Леонид Хомутов - В сложном полете

В глубине души Родионов понимал, что не прав. Но, как всякий человек с самомнением, спорил не ради истины, а чтобы любой ценой доказать свою правоту. Он всегда придерживался принципа — в споре все средства хороши, лишь бы вышло по-моему.

Владимир говорил чётко, словно вдалбливал тупому ученику:

— Наше задание — бить фашистов всегда и везде! — и уже специально для Сашки, повернувшись и наклонившись к нему, с придыханием, чуть не шёпотом: — Запомни! В армии командует не тот, кто наглее! А тот, кто по должности или званию старше! А теперь садись за штурвал и ни звука!

Он толкнул Сашку в кресло.

— А пикнешь, пойдёшь под трибунал за невыполнение приказа!

— Правильно, командир! — подал голос Коля Петренко. — Нечего с ним церемониться! Самозванец! А ещё командует!

Владимир поморщился.

— Всем соблюдать полнейшую тишину и внимание! Радист! В переднюю кабину, к пулемёту! При появлении самолётов — докладывать мне!

Плавно отжав штурвал, Владимир повёл самолёт со снижением. Убрав газ и приглушив рокот двигателей, он рассчитывал войти в круг над аэродромом незамеченным. С высоты отлично было видно, как начал разбег первый самолет. Ночь была безлунной, по-осеннему тёмной, и каждый огонёк внизу светился маленьким солнцем. Владимир вскинул голову, осмотрел небо. И кроме звезд — бесчисленных переливающихся огоньков — ничего не увидел.

Вот второй разноцветный «треугольник» пошёл на взлёт. Жаль, что нет бомб. Хоть бы парочку «соток»! Накрыть бы с воздуха! Удивительно, ни одного выстрела с земли. Увлеклись взлётом? А может, принимают за своего? Что же это за аэродром? Неизвестный нашей разведке и лётному составу. Видно, важный, крупный, днём тщательно замаскированный. И самолетами набит до отказа, как улей пчелами.

Владимир достал планшет с картой, сориентировался. Карандашом поставил крестик на карте. Прилетим — доложу командованию. Надо «закрыть» его раз и навсегда.

— Командир! — раздался в наушниках голос Петренко. — Впереди, чуть ниже, два самолёта противника!

— Вижу! Это взлетевшие! Продолжай наблюдение! Без команды не стрелять!

Самолёты один за другим, соблюдая дистанцию, шли тем же курсом, что и советский бомбардировщик. А что, если?.. Ну, да! Отжав штурвал, он увеличил угол планирования. Двинув секторы газа, ещё прибавил скорость. Скорее! Скорее! Не дать взлететь остальным! Задний «юнкерс» или «хейнкель» уже рядом. Чёрной тушей висит внизу, закрывая землю. Дрожащее желто-голубое пламя овальными языками пульсирует у выхлопных труб. Похоже, кто-то огромный и сильный подтягивает врага, точно на канате, под машину Владимира.

Близится второй вражеский самолёт. Владимир, не выдерживая, уже ловит его в прицел. Руки невольно ложатся на электроспуск пулеметов. Стоит только нажать. Но рано!.. Как всё же невыносимо длинны секунды.

— Вижу сзади метрах в ста самолёт противника! — наконец-то докладывает Несмеянов. — Разрешите…

— Огонь! — Владимир, нагнувшись над штурвалом, с силой давит на электроспуск. — Огонь!

Огненные шарики вырываются из носа и башни бомбардировщика. Хлестко упираются в темные громады вражеских кораблей. Светящиеся пунктирные линии соединяют бомбардировщик с самолётами врага.

— Это вам за командира! — приговаривает Владимир. — Получите расчет!..

Почти одновременно, сперва передний, потом задний, вспыхивают факелами вражеские самолёты. Ночь куда-то исчезает, густой мрак рассеивается, а огненные трассы продолжают хлестать уже горящие самолёты. Внезапно вместо пламени возникает рыже-бело-голубое облако, увеличивающееся в диаметре с каждым мгновением. Ослепительные вспышки следуют одна за другой. Взрывы сотрясают воздух. Становится светло, как днём. Горящие обломки разлетаются вокруг, падают вниз яркими метеорами.

— Штурмуем аэродром! — торжествующе кричит Владимир и снова с разворотом бросает бомбардировщик книзу.

Из разных мест бьют лучи прожекторов. Раскаленными иглами пронизывают и режут пространство. Шарят по небу. Сталкиваются, пересекаются, вновь расходятся… Желтые шары — стреляют скорострельные пушки «Эрликон» — летят вверх один за другим. Цветные трассы прошивают небо. Огнистыми полукружьями висят над аэродромом. Цепочка шаров мчится к самолёту. Вот-вот врежется в него, но в последний миг проносится мимо.

Липкий пот стекает по спине Владимира. Взмахом руки он расстегивает молнию комбинезона.

По аэродромному полю движется самолёт. Третий идёт на взлёт.

Владимир ловит его в перекрестие, с яростью жмет электроспуск пулеметов.

— Это вам за отца! За отца! За отца!..

Когда бомбардировщик Ушакова пересек линию фронта, Родионов, наклонившись к Владимиру и тронув его за плечо, виновато сказал:

— Прости, я был не прав. Прошу, не рассказывай никому о нашем споре.

Владимир в ответ только махнул рукой.

Под утро наша авиация нанесла удар по обнаруженному аэродрому.

Никогда не забуду, как мы, «салаги» — молодые пилоты и штурманы, только что с училищной скамьи прибыли на фронт.

После беседы с командованием части группками разошлись по эскадрильям.

Владимиру Ушакову, как штурману эскадрильи, пришлось в этот день много потрудиться в штабе, обстоятельно знакомясь с нами. Велико же было его удивление, когда я, выйдя из кучки «младшаков», улыбаясь, радостно доложил:

— Товарищ капитан! Младший лейтенант Засыпкин в ваше распоряжение прибыл!..

— Павел?! Какими судьбами? — Владимир, подойдя ко мне, на глазах удивлённых лейтенантиков обнял. — Как ты вырос?! Ты же меньше меня был? А сейчас на полголовы выше!

Вечером, уединившись в комнатке Владимира, где он жил со своим командиром капитаном Васильевым, мы проговорили допоздна. Я рассказывал о своём житье-бытье в училище, Владимир о жизни на фронте. Вспомнили родной Синарск, где так давно не были. Своё детство, довоенную жизнь, знакомых парней, школу, учителей. Вспомнили завод, где работали вместе, мастера Соболева, обучавшего слесарить. Много говорили о родных, которых очень и очень хотелось увидеть.

— Эх, Вовка! Друг ты, Вовка! — сияя, говорил я. — Хоть ты и начальник, и герой, а всё же прямо тебе скажу — нехорошо ты тогда поступил! Тайком от меня ушел в армию… До сих пор не пойму, как тебе это удалось? Шестнадцати-то лет ведь не берут?

— Пришлось год добавить. Старые метрики утерять, новые получить, — улыбнулся Владимир.

— Но мне-то мог подсказать, тогда бы вместе поступили в училище, и я бы не был сейчас салажонком. И может, тоже носил бы на груди Ленина и пару Боевых Знамен…

Владимир снисходительно улыбнулся и, наверняка, подумал: «Эх, Пашка! Пашка! Какой ты все еще ребенок! Поглядел бы на мою голову. Сколько в ней седины…»