Ольга Покровская - Аркадиана

Кого-то укладывать ведут. Наш Лютик тоже раньше так орал.

В ответ слышен строгий и сердитый немецкий голос. ...У вас продается славянский шкаф?... Шлоссер, вы проиграли... Я выбираюсь из размытых сонных лабиринтов. Что-то рядом хрюкает. Это откуда?... Ах да. Это Антон. Господи, откуда он взялся на мою голову... Что за цирковые трюки... Что мне теперь с ним делать?

Я сажусь в постели и смотрю на бледный в отраженном уличном свете потолок. Что мы имеем в сухом остатке? Рядом уютно похрюкивает чужой мужчина, решивший устроить легкое приключение - не пропадать же выходным. С морем, солнцем, литрами пива и мной - как банкой кильки к рыбному заказу из детских времен. Как ни суди, а чужой муж - всегда вещь, взятая напрокат. Сладко спит... устал с дороги. У него в мозгу замкнута дешевая схема, подсмотренная в фильме про лирические похождения терминатора. А мне что прикажете делать? Лежать и прислушиваться к его дорогому дыханию? Не хочу я лежать. Мне такая музыка скучновата... Я начинаю понимать Веру, требующую к основному Мустафе еще закуску. Меня тянет на все стороны света одновременно. Я осторожно вылезаю из-под одеяла, одеваюсь, открываю окно и вылезаю прямо в клумбу. Двери в отеле хлопают так, что если хочешь тишины, держись от них подальше... Хорошо я, наверное, выгляжу со стороны. Интенсивная личная жизнь омолаживает - но на поведенческом уровне. Ума не прибавляет, к сожалению... К старости мне светит превратиться в ту шаловливую бабушку в телевизоре - в мини-юбочке, озабоченную, к лицу ли очередная цацка... Больше всего я боюсь, чтобы какой-нибудь бюргер не схватил меня за шкирку, как злостного похитителя чужих плавок. Я проскальзываю под кустом, по неестественно орошенному газону, и на четвереньках выбираюсь на мощеную дорожку.

Жизнь кипит. Такое впечатление, что ночью бодрствует больше народу, чем днем. Ходят дамы, разодетые, как в санатории Минобороны. Бегают дети. Кто не может бегать - ковыляют. Однако не спят. Гремит дискотека где-то в подвале. Я захожу в парадное - как все нормальные люди - беру ключ от номера, где на моей оскверненной постели дрыхнет Леша, проникаю внутрь и расталкиваю этого здорового кабана. Леша от толчков тихонько стонет и потом испуганно приподнимает всколоченную голову.

-- А?..

-- Тссс, - шепчу я. - Одевайся.

Леша послушно одевается. Не иначе, в армии служил. Быстро, четко, и ни одного вопроса. Не успевает он застегнуть свои бриджи, как волочу его в коридор.

-- Что такое... - бормочет Леша, щурясь на яркий свет. - Ну что случилось?..

-- Сейчас увидишь, что случилось, - я, искательно оглядываясь, влеку его по коридору. Где бы найти такое место, чтобы прижать этого заменителя женской аэробики к стенке...

За коридором следует лифт, потом двор отеля... наконец, я запихиваю его в пляжный туалет. Глаза у Леши лезут на лоб.

-- Да подожди ты, сумасшедшая! - отбивает он. - Да не сюда!... Подожди...

Окончательно проснувшись, он сам толкает меня в какую-то конуру, набитую пляжными полотенцами.

Мы сидим вместе с Лешей на пирсе. Глубокая ночь, народу нет, никто не купается, и за спинами у опустевшего бара слоняются только сомнамбулы в глубоком градусе. Я беру из горсти мелкие камушки и по одному швыряю их в море. Жаль, я не захватила семечек. Зря мне их везли?

-- Не знаю, - говорит Леша. Он словно избегает ко мне прикасаться. - Не понимаю я вас...

-- Почему ты должен понимать, - говорю я. - Ты не профессиональный пониматель.

Мне хочется добавить, что у него совсем иная профессия, но я помалкиваю. Не мне судить, кто чем по жизни занят.

-- Что же делать, - говорю я. - С этим веком наш роман бессердечен и нечист. И с этим веком тоже...Думаю, я - не самое страшное, что ты видел.

-- Глаза не зашьешь... - выдыхает Леша задумчиво. - Шоры не наденешь... Не самое...

Он замолкает. Я тоже молчу. Мне лень говорить.

-- Только за наших девчонок обидно, - говорит он. - Ведут себя, словно с цепи сорвались. Что о наших женщинах турки думают, так это вообще...

-- Тебя интересует их мнение? - удивляюсь я.

-- А тебя? - говорит он. - Просто интересно, неужели тебе абсолютно плевать, что о тебе думают?

-- У всех этих женщин, Лешенька, - говорю я и бросаю камешек в воду. - Одна и та же история. Им некого уважать, и не о ком заботиться. И какие, собственно, люди запрещают нам ковырять в носу? Мнение продавцов цыганского золота меня не трогает. Пусть разберутся с собственными репутацией и совестью... К белым европейским братьям тоже относится... И что ты советуешь делать? Гормоны не обманешь, - я развожу руками, словно эти гормоны я ношу в кулаке. - Если они вырабатываются, то с ними как-то надо... Да вообще, почему я не могу располагать, как хочу, руками, ногами, всеми прочими частями тела... Допускаю, что подрывает устои общества, так от них уж давно ничего не осталось... Влюбляться, что ли? Допустим, влюбилась бы я в тебя... Ты не находишь, что это была бы катастрофа?

Я оборачиваюсь и даже в темноте вижу, как Леша заливается краской.

-- Это почему? - говорит он, насупясь. Себя мы все считаем достойными светлых чувств. Они серьезно думают, что тридцатилетняя тетка всякий раз, как хочется мужчину, должна обмирать, как школьница. Что они все недоразвитые... на каком-нибудь светоче казарменной педагогики воспитывались...

-- Да потому, - говорю я. - Когда-то одна женщина, выйдя замуж, записала в дневнике: если ты его полюбишь, то будешь несчастна... И влюбляться не стала. Она его убила в конце концов. Потому что в ряде случаев любить позорнее, чем не любить.

-- Хорошая перспектива, - говорит Леша мерзким голосом.

-- Я не про себя, - говорю я. - Я безобидна.

-- Да ничего, - он огорченно отмахивается. Я думаю, он сейчас уйдет, но он не уходит. - Я сам не люблю кого-то обижать... Вы что, вы девчонки...

Самое смешное, при этих словах я верю в свое детство, хотя он лет на пять моложе меня, и я свежим ветерком от его присутствия чувствую, что моложе.

Вода шуршит. Отели вдоль береговой линии медленно затихают. Одна яркая звезда опускается низко над водным горизонтом.

-- Мнение дорого, когда есть путеводная звезда, - говорю я, глядя в эту сторону. - Идешь за ней, и смотришь на нее, и ничего по сторонам не замечаешь... А у нас кругом одни командиры. Ты бы, Лешенька, дай волю, тоже бы стал командиром, не звездой путеводной.

-- Да куда мне, - отвечает Леша. - Боже сохрани.

Я смотрю на темную листву отеля. Хорошо, что мы сидим вдвоем, и все нас видят. Не станут Веру подозревать.

-- А с глубокой космической точки зрения, так мы все равны, - говорю я. - Ты сам когда-нибудь за все ответишь... Будешь какой-нибудь молекулой в параллельном мире, в черной дыре крутиться, с тебя и спросят: что ты, молекула, делала в отеле "Фрегат", в четыреста пятнадцатом номере, такого-то августа такого-то года?.. И сколько в тебе молекул есть, каждую к ответу призовут, и каждую пометят: неправильно себя вела...