасидзака.

Первый чиновник говорит второму:

– Огава Мимасаку явился.

Второй сверяется с книгой:

– Имя Огавы Мимасаку значится в списке.

Третий записывает имя:

– Огава Мимасаку отмечен как присутствующий.

Четвертый торжественно объявляет:

– Сейчас Огава Мимасаку исполнит церемонию э-фуми .

Огава Мимасаку наступает на потертую бронзовую пластину с изображением Иисуса Христа и еще пяткой притопывает для верности.

Пятый чиновник возглашает:

– Огава Мимасаку исполнил церемонию э-фуми .

Переводчик первого ранга сходит с идолопоклоннической пластины. Кьёсити помогает ему усесться на низкую скамью. Удзаэмон подозревает, что отца мучает сильная боль, только он не подает вида.

Шестой чиновник делает отметку в книге:

– Огава Мимасаку отмечен как исполнивший церемонию э-фуми .

Удзаэмон вспоминает Давидовы псалмы чужестранца де Зута и как сам он едва спасся, когда комнату голландца ограбили по приказу Кобаяси. Надо было прошлым летом расспросить де Зута о его таинственной религии.

Из соседнего зала доносится шум веселья – там церемонию проходит простонародье.

Первый чиновник уже обращается к Удзаэмону:

– Назовите, пожалуйста, ваше имя и должность…

Когда с формальностями покончено, Удзаэмон ступает на фуми-э .

Он бросает взгляд вниз и встречается с полными боли глазами чужеземного бога. Удзаэмон с силой топает по бронзовой пластине и думает о длинной череде Огав из Нагасаки, стоявших когда-то на том же самом фуми-э . Прежде в Новый год Удзаэмон гордился тем, что он – последний в этом ряду: наверняка среди предков были и приемные сыновья, такие же как он. А сегодня он чувствует себя обманщиком и знает почему.

«Моя верность Орито, – мысленно формулирует он, – сильнее, чем верность семье Огава».

Он ощущает у себя под ногой лик Иисуса Христа.

«Я освобожу ее, – клянется Удзаэмон, – во что бы то ни стало. Но мне понадобится помощь».

В додзё Сюдзаи эхом отдаются от стен вскрики двух мечников и треск бамбуковых шестов. Противники нападают, парируют, обмениваются ударами, отступают; нападают, парируют, обмениваются ударами, отступают. Пружинящий дощатый пол скрипит под их босыми ногами. В тех местах, где крыша протекает, подставлены ведра; когда они наполняются, их меняет последний оставшийся у Сюдзаи ученик.

Тренировка заканчивается внезапно: боец ростом пониже наносит противнику удар по правому локтю, от которого Удзаэмон роняет шест. Встревоженный победитель сдвигает на лоб защитную маску, открывая настороженное обветренное плосконосое лицо человека основательно за сорок.

– Сломал?

– Я сам виноват. – Удзаэмон держится за локоть.

Подбежавший Ёхэй помогает своему господину расстегнуть маску.

В отличие от учителя с Удзаэмона градом льется пот.

– Перелома нет… Смотрите! – Он сгибает и разгибает руку. – Просто синяк, притом заслуженный.

– Темновато здесь. Надо было мне зажечь светильники.

– Сюдзаи-сан, не нужно тратить из-за меня масло. Давайте на сегодня закончим.

– Надеюсь, вы не заставите меня выпить ваш щедрый подарок в одиночку?

– В такой благоприятный день у вас, вероятно, расписание плотно заполнено…

Сюдзаи обводит взглядом пустой тренировочный зал и пожимает плечами.

– Что ж, тогда, – переводчик отвешивает поклон, – я принимаю ваше любезное приглашение.

Сюдзаи приказывает ученику развести огонь у него в комнате. Переодеваясь из тренировочной в обычную одежду, они обсуждают новогодние назначения, которые недавно огласил градоправитель Омацу, – кого повысили, кого понизили в должности. Затем переходят в комнаты учителя. Когда Удзаэмон только начал брать уроки у Сюдзаи, здесь жили, питались и тренировались еще десять или больше мальчишек. Две добродушные соседки заботились о них и всячески баловали. Сейчас тут холодно и тихо, но когда огонь в жаровне разгорается, Удзаэмон и Сюдзаи, уже десять лет как знакомые, переходят на свой родной диалект провинции Тоса и разговор становится непринужденным.

Ученик Сюдзаи наливает в щербатый кувшинчик подогретое сакэ и с поклоном удаляется.

«Пора, – думает Удзаэмон. – Нужно сказать то, ради чего я пришел».

Задумчивый хозяин и нерешительный гость наливают сакэ в чашки друг друга.

– За благополучие семьи Огава из Нагасаки, – предлагает тост Сюдзаи, – и за скорое выздоровление вашего почтенного отца!

– Пусть год Овцы будет удачным для додзё мастера Сюдзаи!