Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— Да неужели у вас глаз нет?

— Бител был ко мне спиной. Мне показалось, он споткнулся.

— В любом случае он пьян как сапожник.

— Это бесспорно.

— Посадить его под арест — мой долг. По-другому я не мог. Каждый офицер на моем месте поступил бы так же.

— А дальше что предпримете?

Гуоткин нахмурился.

— Сходите-ка в ротную канцелярию, Ник, — сказал он уже спокойнее. — Вы знаете, где там лежит «Военно-судебное наставление». Принесите его мне. Я не хочу отлучаться отсюда, а то Идуол вернется и подумает, что я пошел спать. Мне надо еще проинструктировать его.

Когда я вернулся с книжкой, Гуоткин уже кончал давать указания Кедуорду. Завершив инструктаж, он простился отрывисто с нами. Затем ушел со строгим лицом, унося наставление под мышкой.

Кедуорд взглянул на меня, зубасто улыбнулся. Он был хотя и удивлен, но не ошарашен случившимся. Для него все это в порядке вещей.

— Вот так штука, — сказал он.

— Чреватая неприятностями.

— Старик Бити напился порядком.

— Да.

— Я с ним еле поднялся по лестнице.

— Под локоть пришлось вести?

— Дотащил наверх с грехом пополам, — сказал Кедуорд. — Как полисмен алкаша.

— А наверху?

— К счастью, второй жилец уехал вчера с курсов по болезни. Так что Бити в комнате один, а то бы совсем конфуз. Тут же свалился на койку, и я ушел. Сам теперь спать пойду. Сегодня ваш черед ведь дежурить в ротной канцелярии?

— Мой.

— Спокойной ночи, Ник.

— Спокойной ночи, Идуол.

Нервы мои устали. Я рад был уйти на дежурство. Ночью не переставая мучили меня путаные, со стычками и спорами, сны. Я втолковывал местному строителю-подрядчику — он был в длинном китайском халате и оказался Пинкасом, каслмэллокским начхозом, — что хочу украсить фасад дома колоннадой по собственноручному эскизу Изабеллы, но тут проехала набитая пигмеями пожарная машина, яростно звоня в колокол. В мозгу звонило не стихая. Я проснулся. Звенел телефон. Звонок глубокой ночью — вещь экстраординарная. Гардин на окнах нет, а шторы затемнения я снял — и, открыв глаза, увидел, что небо уже начинает светлеть над дворовыми постройками. Я схватил трубку, назвал себя, обозначенье роты. Звонил Мелгуин-Джонс, наш начальник штаба.

— Котлета, — сказал он.

Я не совсем еще очнулся. И словно это продолжался сонный кавардак. Я уже упоминал, что Мелгуин-Джонс вспыльчивого нрава. Он тут же начал злиться, и, как оказалось, не без причин.

— Котлета… — повторил он. — Котлета… Котлета… Котлета…

Очевидно, это кодовое слово. Но что оно обозначает — вот вопрос! Память не дает никакого отклика.

— Виноват, я…

— Котлета!

— Я слышу. Но не знаю, что она значит.

— Котлета, говорят вам…

— Я знаю «Кожу» и «Мухомор»…

— «Кожи» нет уже, а есть «Котлета», а вместо «Мухомора» — «Баня». Вы что, с луны свалились?

— Я не осведомлен…

— Да вы забыли, черт возьми.

— «Котлету» впервые слышу.

— Вздор несете.

— Уверяю вас.

— Выходит, Роланд не сказал вам с Кедуордом? Я сообщил ему «Баню» неделю назад — сообщил лично, когда он приезжал с рапортом в батальон.

— Не знаю ни «Котлету», ни «Баню».

— Так вот как Роланд понимает бдительность! На него похоже. Я предупредил его, что новый код входит в силу через сорок восемь часов, считая с позапрошлой полночи. Хоть это он сказал вам?

— Ни слова не говорил.

— О господи! Такого дурака еще не было в ротных командирах. Бегите за ним, живо.

Я поспешил в центральную часть замка, в комнату Гуоткина. Он крепко спал, лежа на боку, вытянувшись почти по стойке «смирно». Нижняя часть лица, до усов, прикрыта бурым одеялом. Я затряс его за плечо. Как обычно, трясти пришлось долго. Гуоткин спит, точно под наркозом. Проснулся наконец, трет глаза.

— Звонит начштаба. Говорит — «Котлета». Я не знаю, что она обозначает.

— Котлета?

— Да.

Гуоткин рывком сел на койке.

— Котлета? — повторил он, как бы не веря ушам.

— Котлета.

— Но «Котлета» полагалась только после сигнала «Крючок».

— И про «Крючок» впервые слышу, и про «Баню». Знаю лишь «Кожу» и «Мухомор».

Гуоткин вскочил с койки. Пижамные штаны его спустились — тесемка не завязана, — обнажив половые органы и смуглые волосатые стегна. Ноги сухощавы, коротковаты, хорошей формы. В наготе их что-то есть первобытное, дикарское, но сообразное с натурой Гуоткина. Он стоит, подхватив штаны одной рукой, а другой чешет у себя в затылке.

— Я, кажется, напорол страшно.

— Что же теперь?

— Я не говорил вам с Идуолом про новый код?

— Ни слова.

— Черт. Вспоминаю теперь. Я решил для сугубой секретности сообщить вам в самый последний момент — а тут пригласил Морин и забыл, что так и не сказал вам.

— Однако надо к телефону, пока Мелгуин-Джонса не хватил удар.

Гуоткин, взъерошенный, босой, понесся по коридору, держа рукой спадающие штаны. Я припустил за ним. Вбежали в ротную канцелярию. Гуоткин поднял трубку.

— Гуоткин слу…

В трубке зазвучал голос Мелгуин-Джонса. Зазвучал, разумеется, очень сердито.

— Дженкинс не знал… — сказал Гуоткин. — Я решил, что будет лучше сообщить младшим офицерам в день вступления в силу… Я не думал, что сразу же последует сигнал… Намеревался сообщить им утром…

Такой ответ, должно быть, взбеленил Мелгуин-Джонса — в трубке трещало и хрипело несколько минут. Мелгуин-Джонс явно начал заикаться, а у него это признак ярости, дошедшей до предела. Гуоткин, слушая, снова как бы не верил ушам.

— Но «Баня» ведь вместо «Ореха», — произнес он в каком-то смятении.

В трубке опять зашумело. Гуоткин слушал и бледнел — он всегда бледнеет от волнения.

— Вместо «Мухомора»? Тогда, значит…

Новый взрыв гнева на другом конце провода. К тому времени, как Мелгуин-Джонс кончил говорить, Гуоткин несколько пришел в себя и ответил уже службистским своим тоном:

— Ясно. Рота выступит немедленно.

Послушал еще секунду, но начштаба уже повесил трубку. Гуоткин повернулся ко мне.

— Пришлось и этим оправдываться.

— Чем?

— Что я спутал код. Но, как я сказал вам, я забыл…

— Забыли сообщить нам новые слова?

— Да — причем не только кодовые слова теперь новые, а и сопутствующие предписания кое в чем изменены. Но я не лгал сейчас. Я частично и слова спутал. Голова не тем была занята. Боже, какого я свалял дурака. Но не время стоять и разговаривать. Роте приказано немедленно идти на соединение с батальоном. Разбудите Идуола, сообщите приказ. Пошлите дежурного сержанта к старшине Кадуолладеру, пусть старшина явится ко мне, как только люди будут подняты, — не важно, если не успеет сам одеться по всей форме. Выстраивайте взвод, Ник, и то же самое пусть Идуол.

Гуоткин побежал будить сержантов, отдавать распоряжения, дополнять и менять предписания. Заторопился и я, разбудил Кедуорда, вскочившего очень бодро, затем вернулся в канцелярию и поскорей оделся.