В. Строгальщиков - Долг

Тетка вышла на следующей, а я пилил еще четыре остановки, на каждой обмирая в нехорошем ожидании.

– Привет, Сережа, – сказал мне Вилли таким тоном, как будто мы только вчера расстались. Гаштетчик Вилли – правильный мужик, он наше дело понимает. Я сел за самый дальний столик возле служебной двери. В гаштете по-утреннему пусто, только пара старичков, очень похожих на встретившихся мне, пьют кофе из маленьких чашек, да две девицы-старшеклассницы глотают лимонад, вскидывая пузатые бутылочки. Не пойму я этой западной манеры пить из горла. У нас в Союзе только алкаши так делают.

Вилли что-то шепчет помощнику, вытирает руки полотенцем, идет к служебной двери. Я еще немного посидел, глядя на улицу через большое окно с красивыми наружными навесами от солнца – очень загранично. Взял свой мешок и направился вслед.

За дверью у Вилли что-то навроде каптерки. Всё в ящиках, коробках, но есть служебный стол со стулом и диван напротив. На этом диване я любил дремать, пока партнер-гаштетчик распоряжался притараненным хабаром. Вообще он мне сразу понравился: морда мужская, открытая, без ложной озабоченности отечественных наших торгашей.

– Я думал, ты уже уехал, – сказал мне Вилли. – Выпить хочешь?

– Мне нельзя.

– Какой товар?

– Да разный. Там все расписано.

– Быстро надо?

– Очень быстро.

Вилли нахмурился, покачал головой, да я и сам все понял. Утро, посетителей нет, немцы все на работе. Даже обзвонить постоянных покупателей – на это нужно время.

– Слушай, Вилли, – сказал я, – у меня скоро дембель.

– О, дембель! – поддакнул Вилли.

– Я в последний раз к тебе пришел. В прошлый раз меня поймали. Я чуть в тюрьму не сел. В тюрьму, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Вилли, и я вспомнил, что он сидел в сибирском лагере для пленных.

Да, я нашел, чем его удивить.

– Мне больше нельзя попадаться. Я должен быстро вернуться. Выручишь меня?

– Как? – спросил Вилли.

– Купи все сам. Я цену скину. Ты потом перепродашь и заработаешь.

Вилли задумался. Потом долго читал список. Товар он не смотрел, ему товар знаком.

– Много денег, – сказал Вилли и помахал вертикально бумагой, будто проверял ее на вес. – У меня столько нет.

– И что нам делать?

– Я думаю. Ты же видишь: я думаю... Пива?

– Пива можно, потом зажую.

– Что?

– Закушу. Съем чего-нибудь, чтобы не пахло.

– О да, ты же русский. Немец любит запивать, русский любит закусывать. Смерть немецким оккупантам. Ты есть сам оккупант, о-ха-ха! Я сейчас.

Вилли не курит, но мне разрешает. Помощник гаштетчика принес пиво в сверкающей кружке – чем они их моют, химией какой-то? Вернулся Вилли, поставил на стол большую сумку с адидасовской эмблемой.

– Положи сюда мешок. Я поеду на завод. Будет перерыв, люди посмотрят.

– А если у них денег нет с собой?

– Там есть шпаркассе. Им дадут. Но кассе надо подарить.

– Блок «Явы», я согласен.

– Нет, «Ява» крепко, мы не любим. Другое надо.

– Тогда часы.

– Часы хорошо. Я поехал. Но быстро не жди, это сложно.

– Вилли, ты гений.

– Я еще не вернулся, Сережа.

Вернулся он через три с половиной часа. Я выпил пиво и продымил каптерку. Пробовал открыть окно, чтобы проветрить, но не справился с запором, как ни тянул его и ни вертел. Вилли пришел, поморщился от дыма, даванул запор ладонью, тот резко щелкнул. Вилли протянул ручку, и рама слегка отпала сверху. Гады немцы. Ну кто из русских мог подумать, что прежде надобно давить, а потом уж тянуть на себя.

Сумку Вилли поставил на стол. Я по звуку сразу понял, что она не пустая, и расстроился. Самое обидное, что не купили «ВЭФ» и блоки сигарет – их по карманам не спрячешь, и как мне теперь возвращаться? Ладно, будем решать проблемы в порядке очередности. Вилли спрашивает, какова его доля. Семь процентов с каждой вещи. Вилли согласно кивает и начинает считать. Лицо у него при этом сосредоточенное, но не жадное. Семь процентов – четкая маржа. Не пять процентов и не десять – такие цифры называют, глянув в потолок. Именно семь. Шесть процентов тоже вполне прилично, но я своих слов обратно не беру.

Вилли все уже сосчитал – и деньги в целом, и свою маржу. Мне пересчитывать не надо. На столе остался радиоприемник «ВЭФ» и блоки разнесчастной «Явы». Я повертел в руках приемник и сказал, что есть хорошая идея. Вилли выслушал меня и призадумался.

– Мне его не надо.

– Подаришь кому-нибудь.

– Это очень дорогой подарок. Такие подарки у нас дарить нельзя.

– Почему?

– Нехорошо подумают.

Тогда я сказал Вилли, что приемник стоит ровно половину его доли. Другая половина и сама по себе хороша за три часа непыльной работы. Вилли долго смотрел на меня, потом засмеялся и начал выкладывать деньги. Я тоже засмеялся, когда увидел, что он себе с приемника накинул семь процентов и был при этом абсолютно прав: новая сделка – новая маржа.

Помощник принес нам пива и сосисок с капустой. Когда я прихожу в гражданском, мы с Вилли перекусываем в зале. Сегодня я в армейской форме, и мы едим здесь, за понимание я благодарен Вилли. Я вообще ему благодарен, он меня крепко выручил. Настроение сделалось отличным, а ведь совсем недавно вертелся на диване и места там себе не находил.

– Послушай, Вилли, -сказал я, – давно хочу спросить, да все момента не было. Вот ты скажи: русских здесь сильно не любят? Я про тебя не спрашиваю, ты в нашем лагере сидел. А вот другие? Мне интересно.

– Почему не любят? – Вилли вытер губы салфеткой. С набитым ртом, как мы, он бесед не ведет. – Вы победители. Вы сильные.

– Хорошо. А на той стороне, под американцами, так же думают?

– Конечно.

– Никакой разницы?

– Разница есть. Не будем говорить, Сережа.

– Я понял, Вилли, я молчу. И что, так и будет всегда? Вы под нами, те под ними...

– Не будет. Но пока такой порядок. Порядок для немца – главное. Вы нас не грабите, не убиваете ;даете жить спокойно.

– Но были же случаи...

– Это неважно. Случаи есть всегда. Я живу хорошо, мой сосед живет хорошо. Это главное. Остальное – политика, нас не касается.

– При Гитлере тоже не касалась?

– Я знал, что ты спросишь. Вы всегда спрашиваете. Если хочешь, я могу тебе сказать неправду. Но я тебе правду скажу. Ты мой друг. Не касалась.

– А гестапо?

Вилли сказал, что у них тут не было гестапо. В Веймаре было, а у них – нет. Город маленький, только полиция. У них и сейчас штази нет. Штази в Веймаре, здесь полиция. Здесь хорошо. Ты сам все видишь, сказал Вилли.

– И по ночам никто не ездил, не хватал?

– Нет.

– Но ты же воевал?

– Все воевали.

– За Гитлера.

– А вы за Сталина.

– Мы – за страну.

– Мы тоже за страну, – сказал Вилли. – Но Гитлер зря полез на русских, это правда. Здесь все так думают.

– Спасибо, Вилли. Ты мне здорово помог.