Ольга Покровская - Аркадиана

Леша хмыкает и провожает глазами далекий морской огонек.

-- Не стоит, лишнее, - соглашается он. - Сколько сил потрачено... и спермы... черт знает на что... и на кого...

Он искоса проверяет, не приму ли я на свой счет. Я не обижаюсь. На меня потрачено немного. Я вдыхаю морской йод и предоставляю Леше самому с собой вести расчеты. Вчера над пирсом горела оранжевая точка... я замечаю, что звезда уехала в сторону мыса и висит над маяком. Куда это она... я вспоминаю, что земля у нас вертится. Вчера был другой час... а теперь сколько?... Ночь?...

-- Тебе, наверное, спать пора, - говорю я.

-- Ох, а я спал так хорошо, - он потягивается и лукаво улыбается. - Ты мне весь сон перебила... Теперь не засну...

-- Заснешь, - говорю я утешительно. Не стоило, не мне рассуждать о родах влюбленности. В его положении вообще трудно сохранять достоинство. Другой бы засветил по морде. Залетной бабочке философствовать легко - приехала и уехала, а ему хранить осадок от сказанных слов. Он и не жалуется... Кемаль, экскурсионный бог в миниатюре, вон изнылся на жизнь и всеобщую дороговизну. Мы заметили, что наших мужчин не устраивает работа, жена и любовница - порядок варьируется, но составные части неизменны - а турецких финансовые проблемы. Леша же молчит... За его молчанием и улыбкой, как за водной поверхностью, содержимое другой стихии. Убогое, наверное, содержимое - но все же.

-- Извини меня, - говорю я. - Я люблю иногда всякую чушь болтать. У меня невроз такой. Некоторые женщины наматывают волосы на палец, некоторые покачивают носком туфли, когда кладут ногу на ногу, а я болтаю всякую ерунду. Это вроде такой акынской песни. Ты не слушай.

Леша снисходительно покачивает ногой. Он ленив и плавен, как молодой тигр.

-- Да тетки всегда болтают, - сообщает он. - Они такие. Что ж им делать, как не плешь проедать. Язык-то почесать надо.

Он подмигивает снова. Я в ожидаемый ответ на кокетство вяло стучу его кулаком по ближайшему мускулу. Леша доволен. Отражение каких-то мыслей выплывает на его лице мечтательной улыбкой. Формулирует сам для себя приключившееся произошедшее. Представляет, как будет рассказывать. И сколько приврет. Кажется, реальность превосходит его хилую фантазию.

Меняется ветер, и меня бросает в дрожь.

-- Пошли, - говорю я.

Мы поднимаемся и медленно, как чужие, тащимся в отель. Думаю, сторонним соглядатаям не верится в близкие отношения наблюдаемых. Мне и самой так. Мы идем на достаточном расстоянии, словно чужие. Я смотрю в темноту, на блеклую вату облаков и белые прожилки в невидимых горах.

-- Интересно, - говорю я. - Здесь дожди бывают?

-- Бывают, - отвечает Леша. - Снег и тот бывает.

-- Не верится, - говорю я.

Леша флегматично пожимает плечами.

-- А у нас тебе в июле верится, - говорит он. - Что зимой минус двадцать?

-- То у нас, - говорю я глубокомысленно. - А то у них.

-- Без разницы, - отвечает Леша, шаркая пляжными тапками.

-- Просто я отдыхаю, - говорю я. - Вот мне и кажется вселенский рай. А ты работаешь. Вот и веришь во всякую гадость...

-- Я не верю, я знаю, - уточняет Леша со вздохом.

Мимо пролетают с квадратными глазами две великовозрастные кобылки лет по четырнадцать - в миниюбках и размалеванные, как боевой авангард туземцев. Одна гонится за другой, настигает, хватает со всей молодой силы за талию (я бы переломилась пополам), а настигнутая с хохотом орет:

-- А я Лешке пожалуюсь! Леша!.. Ууу!.. Дура, уйди!...

-- Кончай орать! - выговаривает Леша строго. - Люди спят.

И величаво, как караванный авангард, шествует дальше.

-- А когда идут? - спрашиваю я.

-- Чего? - говорит Леша.

-- Ну когда дожди? Когда сезон?

-- Ааа... В октябре приедь попробуй... Все побережье потонет. Или в ноябре...

-- Вот бы в это время приехать, - говорю я мечтательно. - Море, дождь, еда, выпивка, тепло и ни-ко-го...

Леша смотрит подозрительно. Не верит. Мое текущее поведение не подтверждает наличие идиллических мечтаний.

-- У тебя выпить нет? - спрашиваю я.

-- Не увлекайся, - заявляет Леша тоном моралиста. - Сопьешься.

Задрав голову, я изучаю отельную стену, отсчитывая пальцем окна от края фасада. Там Светкино окно... не горит ли? Нет, слава богу, темно... Я замечаю, что из кустов на меня пристально глядят злющие кроваво-пьяные глаза потасканной блондинки с телесами, которые вот-вот вывалятся из топика шириною в два пальца. Чувствуется, что мое присутствие рядом с Лешей ей не по нраву. Чувствуется, что от меня могут полететь перья. Чувствуется, если я не уберусь подобру-поздорову, они полетят и от Леши. Мне неуютно. Все-таки время ночное. Черт ее знает, что она делает на холодной родине, может, дальнобойщиков на трассе ловит... Станет она стесняться в какой-то паршивой загранице...

-- А мне, собственно, сюда, - говорю я и шагаю в сторону.

-- Куда ты? - говорит Леша удивленно.

-- Так мы простых путей не ищем... - отвечаю я и карабкаюсь в окно. - Нас трудностями не запугать... Мы еще дойдеоом до Ганга... - Бог бы дал не перепутать... Храпят за окном... Ничего не значит... Сейчас весь отель храпит...

Тихонько, не делая лишних движений, я забираюсь в номер. Номер чужой. Он в любом случае чужой... Надо было чем-то пометить, что ли... Храпит мужик, мордой в подушку. Не хочется отключаться без твердой уверенности, что сосед по койке как минимум знаком. Получишь утром сюрприз... Сажусь на кровать. Нерешительно трясу объект за теплое плечо.

-- Антоша, - говорю я осторожно. Вдруг это все-таки не Антоша...

-- А? - ошалело отвечает голос из подушки. - Что?

Кажется, Антоша. Не ошиблась. Снайпер я, да и только.

- Ты во сне разговаривал, - шепчу я и блаженно вытягиваюсь рядом. Я так устала! Как дрова возила... Выпить бы неплохо, но я все равно засыпаю как убитая.

Этой ночью мне снится мой первый мужчина.

Он не снился мне много лет, и думалось, что это навсегда. Почему он является опять - не знаю.

Сперва он в неизвестном помещении, в новом сером костюме, элегантный, как рояль, по обыкновению. На заднем плане семейным фоном маячат жена, дети, тесть и теща. Он мимолетом бросает слова - мне и кому-то еще... Потом я бегу за ним в темноту, через мостки и станции метро. Он обнимает меня и спрашивает "Неужели ты меня совсем не любишь?" Мне хочется выть и кричать "Я люблю тебя до безумия", но вместо этого я благоразумно отвечаю "Я не могу быть равнодушной... это против воли... но не любовь". Мы гуляем вдоль высоких домов, мы целуемся, и я мучительно кричу "Не надо, я хочу тебя..." Не помню, что он отвечает... Кажется, от законсервированной боли надцатиллетней давности я и просыпаюсь. Настроение - хуже некуда. То, что казалось с отвращением забытым, оказывается, живет подсознании и ноет, когда трогают... Нет, ребята, пора выходить из алкогольного транса. Черта с два он приносит забытье. Наоборот - извлекает на клеточном уровне самые мерзкие куски памяти. Неприятно обнаруживать, что в организме конвульсируют рефлекторные остатки того, что мозг давно перечеркнул и похоронил.