Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска

— Да.

— Что бы он стал там делать, только что сфотографировав важные документы? Вряд ли он пошел бы отсыпаться в ванную. Впрочем, вы вошли туда — следовательно, дверь не была заперта?

— Действительно — не была.

— И вы по-прежнему убеждены, что все эти люди — изменники?

Я молчал.

— Вот видите! Это следствие поспешности, отсюда и логические ошибки.

— Простите, — прервал я его, — допустим, они не были изменниками, но тогда чем объяснить все эти истории? Что эго было? Театр? Разыгранный передо мной спектакль? Зачем? С какой целью?!

— Ба! — сказал он, улыбаясь одними ямочками. — Этого я уже не знаю. Быть может, вас хотели сделать невосприимчивым к измене, прививая ее вам в микроскопических дозах. В конце концов, даже Эрмс — как знать — мог бы сделать нечто такое, что показалось бы вам подозрительным, необъяснимым, но его-то вы, думаю, не сочли бы изменником? Что? Или... может быть, все-таки?

Он смотрел на меня изучающе. Какими ледяными были глаза на этом круглом, добродушном лице...

Он не стал дожидаться, пока я отвечу.

— Нам остается еще один твердый орешек, едва ли не самый твердый: я имею в виду инструкцию. Она, понятно, была зашифрована. Настолько ли внимательно вы ее просмотрели, чтобы утверждать со всею уверенностью, что в ней содержалась ваша судьба с самой первой минуты? Все по очереди поступки и мысли?

— Пожалуй, нет, — сказал я, помедлив. — Это было невозможно. Я выхватил взглядом лишь несколько строк. Там было что-то о белых стенах и рядах коридоров и дверей, об ощущении потерянности, одиночества, которое меня преследовало. Эти фразы — я не помню их точно — словно кто-то выхватил у меня из головы...

— И это все, что вы успели прочесть?

— Да. То есть... время от времени люди, с которыми я встречался, определенным образом намекали на мои переживания, даже на мои мысли, скажем, начальник Отдела шифров, Пракдтль. Я уже говорил об этом.

— Но он дал вам только образчик шифра, как... своего рода экспонат, как некий пример?

— Так это выглядело, но ведь там был ответ на вопрос, который я задал себе мысленно.

— А известно ли вам, что суеверные люди в критических обстоятельствах пытаются найти указания о своей дальнейшей судьбе, то есть как бы пророчества, открывая наугад Библию?

— Ну, да, я слышал об этом...

— Но вы не верите, что это может помочь?

— Нет. Страницы открывает слепой случай.

— Так, может, и здесь был слепой случай?

— Слишком уж много этих случаев... — неохотно пробурчал я.

Я не верил ему. Все, что я мог, — это дать жалкое изложение фактов, но я не в силах был передать их демонический ореол, ощущение идиотизма и совершенства одновременно. Врач добродушно улыбался.

— То, о чем вы рассказали, — сказал он, — конечно, не было ни видениями, ни обманом чувств, ни галлюцинациями. Это всего лишь поспешность, нетерпеливость, торопливое желание понять все сразу, угадать, что вам предназначено, чего от вас хотят. Допускаю, что здесь пробуют развить в вас смекалку, всестороннюю наблюдательность, бдительность, цепкую память, критическое чутье — то самое интеллектуальное сито, что отделяет пшеницу от плевел, — и многие другие свойства и навыки, необходимые для выполнения того, что вам еще предстоит. Итак, это было не испытание, как вы выразились, но, скорее, тренинг, а тренинг, особенно излишне форсированный, может привести к переутомлению, что как раз и произошло в вашем случае.

Я молчал, заглядевшись в глаза черепа. Я был пуст и ко всему безразличен. К тому же улыбался он слишком сердечно.

— Прошу прошения за этот инцидент с одеждой, не упрежденный моим объяснением, — продолжал он, сияя доброжелательностью, — сестра, собственно, давно уже должна была ее принести, думаю, вот-вот принесет...

Он не переставал говорить, а во мне все упорней колотилась какая-то неотчетливая, бессловесная мысль, которую — я это чувствовал — я никогда не отважился бы высказать прямо.

— А у вас есть... э... отделение для нервнобольных? — внезапно спросил я.

Он моргнул за своими очками.

— Ну, разумеется, есть, — ответил он снисходительно, — есть у вас и душевная больничка, но всего на несколько коек... Вас это интересует? Ну что ж, говорят, устами безумца балакает дух эпохи, дескать, это концентрированное extractiim miilenii [7] Экстракт тысячелетий (лат.). , но в этом много преувеличения... хотя, если бы вы пожелали предпринять какие-то наблюдения, исследования, — я вовсе не против, ведь вам не обязательно так быстро нас покидать...

— Так я должен остаться?!

— Это было бы желательно, разумеется, на какое-то время. Хотя, конечно, я ни в коей мере вас не задерживаю.

— Вы подозреваете у меня?.. — спросил я спокойно.

Он вскочил. Ямочки бесследно исчезли.

— Да что вы! Никоим образом! Вы просто перетрудились, переутомились!! В доказательство я готов провести вас туда, ad altarem mente captorum [8] Дабы умом глубоко охватить (лат.). . Правда, теперь там лишь горстка пациентов, случаи, скорее, банальные, к примеру, Catatonia Provocativa [9] Провокаторская кататония (лат.). , ну, и разные там остаточные маниакальные идеи, нервные тики, навязчивое зырканье, агентурное раздвоение личности, мкогоразведочная дрожь — все это классические и в общем-то скучные случаи, — тараторил он без умолку, — с недавнего времени мы имеем один любопытный трехперсонный синдром, редкий казус, так называемая folle en trois — тройственное сопряжение, Dreieiniger Wahnsinn или The Compound Madness в терминологии заграничных авторов: двое без устали разоблачают друг друга, а третий кусает себе руки и ноги, чтобы оставаться нейтральным. Так что у него — вы понимаете? — reservatio mentaUs [10] Мысленная оговорка (лат.). , только с осложнениями... Да. Кроме того, вас, возможно, заинтересует mania autopersecutoria, то есть мания самодопрапгавания, — больной подвергает себя перекрестному допросу, случается, сорок часов подряд, до глубокого обморока... Ну, и под конец, в качестве курьеза, — аутокряпсия...

— Да? — бросил я равнодушно,

— Больной спрятался в собственном теле, — пояснял доктор, зарумянившись от возбуждения, — и редуцировал свое самоощущение настолько, что считает себя молоточком — есть такая косточка в ухе, — а все остальное, все части тела, считает подосланными... Увы, теперь я не моту сопровождать вас... у меня обход в другом отделении... но вам все равно придется подождать, пока сестра принесет одежду. Может быть, тем временем посмотрите мою библиотеку? Чуть-чуть потерпите... извините великодушно...

Я стоял возле кресла, выпрямившись; мне было не по себе в этом слишком широком купальном халате с его слишком игривой расцветкой. Врач протянул мне теплую, сильную, хотя и пухлую, ладонь я сказал:

— Все будет хорошо. Поменьше предубеждений, побольше простоты, мужества — и все будет хорошо, вот увидите.