Ольга Покровская - Аркадиана

-- Чего? - спрашивает Ванина жена. - Ты тетю слушайся. У тети таких двое, за еще сестриных трое через мои руки прошли... Анальгинчику, мамашка, давай... нет, полтаблеточки хватит... Растерла? Ну и фиг ты ее заставишь выпить? В этом долбанном отеле сахарного песка-то нету, вареньица-то бабкиного тоже нету... Аппендицит не вырезали тебе?.. Да нет, мамаш, не пугайся, это навряд...

Является Ваня, обнимая картонную коробку из-под Птичьего молока. Ванина жена беззлобно ругается, находит в коробке уголь, заставляет Дашку выпить лекарства и задумчиво щупает ей пульс одной рукой, в то время как второй подхватывает водочную бутылку и отпивает хороший глоток одним духом. Не поморщившись. Есть женщины в русских селеньях...Ваня впадает в тоску, но молчит. Мучаясь бездействием, он неуверенно предлагает пойти и построить весь отель вместе с персоналом и менеджментом всех звеньев включительно. В ответ ему велят пойти и заняться собственными детьми - для начала снять с потолка, на который они стопроцентно залезли.

-- Ох... - говорит Ванина жена, не дрогнув от водки не единым мускулом. - Устала я с ними, девки... Ну какой это на фиг отдых?.. Только знаешь, что задницы вытираешь... всем троим... Чего?.. - она удивленно, словно первый раз видит, смотрит на Дашку, которая беспокойно зашевелилась. - Потеешь? Ну-ка под одеяло давай... и вылезать не моги. Кондер выключаем, девки. Не хватает ребенку воспаление легких подхватить... - она смотрит на бутылку. Я думаю, что она единым махом прикончит все, что осталось, но она отставляет ее в сторону и наклоняется над Дашкой. - Поспишь, ребенок? Спи... Главное, смотри - ничего не болит?..

Дашка послушно поворачивается на бок, опускает голубоватые веки, а я, вглядываясь ей в лицо, пытаюсь понять, лучше ей или хуже. Она такая бледная. Пока я мысленно прошу - сама не знаю у кого - чтобы Дашка скорее выздоровела, Ванина жена решительно поднимается.

-- Все на выход с вещами, - командует она. - Оставьте ребенка в покое, пусть поспит... Свет погасите, бра оставьте...

-- Я здесь полежу, - говорит измученная Светка и откидывается на кровать. Всех прочих Ванина жена безжалостно выгоняет в коридор.

-- Пошли, девки, - говорит она. - Надо будет, мамашка позовет. Пива выпьем, что ли... Сами примем, глядишь, ребенку полегчает. Да чего еще ждать от такого поганого места?.. Мы сюда больше ни ногой, вы как хотите.

Мы битый час сидим в баре с Ваниной женой и двумя ее подругами. Сдвигаем вместе два стола и поднимаем такой шум, что, по-моему, во всех концах отеля слышно только нас. Перекрываем даже детскую дискотеку с ее вечными "кря-кря-кря". У меня неспокойное настроение. Пить не тянет. Перед глазами все еще стоит фарфоровая Дашка и хотя, с одной стороны, напьешься - видение пропадет, но с другой стороны я опасаюсь - вдруг, не дай бог, мы сегодня еще понадобимся Светке, а тут все будут пьяны в дым, и толку никакого...

Наших новых приятельниц куда-то уносит под блеющий голос Таркана, а нас с Верой разыскивает недовольный, коричневоторсый кентавр Леша. Он конспиративно обнимает меня за талию - я бы не рисковала на его месте - а Вера подробно и воркующе объясняет, что мы были заняты Дашкой, а не оргией с местным населением. Леша не верит. Не знаю, зачем она утруждает себя подобными объяснениями. Объяснять будет мужу, а кто такой тут Леша, я вообще не понимаю. Он приятно пахнет - морской солью, одеколоном, молодым мужчиной и чуть-чуть бензином... Зажигалку заправлял, что ли?.. Потом Вера, крадучись по темным зарослям, увлекает Лешу в отель, а я остаюсь одна.

Одна на пляже, я слушаю буханье, сопровождающее развлекательную программу. Ветер с моря. Я чувствую себя усталой. Я здесь ни разу так не уставала. Даже после Андрея с Гариком. Какое-то внутреннее очень сильное напряжение отпускает меня, и я плачу. Плакать с моей искривленной носовой перегородкой это блажь непозволительная, но сил нет удержаться. Я плачу и тихо размазываю слезы и сопли по лицу. Никто не видит в темноте... Потом я так же внезапно успокаиваюсь. Мне радостно. Не пойму, отчего мне радостно. Потом, глядя на проблески маяка, я понимаю, что эгоистически, против воли, радуюсь Дашкиной болезни. Потому что, вспоминая, как меня трясло над чужой мне девочкой, я понимаю, что все-таки могла бы иметь детей. Я всегда была неприятно уверена - и мои родственники убеждены - что к своим детям я была бы равнодушна, как к дорогим племянникам, на чьи болезни мне в глубине души было наплевать. А ведь они болели... Болел и Лютик, и крохотный Митроша... Я чувствую себя свиньей, но радостное чувство остается. Мне даже не хочется в море - во-первых, прохладный ветер отбивает желание лезть в воду, а во-вторых я вспоминаю, что в суматохе не одела купальник, и теперь сижу в платье, под которым ничего, кроме кружевных трусов, а в таком виде в море не полезешь, хоть и в темноте... И вытираться нечем... Вздохнув, я смиряюсь с судьбой. Вдруг я понадоблюсь Светке, так не из моря же меня вылавливать...

Я перебираю пальцами гладкие камешки. Сегодня приедут Гарик с Андреем... Неизвестно только, когда - может, в час ночи... И может, на бровях... Что, если связаться с ними в Москве?.. Что это наши люди, понятно по этикеткам SVO, которые они поленились отлепить от сумочных ручек. Нет, пожалуй, не стоит... Это в другой жизни... И Антон не звонит... Я чувствую себя брошенной, но мне так торжествующе хорошо, что никто не нужен - ни Антон, ни Гарик с Андреем, ни Вера с Лешей, ни все побережье...

Лежа на топчане, смотрю в небо. И ведь в номер не зайдешь... Я, дура, не спросила, сколько времени они будут кувыркаться. Закоченеешь с ними совсем... С одной стороны, холодно и надо пойти куда-нибудь в тепло, в яркую и пеструю толпу за спиной, а с другой стороны, на душе такое торжество, что не хочется ни с кем делиться. В торжество подмешивается тревога за Дашку, но я почему-то уверена, что Дашка завтра выздоровеет. Не может не выздороветь. Такие, как Ванина жена, из мертвых воскрешают... Странная загогулина наверху... может, это Орион? Он вроде на этой широте... А медведицу видно?... Ну-ка где ковш?... Я приглядываюсь и так, и эдак, и обнаруживаю как минимум пять ковшей. Все небо в ковшах... Что-то у меня все ковшами... Интересно, видно южный крест?.. Ненавязчиво доходит, что до экватора далеко. Где у нас экватор?... В Кении, кажется... Какое высокое небо. Пожалуй, никогда и нигде я не видела такого высокого неба...

Привычно жужжит телефон. Я, не торопясь, снимаю трубку.

-- Какие новости в субтропиках? - спрашивает далекий Антон.

-- А, это ты, - говорю я меланхолично. - Не в курсе насчет новостей. И здесь не субтропики. Субтропики в Батуми.

-- А в Турции что ж? - спрашивает Антон.

-- Не знаю, - говорю я. - Кажется, средиземноморский климат.

-- Это не одно и то же? - говорит он.