Алексей Шкваров - Время греха: Роман

Он поднял ногу и, стараясь держать подошву, как можно ровнее по отношению к полу, чтобы побольше раздавить этих тварей, сделал шаг вперед. Раздался отчетливый треск. Ломающиеся спички превратились в хруст сухих веток. Но обитатели сумрака даже не заметили гибель нескольких десятков своих сородичей. Их бесконечный бег не прервался. Новые полчища наталкивались на внезапную преграду ботинка, привычно пробовали ее на вкус — не получалось, и устремлялись дальше, огибая подошву.

Тогда он двинулся вперед, с каждым шагом впечатывая в пол десятки этих тварей. Мелькнула мысль:

— Хорошо бы катком!»

— Лукьяненко пишет: «Первый слой сумрака похож на наш мир. Но он мёртв и высушен. Краски серые и смазанные. Время в нём течёт медленнее, чем в обычном мире. Но такой ход времени имеет место только для физических процессов».

Он отбросил книгу в сторону и посмотрел на Писателя. Тот покачал головой.

— Не согласен?

— Это не так. Сумрак часть нашей жизни, если и называть его параллельным миром, то лишь условно, чтоб выделить. И краски там такие же, и время течет с той же скоростью. И мысль опережает движение, вопрос в том: какая это мысль? Можно ли ее увидеть до материализации? Предугадать, а значит, предотвратить. Как, если Сумрак живет в головах? Мы не можем понять, что ими движет? Алчность, порок, злоба, зависть… Может это и есть дьявол? Инкубы, суккубы… в мужском ли, женском обличье… «люди Сумрака», которые существуют наряду с нами, где все расплывчато, неестественно, в тоже время примитивно убого, где отсутствуют чувства, а движущей силой служат лишь низменные животные инстинкты. Они живут, как наши отражения в зеркале, при этом его поверхность не кажется нам искривленной, но, тем не менее, кривизна присутствует незримо, они внешне схожи с нами, они могут брызнуть в нас чем-то обжигающим, что по ошибке мы примем за кипящую страсть крови и чувств, но это ледяной ожог, они холодны и безжизненны, ибо алчность, подлость, предательство не может никогда согреть и их артерии наполнены темно-красной тягучей жидкостью неживого существа.

— Стать таким же, чтобы влезть им в голову?

— Как? Разве это возможно? Возможно, ли изменить себя на время?

— Нет! Но они рядом… сидят за столиками, идут по улицам, собирают в урнах пустые бутылки и банки, обгоняют нас на дорогах, делают ставки в казино, ворочают миллионами и управляют государством. Имя им — легион. Может это и есть царство Антихриста? Апокалипсис, наступление которого предрекал Иоанн в своих Откровениях? Так он наступил или существовал всегда?

— Это война добра со злом! Вечная война…

— Справедливая или нет? — Он прищурился.

— Вспомнил Гуго Гроция? Оставь… — Писатель махнул рукой. — Голландец просто пытался как-то оправдать кровопролитие, дескать, не всегда оно несправедливое, бывает и заслуженное… Может, еще хочешь вызвать всю эту мразь на честный бой?

Кивок в ответ.

— А что такое честный бой?

— По правилам!

— Какие правила в бою, если цель одна — убить противника? Напомнить про рыцарство? Про кинжал с тонким длинным лезвием и кротким именем «Милосердие»? Чтоб легче было просунуть в щель между латами и добить?

— Но честь…

— Что честь? — Перебил его Писатель. — Еще какую-то сотню лет назад честь называли понятием неясным, туманным, трудно поддающимся определению и весьма далеким от морали и нравственности. Никогда не задумывался, почему антоним слову «честный» — «подлый»? И почему крестьян когда-то называли «подлым» сословием? Разве они были плохими людьми, ибо именно так в нашем сознании ассоциируется подлость? Это они извратили ценности, переделали смысл отдельных слов, взяв их себе на вооружение. Мы вспомнили о чести, а чем был плох «подлый» человек? Ведь это их характеристики — подлый, подлость, подлец…

Просто рядом с ними были другие. Воины. Это у них была «честь» — обязанность убивать и умирать самим! И они это делали не задумываясь! Убивали и умирали сами! Рождались, чтоб умереть. Но с честью! Зачем пришли спартанцы в Фермопилы? Задержать врага? Задержали. Греки успели собрать армию, чтобы позднее разгромить персов у Платеи. Можно было уходить, но спартанцы пришли сюда умереть! До какой степени нужно любить самого себя, гордится самим собой, чтобы не задумываясь пожертвовать самым дорогим, что есть у человека — собственной жизнью! Честь это высшая степень самолюбия, эгоизма, как хочешь назови. Так трактует Брокгауз и Эфрон. Честь это добровольная обязанность умереть. А когда человек легко отдает собственную жизнь из любви к себе, он не задумываясь отбирает чужую. Одну, другую, третью, сотую и т. д. Честь — это право на убийство себе подобных. Нет, это не достоевщина с терзаниями Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею»? Это не его рассуждения о процентщице Алене Ивановне, вошь, дескать, и жить ей на свете незачем. Раскольников тоже был объят Сумраком, ибо совершил свой поступок, а это есть преступление, под влиянием денежного долга, и чем он отличается от варнака с большой дороги место которому на виселице во все времена? Нравственные страдания наказания? Полноте! Он ее топориком, как мясник свиную тушу.

Ты докажи, что ты право имеешь! Только не на убийство, ибо мы ходя во плоти, не по плоти воинствуем, а на то, чтобы подняться над Сумраком, выйти из него, если уже попал туда. Не-е-ет, топориком, чтоб деньги не отдавать, а потом на каторгу, к своим же, варнакам и убивцам, только без Санкт-Петербургского университета за плечами. (Это я к тому, что образование роли не играет). Итак, в слове «честь» мало, мой друг, того, что мы привыкли называть моралью! Честный бой? Это бой насмерть! Ибо на кону — честь или жизнь, что одно и тоже. Какие правила, если цель убить? И крестьяне не были плохими людьми, просто они рождались для мирного труда, а не для убийства и неизбежной смерти в бою. А воин не раздумывал: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». Он знал — зачем пришел на белый свет. Убивать и умирать! Выходит, честь связана со смертью, а подлость с жизнью? Вопрос в цене этой жизни? Прожить честно и умереть с честью, прожить подло и умереть подло? Это как? Или, может, просто не было на Руси «подлых» людей? Жили, пахали, сеяли, охотились, когда нападал враг — брались за оружие, сражались и умирали. С честью! Но кто-то ведь придумал «подлость»! Кто-то разделил на «честных» и «подлых»! Одно слово стало синонимом лучших человеческих качеств, другое — худших. Может дело не в сути кто ты — воин или пахарь, а в «отечестве», «отчестве», в отце, наконец? «От чести» рода получать это самое право убивать и одновременно обязанность умирать? В защите своего отца, отческого рода, а, значит, и чести? Тогда это меняет суть дела! И «честный» действительно лучший, а подлый тот, кто предает, кто не хочет защищать свой род, кто не помнит своего родства — отцов и дедов. Ладно, оставим это истории. Ты хочешь объявить «честную» войну Сумраку?