Владимир Медведев - Заххок (журнальный вариант)

Подтверждаю:

— Бывало.

— Другого не знаешь — как Зухур со мной наедине, когда рядом никого нет, разговаривал. Вежливый, ласковый: «Гадо, дорогой, не обижайся. Поневоле приходится — у горцев традиции дикие, а мне надо авторитет поддерживать». Боялся, что кто-нибудь догадается, что это я решения принимаю, а он всего лишь перед народом мои распоряжения повторяет.

— Не понимаю, почему ты терпел.

— Чтоб люди были уверены, что Зухуршо главный.

— Подыгрывал. Зачем?

— Многие недовольны. Отца будут корить: «Твой сын народ разоряет», — перестанут уважение оказывать.

— Не хитри. Я знаю, как ты к чужим мнениям относишься.

Гадо соглашается:

— Тоже правильно. Мне людские толки безразличны. Наши люди, чем их больше притесняешь, тем больше уважают. Но необходимо все варианты заранее просчитать. Сейчас у правительства до нас руки не доходят. Правительственные войска оппозицию в Дарваз и Бадашхан загнали, но в наши горы пока не добрались. Рано или поздно — по моим рассчетам, через год-полтора — на Дарваз придут. Как думаешь, что тогда будет? Если какие-нибудь неприятности начнутся, выгоднее было, чтоб Зухур главным оказался.

— Нормально! Зухура не стало, за меня будешь прятаться? А в случае чего — подставишь.

— Что ты, Даврон! К тебе совсем по-другому отношусь.

— Не убедил.

— Выгоды нет подставлять. Понимаешь? Зухур мне требовался, чтобы поддержку Каюма получить, потом он только делу мешал. Пользы от него никакой, только вред — каюмовских бандитов с собой притащил. Каюм их послал, чтобы присматривали, не задумает ли Зухур бежать с выручкой. Придется с уголовниками разбираться, а кроме тебя никто с ними не совладает.

— Предположим. А дальше? Роль исполню, и…

Мне плевать на его интриги. Что бы Гадо ни задумал, сломаю гаденыша. Просто любопытно, какими доводами он замыслил меня вокруг пальца обвести. Пока бьет на логику:

— С тобой прибыльней дружить, чем тайно враждовать. Зухур был слабым, ты сильный. За тобой — как за крепостной стеной, не обманешь, не подведешь. Подумай: зачем мне от тебя избавляться? Но если б даже имелась какая-то причина, сил бы не хватило одолеть. Знаю, что ты сейчас думаешь… Говори, говори, — думаешь, — все равно выйдетпо-моему. Так, да?

— Верно.

— Обо всем можно договориться, чтобы и тебе, и мне было хорошо. По-честному обсудить и договориться.

— Предположим. Зухур рассказал тебе, какие я поставил условия?

— Конечно. Он всегда со мной советовался.

— Так вот, договор остается в силе. Местные жители получат свою долю.

Вздыхает.

— Очень правильное условие. Только, Даврон, трудно его выполнить…

— Поднатужишься.

— Не во мне дело. Расчеты оказались неточными — Зухур, когда будущий доход посчитывал, погоду не учел. Говорил: «Мак от людей забот не требует, сам вырастает». Приехал агроном, объяснил. Растения, конечно, при любой погоде вырастут. Но для того, чтобы был большой урожай, необходимы условия. Засуха маку вредна, особенно в то время, когда бутоны образуются, а в периоды от фазы розетки до цветения почва должна быть постоянно влажной. Агроном сказал, требуется влажность шестьдесят — восемьдесят процентов. Если сеют весной и нет дождей, необходимы три полива. Дожди неизвестно, пойдут или не пойдут, а где на горном пастбище взять воду? Потому и пришлось для резерва сеять кроме пастбища и совхозных полей еще и на личных землях.

— Понимаю, к чему клонишь. Несущественно. Размер урожая ничего не меняет.

— Даврон, сам посчитай. Если малый доход делить на всех, тебе и мне почти ничего не достанется.

— Знаешь анекдот? Петух бежит за курицей и думает: «Если не догоню, хотя бы согреюсь».

Гадо натужно смеется. Придуряется, будто не понял:

— Ха-ха… Я тоже хорошие анекдоты знаю, потом расскажу. Давай сначала о деле, без шуток.

Уточняю:

— Тогда открытым текстом: местные жители получат свою долю. При любом раскладе.

— Правильно, правильно, — говорит Гадо. — Но ты еще не все знаешь. Может так получиться, что дожди все-таки польют, но позже — в начале цветения — и будут идти до периода зрелости. В итоге семян получится много, а сырца мало. Дохода на всех не хватит. Понимаешь?

— Понимаю.

Слишком четко понимаю. Это означает, что мне придется сделать выбор — деньги для Зарины или для мужиков. За нее я в ответе. Перед ней в долгу. За мужиков не отвечаю. Но если лишу их выручки, они элементарно подохнут. Вымрут от голода среди разоренных земель. И самое главное — я связан словом. Обещал выручить. Тупик. Выбрать не могу. В хаотическом мире единственный ориентир — случайность. Достаю из кармана кость. Верчу в руке, будто машинально, задумавшись. Загадываю. Пять. Роняю на дастархон. Единица! Не я выбрал. Выбор сделала судьба. Болеть виной придется мне.

Гадо ждет, что скажу. Говорю:

— Если не хватит на всех, то мне и тебе достанется хрен с маслом. Ноль целых ноль десятых.

— Неделовой разговор, Даврон.

— Неделовой. Но по делу.

Он маневрирует:

— Ты устал, поспешные решения принимаешь. Давай отложим, обсудим позже. Времени много, ты подумаешь, взвесишь…

Встаю.

— Дискуссия окончена. Я решений не меняю.

Гадо тоже вскакивает:

— Э, Даврон, подожди! Меня всегда язык подводит, говорить толком не умею. Хочу одно сказать, выходит другое. Считаю хорошо, а когда объяснять начинаю, людям трудно меня понять. Я ведь о шансах говорил. Только о том, что гарантий нет — доход от погоды зависит. От милости природы зависим: выпадут осадки вовремя — богачами станем, не повезет — ну что ж, в любом деле риск имеется. У нас говорят, иншалло — как Бог захочет. Ты, наверное, подумал, что я хочу наших людей голодом уморить… Нет, Даврон, все будет так, как скажешь. Я согласен — дискуссия окончена.

Что-то новое — Гадо о Боге вспомнил. А он торопится:

— Подожди, подожди, Даврон, не уходи, еще много вопросов надо решить… Во-первых, что делать с журналистом, который в яме сидит? Выпустить надо, но…

— Никаких «но». Прикажи освободить.

Гадо вздыхает:

— Не хочет выходить. Утром, когда Зухур уехал, я хотел его наверх поднять — на время, пусть на солнце посмотрит, свежим воздухом подышит, по двору погуляет. В любой тюрьме прогулки разрешают. Журналист не только наружу выходить, даже беседовать отказался. «Здесь останусь» — и больше ничего не сказал. Наверное, в темноте умом повредился. Жалко человека. Поговори с ним, тебя он наверяка признает, опомнится…

Меня охватывает злость. Предупреждал же дурня: я за него не в ответе. Отвечает сам за себя. Нет, все-таки вляпался. Теперь вынуждает вмешаться. С непредсказуемыми для него последствиями. Не хочу. Может, обойдется, а может, опять придется болеть чувством вины. И бросить его не могу.