Андрей Цунский - Горячая вода, миллион кубометров

Мне стало не по себе. Все-таки так шутить, когда еще и мама в больнице, – это перебор. Но папа открыл глаза и велел принести градусник. Оказалось сорок ровно. Как у меня два дня назад. У меня на этот момент было тридцать семь и шесть.

Целые сутки с перерывами на короткий и отвратительный сон мы были заняты. Я грел чайники, толок клюкву с медом, кипятил молоко (дядя Эйно нам принес еще три литра), а папа – потел.

На всех батареях сохли майки, тельники и даже старые рубашки, но их не хватало. Мы оба потели быстрее, чем они сохли. У обоих болела голова. Участковая врач наша, женщина добрая и старательная, прописала все, что полагалось, и побежала по следующему адресу, кашляя на ходу. Ей тоже было плохо, но подменить ее было некому.

Когда от аспирина нам лучше не стало, папа позвонил своему знакомому – доктору Давыдову. Доктор Давыдов ответил, что зайдет через час двадцать, и ровно через час двадцать зашел. Он был в маске, перед тем как войти в комнату (и потом, перед уходом), долго мыл руки. Осмотрев нас обоих, он достал из кармана халата две коробки. На них было слово из десятка слогов, которое ни я, ни папа прочесть не смогли, но доктор Давыдов сказал: «И не надо. Это не вам». И следом достал стетоскоп и стал нас слушать. И дал еще каких-то банальных лекарств, а про лечение сказал, что ведется оно правильно.

Сутки спустя мы, умаявшись кипятить, сушить, потеть и переодеваться, включили телевизор. По телевизору шел спектакль «Мертвые души». У нас не было сил реагировать – смеяться или комментировать увиденное. Но хоть чем-то занять мозги было нужно.

А папа молчал еще и потому, что было еще что-то, что свалило его, обычно совершенно нечувствительного к простудам, тяжестью лежало у него на сердце и не давало покоя, так необходимого человеку, когда он болеет.

Но разом раздались два звонка. О втором я расскажу потом – это забавная история. А первый был самый важный, и после него папа пошел на поправку. Позвонил доктор Давыдов и сказал что-то, чего я не слышал. Но папа даже поднялся с дивана и спросил слабым голосом: «Ты уверен? Это уже точно?»

Из трубки раздался успокаивающий, почти беззаботный смех.

Папа лег и стал досматривать спектакль. В антракте он сказал:

– Надо бы поскорее в квартире прибрать. Маму через неделю выписывают. Обследование кончилось, теперь ей только немного что-то там поколют – и выпишут.

И улыбнулся.

И стал комментировать игру актеров и смеялся, только коротко, потому что сразу начинал кашлять.

И мне стало полегче. Мы заварили еще питья, выпили порошки антигриппин, которые состояли из всего-то навсего растертых в порошок аспирина, димедрола и аскорбинки, и забылись.

А утром папа рассказал, что ему приснился сон, будто бы при помощи машины времени его послали в XIX век посетить Пушкина, и он подарил ему авторучку с кнопкой и даже с ним побеседовал.

Все это он рассказывал, пока мы, будто явившиеся с голодного острова, уплетали все, что он два дня назад накупил и что, слава богу, не успело испортиться. Мы выздоровели.

В надежде купить машину хотя бы на полгода пораньше папа послал письмо в спорткомитет. Он действительно очень много ездил по районам, когда занимался профориентацией от Пединститута, где преподавал, и на спортивные сборы, и на соревнования, где иногда был в качестве тренера, а иногда – в качестве судьи. Машина была необходима. К нам обращались с разными предложениями автожулики, предлагавшие купить машину на свое имя и на папины деньги, а папе выдать доверенность. Папа отказывал – некоторым вежливо. Сначала.

Но очередь на «жигули» – это почище очереди на прием к генсеку ООН. Тот-то примет рано или поздно. С «жигулями» бывало по-разному. А чиновники, как и сейчас, любили поиздеваться над человеком. Второй звонок, который раздался накануне вечером, был из автомагазина. Распоряжением какого-то важного комитета по спорту или даже министерства папе разрешили купить без очереди… «Волгу». Как раз незадолго до этого цены на машины повысили, и она стала стоить пятнадцать тысяч рублей.

Даже владелец какого-нибудь «Ламборджини» или еще чего-то очень дорогого и представительского сейчас не в состоянии понять, что означало в те времена иметь «Волгу». На таких машинах ездили большие начальники. Их редко останавливала ГАИ. Человек на «Волге» – это был… Я не знаю, как это описать. Владельцы суперкаров сейчас просто люди из другого мира, не такие как все. Марсиане. Владелец «Волги», несмотря на высочайший уровень престижа, все же оставался человеком. Но – особенным. Такой же, как все, – почти. Но…

…Но пятнадцать тысяч. Эта сумма была чудовищна. Пришлось многое из дома продать, включая проигрыватель, отчего я просто чуть не заплакал. На стенке опять повис график погашения долгов. Но заработки тогда были стабильные и работа тоже… С этим было полегче. Да и люди, имевшие возможность дать деньги в долг, никогда не брали процентов. Это считалось стыдно (хотя смотря в какой среде). В нашей – считалось…

И все же, несмотря на отсутствие процентов по долгам, этот график вышел длиннее и мучительнее. Дороже стоила страховка. Через полгода эксплуатации полетел коленвал. Еще через полгода прислали новый. Машина едва влезала в гараж… Ох.

Среди наших знакомых появился дядя Коля, у которого во время съемок фильма «Отпуск в сентябре» по пьесе Вампилова регулярно бывали в гостях артисты Даль и Леонов. Олег Даль был вечно небрит, и все говорили, что пил, хотя теперь я знаю, что он не пил. Выпил он в марте – в последний раз, чтобы использовать страшный подарок Высоцкого – ампулу тетурама, вшитую в бедро, – на кухне, в квартире на Грузинской улице…

Дядя Коля был таксистом, который возил артистов, и мастером по автомобильной части. Он знал о машинах такое, чего не знали их конструкторы и сборщики. И работал в таксопарке. А там ездили на «Волгах», и поэтому потертый, но рабочий коленвал дядя Коля поставил в нашу машину задолго до того, как с завода прислали новый.

А еще дядя Коля занялся подготовкой нашей машины к эксплуатации. Первое в этом деле – поставить машину на яму и перетянуть все гайки, отрегулировать все, что может двигаться, крутиться, шевелиться и отваливаться. Ну и антикоррозийное покрытие. В общем, нужно было сделать все, что в других странах делают на заводе.

Для борьбы со ржавчиной была приобретена где-то у военных летчиков банка красной краски «антикор», которую дядя Коля называл «суриком». Еще купили столько коробок пластилина, что хватило бы на уроки труда всем младшим классам района… Пластилин плавили и разбрызгивали по дну машины из краскопульта. Что там еще делали с машиной, я не знаю, но это заняло неделю. А нужно было еще получить номера!