Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Кто звонит?

— Приятель Ника, мистер Стивенс.

— Ах да, конечно, — сказала Присилла. — Насчет броши.

Она явственно зарумянилась.

— Сражен Присиллой юноша, — сказал Амфравилл.

Я спросил Флавию, видается ли она с мисс Уидон, прежней секретаршей ее матери, нынешней женой генерала Коньерса (старого знакомца моих родителей).

— С Таффи? Она ведь моей гувернанткой была. Как же, я сделала им визит совсем на днях. У них все обстоит вполне хорошо. Генерал прочел нам вслух свою статью о сугубой роли гермафродитизма в религиозности ранних эпох. Он теперь гораздо больше занят психоанализом, чем игрой на виолончели.

— Что он думает о войне?

— Сказал, что со дня на день ожидает немецкого наступления — оно будет, вероятно, в нескольких местах сразу.

— Да, Норвегия и Дания — начало.

— По-видимому, так.

— Дела не очень-то блестящие, — сказал Амфравилл. — Надо думать, нам досталось на орехи.

Вернулась Присилла.

— Это относительно броши, — сказала она. — Мистер Стивенс сам не может починить — там камушек один выпал; но он договорился о починке со своим знакомым. Просто хотел предупредить меня, что не сможет привезти ее сегодня, когда заедет за Ником.

— Я ведь говорила, что он очень любезный молодой человек, — заметила Фредерика, бросив на сестру весьма холодный взгляд.

Остаток воскресенья миновал ужасающе быстро, растаял, как тают все военные отпуска, — казалось, только что приехал ты, а уже пора прощаться. Это слегка омрачило обед, сделало разговоры отрывочными: говорили главным образом о вечерних новостях.

— Как бы за усиленной бомбардировкой не последовало удара во Франции, — сказал Роберт. — Ваше мнение, Дикки?

— Именно последует.

К концу обеда раздался звонок телефона.

— Пожалуйста, Ник, возьми трубку, — сказала Фредерика из кухни, где она варила кофе. — Ты к дверям ближе всех.

Я вышел в боковой коридор к телефону. Мужской голос спросил:

— Это дом Фредерики Бадд?

— Да.

— Младшего капрала Толланда можно к телефону?

— Кто его спрашивает?

— Звонят из части.

Возвращаясь в столовую, я услышал стук в парадную дверь. Сказал Роберту, что его просят к телефону, и обратился к Фредерике:

— Мне пойти открыть?

— Это, наверно, приходский священник обнаружил щелку в затемнении, — сказала Фредерика. — Он у нас уполномоченный гражданской обороны и ужасный хлопотун. Если это он, пригласи его войти. Возможно, он не прочь выпить чашку кофе.

Однако, открыв дверь, я увидел высокого офицера-моряка, только что подъехавшего в машине.

— Здесь живет леди Фредерика Бадд?

— Да.

— Прошу извинить, что беспокою в столь поздний час, но, по-моему, здесь находится моя падчерица, миссис Уайзбайт.

— Да.

— Мне с ней надо обсудить весьма неотложное дело. Я слышал, она здесь в гостях на несколько дней, и подумал, что леди Фредерика не возбранит мне войти на минуту. Я обретаюсь по соседству, собственно, в доме ее брата, лорда Уорминстера.

— Входите. Вы капитан Фокс, не так ли? Я Николас Дженкинс. Мы уже встречались раза два когда-то.

— Да конечно же, — сказал Бастер Фокс. — Леди Фредерика ведь в свойстве с вами?

— Да.

— И вы с Чарлзом старые друзья. Как чудесно.

Судя по тону, Фокс ничего особенно чудесного не видел в том, что встретил меня у Фредерики, — хотя теперь его вторжение будет смягчено, но Фокс определенно предпочел бы кого-нибудь другого в провожатые, поскольку старые друзья Стрингама уж непременно слышали о Фоксе всякие нелестные истории. У Фокса манера держать себя так, словно все мужчины — его потенциальные соперники; но сейчас он учтиво улыбался мне. А я вдруг вспомнил, что рассказал мне Дикки Амфравилл. Вряд ли Дикки обрадуется Фоксу. Однако делать было нечего. Я провел Бастера в гостиную, куда уже перешло общество. Бастер, очевидно, рассчитывал войти эффектно.

— Прошу великодушнейше меня простить, леди Фредерика… — начал он еще в дверях.

Войдя следом, я тут же понял — в мое отсутствие случилось что-то огорчительное. Внимание всех обращено на Роберта. Он, видимо, объявил сейчас известие, переданное по телефону. На лицах у всех тревога. Флавия Уайзбайт чуть не плачет. Увидела Бастера Фокса, и глаза ее выразили сильнейшую досаду.

— Бастер, вы-то откуда к нам? — сказала она резко и рассерженно, на минуту даже забыв свое горе. Фокс, видя, что попал не ко времени, был явно озадачен. С неловкой улыбкой он стал обводить взглядом комнату, ища поддержку в чьем-нибудь знакомом, дружеском лице. И сразу же наткнулся на Дикки Амфравилла.

— Здравствуй, Бастер, — сказал тот, протягивая руку. — Давно мы не видались.

Когда двое ненавидят друг друга всерьез, то напряжение между ними подчас бывает ощутимо окружающим, точно воздушные волны — горячие вперемежку с холодными, — невидимо распространяющиеся в обоих направлениях и создающие атмосферическое возмущение во всей комнате. Вот такой вольтаж ощутился между Фоксом и Амфравиллом. Яростная, истребительная их вражда на минуту заглушила все иные местные взаимотоки. То, что ни Дикки, ни Фокс не намерены были открыто сейчас столкнуться, лишь усилило эти нервно-электрические волны подавленного чувства. А между тем если не знать, какая связывает их трагедия, то можно бы подумать издали — старинные друзья сошлись после долгой разлуки. Это впечатление еще усугублялось их явственным каким-то наружным сходством. Бастер радушно пожал руку Амфравиллу, и тут подошла к ним Фредерика. Бастер опять начал извиняться, объяснять, что он лишь на два слова с Флавией и тотчас же уедет.

— У нас сейчас сумятица, — сказала Фредерика, выслушав Фокса. — Брату моему, Роберту, сообщено, что его отпуск отменяется. Ему надо срочно возвращаться.

Бастер определенно прибыл с намерением уладить какие-то свои неурядицы — а тут изволь стоять и слушать о чужих огорчениях и заботах. Надо признать, внешность у него преимпозантная — даже аристократичней, чем у Амфравилла. Я Фокса не видел раньше в морской форме. Она ему идет. Голова украшена седыми, коротко стриженными, все еще густыми волосами и почти неестественно мала (прав Амфравилл). В молодости красота у Фокса была почти на кинозвездном уровне, теперь же, в зрелом возрасте, она умерена и сдобрена мощной солидностью — точно смотришь на античный бюст благородного римского сенатора. Среди наградных ленточек — крест «За отличную службу». Мне вспомнилась жалоба Амфравилла: «Вчерашние герои — завтрашние коты». Какая-то забота явно гнетет Бастера. Он пытается, без особого успеха, изобразить сочувствие в связи с отъездом Роберта. Не догадываясь об отношениях Роберта с Флавией, Бастер не понимает, чем так Флавия огорчена. А та, после первоначальной вспышки раздражения, уже забыла о Бастере и глядела на Роберта глазами, полными слез.