Наталия Соколовская - В Питере жить: от Дворцовой до Садовой, от Гангутской до Шпалерной. Личные истории

Река бурлила и пенилась возле самых наших сандалий. Она казалась мелкой и неопасной: даже если упадешь, вымокнешь разве, но не утонешь и не разобьешься. К тому же я умею плавать.

Мы переправились на тот берег, слезли с наших «жердочек» и по другой извилистой тропинке полезли наверх. Тут карабкаться было удобнее – из земли торчали булыжники и осколки кирпича. Мы хватались за них руками и упирались ногами, пока не выбрались на асфальт с прорастающими сквозь него скалами.

За спиной остался зеленый деревянный мост – а значит, пройдено еще одно препятствие на пути к дальней площадке.

Прыгая то на одной ноге, то на другой, я поспешила на поросшую травой обочину. Ленка осталась посреди дороги и медленно побрела вперед.

– Камни! – крикнула я. – Иди сюда, они в тебя прорастут!

Ленка посмотрела сначала себе под ноги, потом – на небо и уверенно сказала:

– Всё, сегодня они больше не будут расти. Видишь, солнце уже не в зените.

И мы медленно пошли по дороге. Камни продолжали впиваться в тонкие подошвы, но были уже не опасны.

Рельеф местности постепенно изменился. По обе стороны от нас высились земляные валы, поросшие травой. Каждый был увенчан серым деревянным забором. И слева, и справа были садоводства. Как две враждующие крепости, они стояли друг напротив друга. Вместо орудий из-за заборов выглядывали ветви малины и опускались чуть не до земли. Не помню, как вышло, но мы с Ленкой вскарабкались на одно из земляных укреплений и принялись уплетать спелые ягоды.

А вокруг по-прежнему никого не было. Может, и проходили мимо случайные прохожие, но всем им было не до нас, а нам – настолько не до них, что мы их даже не замечали.

– А это не волчачья малина? – вдруг спохватилась я.

– Нет, – сразу посерьёзнела Ленка и спрыгнула вниз, на кусачий, но уже не опасный асфальт. – Сначала будет ручей. Там моста нет. Наступишь – превратишься в таракана или какашку.

О том, что мы приближаемся к ядовитому ручью, нас предупредил специфический аромат. Так пахнет, когда канализацию прорвет, и нечистоты скапливаются в подвале. Тогда в квартирах на первом этаже тоже очень плохо пахнет, а под навесом у входа в подвал собирается столько комаров, что кажется, будто бетонная плита покрыта изнутри искусственным мехом.

Вонючий ручей вырывался из трубы, пересекал дорогу и весело бежал вниз в том направлении, в котором двигались и мы.

Ленка долго примеривалась, переминалась с ноги на ногу, корчила рожи, охала, пока наконец не прыгнула. Я прыгнула следом за ней – без всяких кривляний и причитаний. Кусачий асфальт снова превратился в обыкновенный, гладкий. Ручей нес свои отравленные воды где-то поодаль, пока не скрылся в траве.

– А теперь нас ждет самое страшное испытание, – замогильным голосом сказала Ленка. – Улица, где никто не живет!

Я о ней совсем забыла! Помнила только про волчачью малину. А ведь нежилая улица куда опаснее Погребов с их зелеными холмиками и маленькими дверками!

– Мне сегодня тоже страшно туда идти, – призналась Ленка, – Какое-то даже предчувствие.

У меня тоже сразу появилось предчувствие. Я представила, как из пустого дома медленно-медленно выходит облако, похожее на стелющийся по земле дым, и накрывает нас с Ленкой. Мы оказываемся у него в плену и забываем все на свете.

– А давай не пойдем дальше, а скажем всем, что были на площадке! – внезапно нашла выход Ленка. – Мы же почти дошли.

Мы и вправду почти дошли. С того места, где я стояла, виднелся двухэтажный деревянный дом с заколоченными окнами, за ним начиналась та самая улица.

Я почти уже согласилась с Ленкой, но в последний момент представила, как Катя и другие будут меня спрашивать, что там было-то, на этой площадке. А я выдумывать не умею. И мне еще сильнее захотелось увидеть всё собственными глазами – пусть даже придется идти через эту страшную улицу.

– Пошли! – громко сказала я. – Не бойся.

– Сама не бойся! – огрызнулась Ленка и поплелась вперед.

Мы незаметно прошмыгнули мимо дома с заколоченными окнами. Следующий был окружен невысоким забором. В нем окна были не заколочены, а просто выбиты. На грядках росли борщевики и одуванчики.

– Помни про малину! – сказала Ленка. – И тут вообще ничего нельзя есть и пить. А если из дома кто-то выйдет и что-нибудь предложит, надо сразу отказываться и бежать.

Мы прошли мимо еще одного пустого дома – все нижние окна и дверь были заколочены, а два верхних сохранились, и на них даже висел тюль.

– Там покойник живет, – на всякий случай пояснила Ленка. А то вдруг мне еще не очень страшно?

А потом началась самая жуть. Пять или шесть домиков, мимо которых мы прошмыгнули, стараясь не шаркать ногами по асфальту, на вид были вполне обитаемы. Заборы покрашены, окна не заколочены и не выбиты, а отмыты и украшены новыми занавесками. В огородах на грядках росла какая-то полезная ботва. В одном дворе даже клумба колосилась всякими цветочками.

– Цветы смерти, – пропыхтела Ленка, не сбавляя ходу. – Понюхаешь и умрешь.

Но меня уже нельзя было остановить. Мы пробежали еще немного и оказались на заросшем травой пустыре. Там и сям торчали какие-то противные колючие кусты, валялись обгоревшие кирпичи и консервные банки, битое стекло и окурки. За пустырем виднелось шоссе, по которому проносились автомобили. На шоссе нельзя даже Ленке, а за ним уже начинается настоящий лес, Сосновка.

– А где площадка? – спросила я.

– Вот она, – сказала Ленка, нагло глядя мне в глаза, и обвела рукой пустырь.

Я присмотрелась внимательнее. Вот – крупная обглоданная кость. А это – наполовину вкопанная в землю полуистлевшая автомобильная шина.

– А где горка в три этажа? А карусель с кнопкой? А лазилка? – спросила я.

– Нету, – ответила Ленка. – Кому ты поверила? Я всё выдумала. Тебя что, бабушка про меня не предупреждала?

– А зачем ты сюда ходишь, если тут ничего нет?

– Чтоб вы завидовали. Мне нельзя к вам в гости. А вам нельзя на мою площадку!

Ленка повернулась ко мне спиной, залезла на автомобильную шину и стала по ней скакать, как обезьяна.

– Пошли домой? – предложила я.

– Сама уходи! – закричала Ленка. – А я буду играть на моей площадке!

В одиночку идти по дороге, кишащей мертвецами, утыканной растущими камнями и омываемой отравленными водами канализационного ручья, было страшно. И я решила посидеть в сторонке, на какой-нибудь шине, подождать, пока Ленка напрыгается. Но она затопала ногами, сжала кулаки и снова закричала, чтоб я уходила, иначе она мне врежет.

Я убежала на улицу с волчачьей малиной и быстро зашагала по ней, стараясь не вдыхать аромат ядовитых цветов.

Не прошла я и двух домов, как встретила нашего соседа деда Сережу. Вместе с сослуживцами он, как всегда по воскресеньям, прогуливался по окрестностям перед партией в домино. Старики удивились, увидев меня одну так далеко от дома, но я соврала, что возле садоводства мой папа накачивает спустившую шину велосипеда, а я намечаю маршрут. Дед-Сережина компания проводила меня до ручья, а потом они пошли своей дорогой.