Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Продолжайте уборку, — бросил Кедуорд дневальным. Те поняли окрик старшины как приказ вообще прекратить работу, покуда мы здесь, и стояли у стены, переминаясь и перешептываясь. Потом я их узнал поближе. Одного, невысокого, звали Джонс, а поскольку Джонсов, как и Уильямсов, имелось много, то прибавляли инициал Д. Он был совершенно белес, что составляло редкость в батальоне. Второй был Уильямс У. X. — брюнет, высокий, с пятнистым лицом. Снова энергично заработав швабрами, они сочли, что и петь разрешено: когда мы отошли в глубь помещения, Джонс Д. вернулся к роли запевалы, но запел уже сдержанней, подчиняясь, быть может, настроению куплета:

Протяжные, грустные звуки оборвались. Я оглянулся, и мне показалось, что сам певец молится в склоненной позе, но это он нагнулся подмести под койкой. Потому он и песню прервал — или, возможно, сделал эту краткую паузу, залюбовавшись мысленно виденьем юной девушки в легких одеждах, блистающе белых, как у сардийских праведников; мир, чистоту, близкую радость сулил этот образ, такой далекий от казарменной угрюмой затхлости. Джонс выпрямился, и голос взлетел с обновленной и страстной тоской:

Горестный тон певца подчеркивал жестокость колокольного запрета, неумолимость жизненного распорядка, призрачность любви и наслаждения. Еще звучал припев, а уже в другом конце зала раздались тяжелые шаги, точно силы властей предержащих надвигались, чтобы изгнать несчастливца влюбленного из церкви, из сладостной Мексики. От дверей шли к нам два человека. Нагнувшись над одной из коек, Кедуорд и старшина критически оценивали многообразье безобразия ее застилки. Я повернулся, вгляделся в идущих. Офицер в сопровождении сержанта. В чине капитана, небольшого роста, черные усики, как у Кедуорда, но значительно гуще. Сержант молод, высок, широкоплеч, мясист, блондинист — несомненно, еще один образчик бритта-воина; своими ярко-синими древнебританскими глазами напоминает моего знакомца Питера Темплера. Пение стихло опять, но маленький капитан уперся негодующим взглядом в койки.

— Старшина, почему не командуете «смирно», когда входит ротный командир? — спросил он резко.

Кедуорд и Кадуолладер поспешно вытянулись, поприветствовали. Я — тоже. Капитан жестко отдал нам честь, подчеркнуто задержав руку у козырька.

— Виноват, прощенья просим, — гаркнул старшина ретиво, но не слишком, видимо, пугаясь рассерженного своего начальника. — Не углядел вас, сэр.

Кедуорд сделал шаг вперед, как бы на выручку старшине.

— Капитан Гуоткин, это мистер Дженкинс, — сказал Кедуорд. — Он прибыл вчера, назначен в роту.

Гуоткин сердито вперил в меня свои небольшие черные глаза. С виду он — возмужалая и слегка уменьшенная копия Кедуорда. Моего примерно возраста, на год, на два моложе… Поначалу почти все офицеры батальона мне казались на одно лицо: когда я накануне вечером явился в канцелярию, то сидевшие за столом рядышком Мелгуин-Джонс, начштаба, и Пэрри, его помощник, были неотличимы друг от друга как близнецы. Просто не верилось потом, что в людях таких разных могло хоть на минуту примерещиться мне какое-либо существенное сходство. Если внешне Гуоткин чем-то и напоминал Кедуорда, то как личности они очень разнились. Уже с первого знакомства на меня повеяло от Гуоткина чем-то новым, хотя и трудно определимым. Взять уж то, что была в его характере незаурядность. В повадке и движениях был некий стиль, проглядывало некое отличие от серой людской нормы, да только существует ли эта пресловутая серая норма?

— В банковском служащем или в трамвайном кондукторе серой нормальности столько же, сколько в Бодлере или Чингисхане, — заметил как-то Морланд. — Просто так сложилось, что кондукторов и служащих на свете больше.

Досыта насмотревшись на меня в мутной полутьме казармы, Гуоткин протянул мне руку.

— Ваша фамилия значится в распоряжениях по штатному составу, мистер Дженкинс, — сказал он неулыбчиво. — Начальник штаба также осведомил меня о вас. Добро пожаловать в нашу роту. Она станет у нас лучшей ротой батальона. Еще пока не стала. Я знаю, вы включитесь в наши общие усилия.

Свои весьма официальные слова Гуоткин произнес чуточку монотонно, голосом грубовато-повелительным и в то же время не вполне уверенным.

— Мистер Кедуорд, — продолжал он. — Что новоприбывшие бойцы — застлали свои койки как положено?

— Не все, — сказал Кедуорд.

— Почему не все, старшина?

— Сразу их не обучишь, сэр. Они не все еще приноровились. А ребята они славные.

— Славные или нет, а должны застилать как положено.

— Так точно, сэр.

— Проследите, старшина.

— Проследим, сэр.

— Осмотр оружия давно был?

— На построении в получку, сэр.

— Винтовки в роте все проверены?

— Проверены у всех, сэр, кроме Уильямса Т. — он убыл на курсы водителей-механиков и винтовку свою взял с собой, а также у Джонса Э. стригущий лишай, а Уильямс X. в увольнении, а те две, что я докладывал, что сержант-оружейник хочет посмотреть, и третью с заевшим затвором держу пока на ротном складе, как вы велели, и доведу до порядка. Да еще Уильямс Д. И. послан в бригаду на неделю, и винтовка с ним. Вот, пожалуй, и весь сказ, сэр.

Гуоткина этот сказ, должно быть, удовлетворил.

— Ротную ведомость кончили? — спросил он.

— Нет еще, сэр.

— К шестнадцати ноль-ноль должна быть подана мне, старшина.

— Подадим, сэр.

— Мистер Кедуорд.

— Сэр?

— У вас кокарда не вровень с верхним швом.

— Вернусь к себе днем — подровняю, сэр.

Гуоткин повернулся ко мне.

— Офицеры нашего батальона звездочки носят бронзовые, мистер Дженкинс.

— Начальник хозчасти сказал мне вчера, что к вечеру сегодня достанет нужные звездочки.

— Не забудьте взять их, мистер Дженкинс. Офицеры, одетые не по форме, подают дурной пример… Кстати, вот сержант Пендри. Он эту неделю дежурит со мной. Он будет вашим взводным сержантом.

Сержант Пендри улыбнулся широко и сердечно, его синие глаза блеснули, отразив огоньки газа и еще сильней напомнив мне молодого Питера Темплера. Сержант протянул руку, я пожал ее, не совсем уверенный, согласуется ли такая фамильярность с понятиями Гуоткина о дисциплине. Но в данных обстоятельствах Гуоткин, по-видимому, допускал рукопожатие. До сих пор он держался тона сурового — подчеркнуто сурового, хотя не слишком убедительного. Теперь же заговорил дружелюбнее.

— Ваше имя, мистер Дженкинс?

— Николас.

— Мое — Роланд. Как говорит наш командир, официальность хороша в строю. Мы ведь собратья-офицеры, одна семья. Так что вне службы я для вас — Роланд. А вы для меня — Николас. Мистер Кедуорд сказал вам, конечно, что его зовут Идуол.