Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Я рассказываю вот, какая кавардачная у меня получилась поездка из дому сюда, — заговорил он торопливо. — Еще спасибо, начштаба отнесся с пониманием. И как обычно, весь кавардак на совести Военного министерства. Но как бы ни было, а я уже снова в родном полку и рад запить пивом всю передрягу.

Он, возможно, коммивояжер по профессии — привык завязывать знакомства с помощью доверительной скороговорки. Но слишком уж неуверен в себе. Частит, быть может, просто от стеснения. Лацканы френча в пятнах — яичных, что ли; штаны старенькие, мешковатые. Порядком уже выпил. Он, несомненно, старше меня — и это слава богу. Если он и был когда-то в сборной Уэльса, то с тех пор страшнейшим образом одряб — это также несомненно. И горько сознает свою одряблость и потертый вид; вот смотрит виновато на свой френч, отстегнул мятый клапан кармана от потускнелой пуговицы, демонстрирует нам.

— Дадут мне денщика, надо будет выутюжить. Не надевал с тех пор, как вернулся с лагерного сбора пятнадцать или больше лет тому назад. А сейчас по пути сюда пролил на брюки стакан джина, сам не знаю как.

— Предупреждаю вас, от денщика ни черта не добьетесь приличной обслуги, — сказал Памфри. — Ему привычнее рубать уголь, чем утюжить форму, и вам повезет, если он хотя бы сумеет навести блеск на эти пуговицы, а их надраить не мешало бы.

— Время военное, конечно, многого требовать не приходится, — сказал Бител, как бы извиняясь (а вдруг не годится теперь упоминать об утюжке мундира). — Но не повторить ли нам? Мой черед угощать, отче.

Он обращался к англиканскому священнику, но откликнулся, и энергично, отец Дули.

— Это пиво, если не умерить пыл, мне перебунтует кишки, — сказал он. — Но так и быть, из уважения к вам, друг мой.

Бител неловко улыбнулся — очевидно, ему резнуло слух это «перебунтует кишки» в устах священнослужителя.

— От еще одной вреда не будет, — сказал он. — Я в гражданской жизни потребляю порядочно пива, и ничего худого не случается.

— К тому же брюхо дрыхнуть не должно, — не унимался Дули. — Великое дело — ежедневная промывочка. Ничего нет здоровее.

Он поднял кружку, как бы оценивая на свету слабительные свойства содержимого.

— Пей не пей, а от армейской пищи вечный бунт в кишках, — продолжал он с веселым, зычным смехом. — Как мобилизовали, так почти не знаю передышки от поноса.

— А у меня от этой пищи запор, как у сыча сидячего, — сказал Памфри. — Как у сидячего сыча.

Дули одним большим глотком допил пиво и опять засмеялся — этакий развеселый монах — при мысли о пищеварительных превратностях людских.

— Понос ли, запор, а всегда ношу с собой щедрый запас туалетной бумаги, — сказал он. — Непременно. Это мое правило. В армии может схватить в любую минуту.

— Идея ценная, — сказал Памфри. — Всем бы нам надо последовать совету его преподобия. Принять меры на случай, как припрет. Вы, Илтид, вероятно, тоже обеспечились, а? Церковь учит предусмотрительности.

— Ну разумеется, а как же, — сказал Попкисс.

— За кого вы принимаете Илтида? — сказал Дули. — Он у нас воин бывалый.

— Как же, как же, — продолжал Попкисс, видимо обрадовавшись случаю показать себя рубахой-парнем. — И можете представить, что за штуку подстроили мне в части, где я служил до этого? Как-то вечером в бильярдной разоблачился я, чтобы сыграть партию, и — надо же! — ребята мне в карман, между листков туалетной бумаги, сунули резиновое изделие.

Раздался дружный смех, к которому присоединился и Дули, хотя на лице его прочлась озабоченность тем, что перекозырять Попкисса будет непросто.

— И что же изделие — выпало на молитве при всем народе? — спросил Памфри, нахохотавшись.

— Нет, благодаренье небесам. Я утром обнаружил его на столике рядом со своим воротничком. Бросил тотчас в унитаз и спустил воду. И легко воздохнул, когда наконец унесло его. Пришлось дергать цепочку раз пять или шесть, представляете.

— А вот послушайте-ка, что со мною приключилось в бытность мою во втором полку четырнадцатой… — начал отец Дули.

Я так и не дослушал этой истории, несомненно рассчитанной на то, чтобы грубой прямотою языка и повествовательной силой затмить Попкисса бесповоротно — вчистую переплюнуть, одним словом. Дули явно вознамерился отстоять свою репутацию непревзойденного рассказчика, и жаль, что не удалось дослушать. Помешал Бител.

— Душа не лежит что-то к таким разговорам, — пробормотал он, отводя меня немного в сторону. — С отвычки, должно быть. Да и вам они вряд ли по вкусу. Вы не из толстокожих. Вы ведь университет кончали?

Я не стал отрицать этого.

— А который именно?

Я сказал, который именно. Бител нагрузился в этот день уже солидно. От него несло спиртным даже в густо алкогольной атмосфере бара. Он глубоко вздохнул.

— Я и сам в студенты собирался, — сказал он. — Но отец раздумал посылать. Дела в то время пошатнулись. Он аукционы вел, ну и попал как раз в передрягу. Ничего серьезного, хотя в округе много циркулировало клеветы. Люди чего не наскажут. Он умер вскоре. Я бы, наверно, и сам, так сказать, мог себя послать в университет. Денег в обрез бы, но хватило. Да поздновато уже как-то показалось. С тех пор жалею. Большая разница — с высшим образованием и без. Стоит только поглядеть на окружающую публику.

Он покачнулся слегка, ухватился за край стойки.

— Устал за день, — сказал он. — Выкурю еще сигарку — и на боковую. Успокаивает нервы сигара. Закурим? Они дешевые, но неплохие.

— Нет, спасибо.

— Да берите. У меня их целая коробка.

— Большое спасибо, но я их не курю.

— Университетский, а сигар не курит, — произнес Бител обескураженно. — Вот не подумал бы. А снотворных таблеток? У меня есть отменные, хотите попробовать? Перепьешь — без них нельзя. Жуткая вещь — проснуться ночью в перепое.

Я и сам чувствовал теперь сильную усталость и, чтобы уснуть, в таблетках не нуждался. Бар уже закрывали. Все расходились по спальням. Бител наспех хватил еще порцию в одиночку и шатко ушел куда-то искать свою шинель. Остальная компания наша, включая священников, направилась на лестницу. Я спал в одной комнате с Кедуордом, Бризом и Памфри.

— Старине Бителу чердак достался, — сказал Памфри. — Тоскливо ему там будет одному. Надо бы устроить ему какой-нибудь сюрприз на сон грядущий. Развеселить как следует.

— Да ему сейчас хочется тихо лечь, и больше ничего, никаких дурачеств, — сказал Бриз.

— Почему же, — возразил Кедуорд. — Бител — парень вроде бы хороший. Он от шутки не прочь. Справим ему новоселье. Покажем, что своим считаем, любим.

Хорошо, подумал я, что мне вчера не устроили такого новоселья, что обошлось без розыгрыша, — просто выпили вечером по паре кружек. Видимо, есть что-то в Бителе, предрасполагающее к подшучиванью. Стали обсуждать, какую форму придать шутке. Кончилось тем, что всей компанией поднялись на верхний этаж гостиницы, где поместился Бител в одной из мансард. И священники пошли с нами, особенно Дули зажегся идеей розыгрыша. Я позавидовал было уединению Битела, но, когда мы добрались туда, увидел, что за эту роскошь Бителу придется заплатить полным отсутствием прочих удобств. Мансарда довольно большая, потолок косо снижается к окошку. Вдоль стены — глубокие полки: вероятно, в мирные времена здесь помещалась бельевая. Обоев нет. Сильно пахнет мышами.