Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута

Мужчины осушают по первой чашечке, и Сюдзаи довольно вздыхает:

– Боюсь, удача меня покинула. Молюсь, чтобы это было не так, но вряд ли я ошибаюсь. Утеряны старые ценности, вот в чем беда. Запах упадка висит в воздухе, словно дым. О, самураи ценят добрую битву, как и доблестные предки, но когда подведет живот, они скорее расстанутся с мечом, а не с наложницами и одеждами на шелковой подкладке. Те, кому дороги старые обычаи, первыми страдают от новых. На прошлой неделе от меня ушел еще один ученик. Чуть не плакал: его отец уже два года получал половинное жалованье в Арсенале, и тут вдруг объявляют, что служащие его ранга не получат новогоднюю выплату! Слыхал свежий совет из Эдо чиновникам, не получающим жалованья? «Чтобы заработать на свои прихоти, разводите золотых рыбок». Рыбок! Да у кого сейчас найдутся деньги на золотых рыбок? Разве что у купцов! Вот если бы купеческим сынкам разрешили носить оружие… – Сюдзаи понижает голос, – у меня выстроилась бы очередь учеников отсюда до Рыбного рынка, но ждать, чтобы в Эдо приняли такой указ, – все равно что зарывать серебряные монеты в навоз.

Он заново наполняет чашки, свою и гостя.

– Ах, довольно о моих горестях. Во время тренировки ты мыслями был далеко.

Удзаэмон уже давно не удивляется проницательности Сюдзаи.

– Не знаю, вправе ли я втягивать тебя в это.

– Если верить в судьбу, – отвечает Сюдзаи, – втягиваешь меня не ты.

Сырые прутики в жаровне трещат, словно под чьей-то ногой.

– Несколько дней назад ко мне в руки попали весьма тревожные сведения…

Вдоль стены бежит таракан, блестящий, словно лакированный.

– Это некий свиток. Дело касается храма на горе Сирануи.

Сюдзаи, которому известно о близком знакомстве Удзаэмона и Орито, внимательно смотрит на друга.

– В свитке записаны тайные догматы ордена. Они… вызывают сильное беспокойство.

– Они там себе на уме, эти монахи на горе Сирануи. Ты уверен, что свиток подлинный?

Удзаэмон извлекает из рукава футляр.

– Да. Хотел бы, чтобы это была подделка, но записи делал послушник ордена, который уже не мог больше закапывать свою совесть. Он сбежал, и если прочтешь свиток, ты поймешь почему…

Дождь стучит, словно топот бесчисленных копыт по улицам и крышам.

Сюдзаи протягивает раскрытую ладонь за свитком.

– Сюдзаи, если ты это прочтешь, окажешься замешан. Дело, возможно, опасное.

Сюдзаи по-прежнему держит раскрытую ладонь.

– Но это же… – Шепот Сюдзаи исполнен ужаса. – Это же безумие! Чтобы такая… – он кивает на свиток, лежащий на столе, – убийственная чушь могла обеспечить бессмертие! Фразы все вывернуты наизнанку, но… Вот здесь, третий и четвертый догматы. Если «Одарители» – монахи и послушники Ордена, «Носительницы» – сестры, а новорожденные младенцы – «Дары», то выходит, монастырь на горе Сирануи – никакой не… гарем, а…

– Ферма. – У Удзаэмона перехватывает горло. – Сестры у них – как племенная скотина.

– А Шестой догмат? Где речь о том, чтобы «Угасить Дары в чаше ладоней»…

– Должно быть, новорожденных топят в воде, как ненужных щенков.

– Но те, кто топит… Это же их отцы!

– Седьмой догмат требует, чтобы с одной и той же «Носительницей» ложились пять «Одарителей» пять ночей подряд, так что никто не знает наверняка, своего ли ребенка убивает.

– Это… Это издевательство над естеством! Женщины, как они могут… – Сюдзаи не заканчивает фразу.

Удзаэмон заставляет себя высказать вслух свои самые кошмарные страхи.

– Женщин берут силой, когда наиболее высока возможность зачатия, а рожденных ими детей отнимают. Видимо, согласие женщин никого не интересует. Преисподняя на то и преисподняя, что чудовищное зло не привлекает ничьего внимания.

– Да разве не предпочтешь наложить на себя руки?

– Быть может, какая-нибудь из них и предпочла бы, но взгляни на Восьмой догмат: «Письма от Угасших». Если мать верит, что ее дети где-то хорошо живут в приемной семье, то она, я думаю, многое может вынести, особенно если надеется, что когда-нибудь вернется в «Нижний мир» и сможет с ними встретиться. Очевидно, в Сестринском доме не знают, что такая встреча невозможна.

Сюдзаи ничего не отвечает на это, разглядывая свиток.

– Я не все тут разобрал… Например, вот эта последняя строчка: «Окончательное слово Сирануи – Молчание». Хорошо бы твой беглый послушник перевел свои записи на обычный японский.

– Его отравили. Я же сказал, читать догматы ордена опасно.

Слуга Удзаэмона и ученик Сюдзаи болтают, подметая пол в тренировочном зале.

– Однако господина настоятеля Эномото, – недоверчиво говорит Сюдзаи, – все знают как…

– Да-да, как почтенного судью и милосердного господина, участника Академии Сирандо, доверенное лицо великих мира сего и знатока редких лекарственных снадобий. Все так, но, судя по всему, он вдобавок еще верит в некий мистический ритуал, позволяющий ценой крови купить себе бессмертие.

– Как им удавалось десятилетиями хранить в тайне эту мерзость?

– Удаленность, хитрость, власть… Страх. Этими средствами можно добиться почти чего угодно.

Мимо дома торопливо проходит компания промокших насквозь новогодних гуляк.

Удзаэмон смотрит на нишу, которую Сюдзаи посвятил памяти своего учителя. На тронутом плесенью свитке – изречение: «Ястреб лучше будет голодать, но не станет клевать зерно».

– Автор этих записей, – осторожно спрашивает Сюдзаи, – ты встречался с ним лично?

– Нет. Он отдал свиток старухе-травнице, что живет поблизости от деревни Куродзанэ. Барышня Аибагава навещала ее пару раз, от нее травница знала мое имя и разыскала меня в надежде, что у меня хватит желания и возможностей помочь Новой сестре…

Двое друзей слушают барабанную дробь дождя.

– Желания хватает, а вот средства – дело другое. Если переводчик третьего ранга пойдет войной на властелина княжества Кёга, вооруженный всего лишь незаконно полученным свитком…

– Эномото велит тебе голову оттяпать за то, что распускаешь порочащие слухи…

«Сейчас, – думает Удзаэмон, – мгновение на распутьи».

– Сюдзаи, если бы я, как обещал, добился позволения отца на брак с барышней Аибагавой, она не оказалась бы в рабстве на этой… – он тычет пальцем в свиток, – ферме. Ты понимаешь, почему я должен ее освободить?

– Я понимаю другое: если ты полезешь туда один, тебя там накромсают тонкими ломтиками, как тунца. Дай мне несколько дней. Может быть, придется съездить кое-куда.

Орито думает о том, что в предстоящие часы ей понадобится немалая удача. Нужно, чтобы кошачий лаз оказался достаточно широк и туда смогла пролезть худенькая девушка; чтобы в дальнем его конце не было решетки; чтобы Яёи проспала до утра и не пришла проведать подругу; нужно не покалечиться, спускаясь по заледеневшему склону, и не попасться на глаза стражникам у заставы в ущелье. Нужно найти дом старой Отанэ и чтобы та согласилась ее укрыть у себя. «И все это, – говорит она себе, – только начало». Если вернуться в Нагасаки, ее сейчас же снова поймают, а убежать подальше, в княжество Тикуго, или Кумамото, или Кагосима, – окажешься в чужом городе, без крова, без друзей и без единого сэна .