Леонид Хомутов - В сложном полете

— Спасибо, но вы проходите. Ведь не ругаться же пришли?..

— Идем, Светка! — Галина, дернув ее за руку, прошла к столу. За ней Света. Присела неслышно на краешек венского стула. Вскинула голову и так доверчиво, ясно взглянула на хозяина, что тот невольно почувствовал тепло ее глаз.

— Какие у вас новости? Как поживают ребята?..

— Господи?! Да какие у нас ребята? — безнадежно махнула рукой Галина. — Кто сам в армию ушел, кого забрали, кто на завод, кто уехал! Полтора парня на весь класс осталось, и те калеки! А было шестнадцать!..

Света умоляюще взглянула на Галину, потом, отвернувшись, опять залилась краской.

— Правда! Правда, Вовка! — влез в разговор Ленька, примостившись на коленках на стуле и облокотившись на стол. — У нас в классе и то бросили учиться Ленька Волков, Гришка Терентьев, Петька Дегтярев!..

Приход матери и сестры прервал этот разговор. Девушки встали чуть сконфуженные, засобирались домой. Уже в дверях Короткова сказала:

— Дарья Яковлевна! Валентина Петровна! Вы хотя бы раз зашли к нам. Мама часто вспоминает вас и нахвалиться не может.

— Да? А я и не знала?! — по простоте душевной удивленно ответила мать.

Света аленькая, как утренняя зорька, из-за плеча подруги еще раз насмелилась прямо взглянуть в глаза Владимиру и тут же вышла из комнаты.

— А мне отпуск тоже дали, Володя! — обрадованно сообщила мать, когда закрылась дверь за девчонками. — Раз у тебя сын герой, с фронта приехал, то будь пока дома, а мы за тебя и за себя сработам, — сказало начальство и девки по бригаде…

В этот день, как и в последующие, до самого позднего вечера в гости к Ушаковым шли женщины-солдатки, знакомые и незнакомые, прослышавшие о приезде сына-фронтовика. И почти все с одним вопросом: «А не видал ли там, на фронте, моего мужа, сына или брата?.. Чё-то давно нет писем от него…»

Владимир отрицательно качал головой, с неохотой произнося, точно смертный приговор, краткое «нет», и видел, как скорбно суровели искрившиеся надеждой глаза, как испарялись радость и тепло из них, как заволакивало их безысходной тоской и болью.

В такие мгновенья он отворачивался и чувствовал себя виноватым в том, что доставил человеку огорченье. А некоторые ни о чем не спрашивали и на вопрос: «Вы к кому?» — отвечали откровенно:

— Да вот зашли на минутку на вас поглядеть, да чужому счастью порадоваться…

Средняя школа № 4 — на крутом, обрывистом берегу Каменки. Белая, двухэтажная с большими квадратными глазницами окон, она возвышается над серыми бревенчатыми домишками окраин и похожа на пароход. Ночью это сходство еще больше усиливалось, так как школа, залитая электрическим светом, издали, казалось, плыла над землей.

С противоречивыми чувствами вошел Володя в нее, где не был больше года. Внимательно оглядывая, прошел вестибюль с размещавшимся здесь гардеробом. В коридоре тихо, сумрачно, безлюдно. Пахло свежевымытыми полами, острым щиплющим запахом извести и еще чем-то непонятным.

Из-за неплотно закрытых кое-где классных дверей доносились приглушенные голоса.

«Уроки еще не кончились. Тем лучше. Огляжусь…» — решил Володя и, стараясь ступать бесшумно на носки отчаянно скрипевших с мороза хромовых сапог «джими», пошел по коридору.

Его внимание привлекла красиво оформленная стенгазета: «Смерть фашизму». В передовой статье «Наш ответ Гитлеру» бросались в глаза цифры: собрано и сдано металлолома — 20 тонн, — собрано колосков…

— Кто к нам пришел?! — раздался за спиной знакомый мелодичный голос.

Володя обернулся.

Перед ним, улыбаясь, стояла Фелицата Константиновна — его бывший классный руководитель.

«Милая, дорогая Фелицата Константиновна!.. Нисколечко, ни капельки не изменилась! По-прежнему очень и очень симпатична, аккуратно и со вкусом одета… Не случайно многие парни в классе влюблялись в нее…»

— Здравствуйте, Фелицата Константиновна!

— Здравствуй! Здравствуй, Володя! Какой ты солидный, мужественный стал!.. Идем скорее в учительскую, — она взяла его под руку.

— Зачем? — смущенно улыбался Владимир.

— А затем, что наш сын вернулся домой и мы — родители — должны его видеть…

— Владимир Ушаков! — торжественным голосом конферансье объявила она, точно представляя знаменитого артиста, когда они вошли в преподавательскую.

Находившиеся в ней педагоги, а их было двое, будто по команде повернулись к дверям.

Первым к Володе подошел директор школы — лучший литератор города Александр Александрович Кузовников, недавно демобилизованный из армии по состоянию здоровья. Высокий, костистый, с больших очках на крупном прямом носу, в старенькой залатанной гимнастерке и таких же брюках, он, пожимая руку Владимира, сочным, звучным баритоном говорил:

— Рад видеть вас, дорогой коллега, в родной школе. Рад видеть! Прошу раздеваться.

За ним мужской походкой, широким шагом подошла Таисья Павловна Бедрова — завуч школы. В длинном, чуть не до пят, темном платье, скрывавшем кривоватые ноги, она походила на монахиню. Энергично давнув ладонь Владимиру и холодно заглянув в глаза, кратко произнесла:

— С приездом!..

Володя вроде бы съежился, почувствовал себя снова учеником, увидев перед собой строгого педагога. Вспомнилось, как после окончания 7-го класса, ему по настоянию Таисьи Павловны за слабую дисциплину и успеваемость вместо аттестата выдали справку о том, что «В. П. Ушаков прослушал курс неполной средней школы…»

В 8-й класс пошел в 3-ю школу на трубный, где директор — Галина Павловна Иванова, знакомая матери — приняла его на свой страх и риск до первого серьезного замечания. После успешного окончания 8-го класса с единственной четверкой по немецкому, перешел в свою школу в родной класс.

Шептались учителя, шептались парни и девчонки, удивляясь отличной учебе Володи. Даже первая красавица класса — всегда всех лучше одевавшаяся, всех лучше певшая на школьных вечерах — отличница Милька Ремизова порой украдкой пристально глядела на него…

А еще раньше, где-то классе в пятом или четвертом, Володя после драки с Мишкой Мироном помчался по лестнице и столкнулся лицом к лицу с Таисьей Павловной. Загородив дорогу, она презрительно-строго смотрела сверху на его исцарапанное лицо, зелено-бурые синяки под глазами, распухший, кровоточащий нос, всклокоченные волосы.

— Опять дерешься, Ушаков?

— Так я защищал слабого! — дрогнувшим голосом стал объяснять Володя.

— Не оправдываться! — словно плеткой ожгла Таисья Павловна. — Знаем, как вы защищаете!..

И, проходя мимо, зло процедила:

— Колонист из тебя выйдет!.. Попомни мои слова…

Долго глотал слезы обиды тогда на уроке…

С прыгающим сердцем, взволнованный, поднимался Владимир по лестнице рядом с Александром Александровичем на второй этаж.